ездил в поезде, и маленький буфет показался ему милым отголоском былых вагонов-ресторанов. К бутербродам он добавил колу.

* * *

Перекусили, и Бад рассказал о том, как лишился руки, а тетя Иджи дала ему прозвище Культя.

– Все это меня здорово подкосило, но тетка сказала: уж лучше ты сам себя окрестишь Культей, нежели это сделают другие. – Бад усмехнулся. – Она даже устроила похороны моей руки. И вот одно время я именовался Культей, пока мать это не пресекла. Она была очень правильная, а для тетушки запретов не существовало. Вечно духарила, валяла дурака. Все знали, что Иджи всегда готова к розыгрышу и веселью.

Уже проехали полпути до Бирмингема.

– Похоже, у вас было нескучное детство в том кафе, – сказал Билли.

– Отнюдь не скучное, – улыбнулся Бад. – Я знал всех путейцев. Все они завтракали в нашем кафе. У нас бывал весь город. Да еще масса приезжих, прослышавших о заведении. Никогда не угадаешь, кто нынче к нам заглянет. Да уж, повидал я интересных людей. И одну необыкновенную куклу.

– Что за кукла?

Бад рассмеялся.

– Это долгая история.

– Я сгораю от нетерпения ее услышать, – сказал Билли, вгрызаясь в бутерброд.

Полустанок, Алабама

1937

Жарким душным августовским полднем к кафе подкатил темно-зеленый «паккард», на заднем стекле которого виднелась картонка с надписью «Семья певчих Оутмен, путешествующая во славу Иисуса». Тучная женщина, выбравшаяся с заднего сиденья, вперевалку направилась ко входу и, распахнув сетчатую дверь, зычно объявила:

– Меня зовут Минни Оутмен! Хочу отведать знаменитых жареных зеленых помидоров. Я туда попала?

От облика дамы, шириною с дверь, в которую она вошла, Руфь лишилась дара речи. Но Иджи тотчас узнала гостью по афишке, виденной на телеграфном столбе, и ответила:

– Туда, туда, миссис Оутмен. Милости просим.

– Чудненько. Мы тут с ребятами всю ночь пели псалмы, и я сказала своему муженьку: Феррис, говорю, я не уеду из Алабамы, покуда не подкреплюсь. – Минни подковыляла к стойке и оглядела табуреты. – Дорогуши, вам придется взять с меня, как за двоих, поскольку на одной этакой жердочке я не умещусь. – Она взгромоздилась на табурет. – Как тебя кличут, лапа?

– Я Иджи, а это Руфь.

– Приятное знакомство. Парни мои еще спят в машине. Им лучше поспать, чем поесть. Я не такая. Дайте-ка мне тарелочку ваших жареных зеленых помидоров и сладкого чаю.

Из дверей кухни выглянула Сипси. Минни ее заметила.

– Не Сипси ли Пиви я вижу?

– Я самая, мэм.

– Дама, поведавшая мне об этом кафе, сказала, что ты лучшая повариха во всей Алабаме. Так ли оно?

Сипси хихикнула.

– Да, мэм.

Минни заказала вторую порцию жареных зеленых помидоров и половинку кокосового торта, когда в кафе появился Бадди Тредгуд. Он направился в свою комнату, но Иджи ухватила его за рубашку.

– Погоди-ка, Бадди, я хочу кое-кому тебя представить. Познакомься с миссис Оутмен, ее семья славится исполнением церковных гимнов.

Бадди вытаращился на гостью. Он еще не видел таких толстых людей.

– Привет, малыш, – сказала Минни и, глянув на него, спросила: – Где ж твоя лапка, милок?

– Несчастный случай, миссис Оутмен, – вмешалась Руфь.

Минни сделала грустное лицо.

– Экая жалость… Что ж, добрый Господь дает, он же и отнимает. Сколько тебе годков, малыш?

– Семь, – выдавил Бадди.

– Это ж надо! А я знаю кое-кого, кто мечтал бы с тобой познакомиться. – Она посмотрела на Иджи. – Душенька, сгоняй к моей машине и разбуди Флойда, пусть доставит сюда Честера. Его тут ждет сюрприз.

Через несколько минут в кафе вошел взъерошенный мужчина, в руках он держал напарника чревовещателя – небольшую деревянную куклу с ярко накрашенным ртом и нарисованными веснушками, обряженную в красный ковбойский костюмчик и того же цвета стетсон на белобрысых паклях. Это и был Честер – единственная в мире кукла, которая цитировала Писание и распевала псалмы.

– Ну, дружок, поздоровайся с Бадди, – сказала Минни.

Честер вдруг ожил. Он посмотрел на мальчика, сморгнул, вверх-вниз подвигал бровями и произнес:

– Привет, Бадди! Как поживаешь?

У Бадди, который ничего подобного не видел, отвисла челюсть.

– Хорошо поживаю, – чуть слышно пролепетал он.

– Сколько тебе лет? – спросил Честер.

– Семь.

– Ух ты! И мне семь. Давай дружить?

– Давай, – кивнул Бадди.

– Здо́рово! Дай пять! – Честер протянул маленькую деревянную руку, и мальчик ее пожал.

– Может, ты нам что-нибудь споешь? – спросила Минни.

– С удовольствием! – охотно согласился Честер и посмотрел на своего партнера. – Чего спеть, Флойд?

Тот пожал плечами.

– Может, «По просторам во славу Иисуса»? Или «Когда призовет нас труба Господня»?

Честер повернулся к мальчику.

– Какая тебе больше нравится?

– М-мм… наверное, труба Господня.

– Отличный выбор, песня в числе моих любимых!

Минни сползла с табурета и прошла к старому пианино в углу зала. Под ее аккомпанемент Честер йодлем затянул псалом.

Кафе быстро заполнялось народом, прослышавшим о визите знаменитой исполнительницы церковных гимнов. Из расположенного по соседству салона красоты первыми прибыли дамы в папильотках и сеточках для волос.

Честер закончил свой вокальный номер, раздались аплодисменты. Кто-то из публики крикнул:

– Минни, спой нам что-нибудь, пожалуйста!

Обернувшись, толстуха увидела аншлаг в зале.

– Конечно, лапа, – сказала она и во весь голос начала свой уже знаменитый псалом «Не дождусь попасть на небеса».

По окончании песни к Минни выстроилась очередь за автографом. Маячивший в дверях Феррис Оутмен окликнул жену:

– Поехали, милая! К пяти мы должны быть в Пайн-Маунтине.

Когда семейство отбыло, Бадди, совершенно оглушенный увиденным, спросил:

– Тетя Иджи, а Честер, он настоящий?

– Конечно! Он же смотрел на тебя и разговаривал с тобой, верно?

– Да, но он такой маленький. Почему?

– В том-то и дело, что все мы разные. Кто-то с одной рукой, кто-то с двумя. Есть люди толстые и есть тощие, есть маленькие и есть, вроде меня, умные. – Иджи посмотрела на подругу и добавила: – А еще встречаются недоумки.

Руфь бросила в нее печеньем. Иджи уклонилась и захохотала. Дождавшись, когда она отвернется, Руфь снова пульнула печеньем и угодила ей точно в затылок.

– Ай! – Иджи схватилась за голову.

– Что такое? – Руфь невинно улыбнулась.

– Ты в меня кинула печенье!

Руфь подмигнула сыну.

– Какое еще печенье? Не знаю я никакого печенья.

– Бадди, ты свидетель!

– Извините, я ничего не видел.

Иджи показала им язык и ушла в кухню.

* * *

Вечером, когда Руфь уложила сына в постель, заботливо подоткнув одеяло, Бадди сказал:

– Мама, мне очень понравился Честер. Как думаешь, а я ему понравился?

– Конечно, милый. Он же подписал тебе свою фотографию, правда?

– Хорошо бы хоть иногда получать от него весточку, как от друга по переписке.

Бадди уснул, а маленького Честера, который покидал Джорджию и отправлялся в