— Это мы всегда успеем, — снова заговорил человек со змеиными глазами. — Не забывайте, у нас есть еще один долг перед богами. Мы должны сохранить дарованную ими бесценную святыню.

— Брат Харешим имеет в виду Гилареш?

— Да, я говорю о Стреле Гильгамеша. Я верю, что Вавилон восстанет из развалин, и тогда Гилареш вернется на свое место.

Жрецы переглянулись.

— Скажите свое слово, братья! — проговорил старик в красной мантии.

Широкоплечий человек с рыжей бородой кивнул:

— Брат Харешим прав. Мы должны сохранить святыню, сберечь ее до лучших времен, когда Вавилон вернет свою славу.

— Мы должны сделать все, пока не поздно! — подхватил курчавый жрец.

— Мы не можем тревожить бога! — возразил его сосед, похожий на коршуна черноволосый старец. — Бог не позволит прикоснуться к его достоянию!

— Лучше, чтобы Гилареш достался дикарям? — гневно воскликнул Харешим.

— Пусть на них и падет гнев бога! — возразил коршун. — Мы не должны совершать греховное!

— Мы должны сберечь святыню!

— Братья, братья, не след нам ссориться между собой, особенно в такой страшный день! — прервал перепалку верховный жрец. — Пусть остальные скажут свое слово.

Жрецы высказались один за другим. Большинство поддержали Харешима, считая, что нужно спрятать Стрелу Гильгамеша.

— Вы приняли решение, братья! — проговорил верховный. — Я поддерживаю его. Осталось решить, кто из вас возьмет на себя эту страшную участь, кто заберет святыню у его хранителя.

— Пусть тот, кто предложил нечестивое дело, сам его и исполнит! — мстительным голосом сказал похожий на степного коршуна старик.

— Я не беру свои слова обратно! — гордо проговорил Харешим. — Времени мало, и я сейчас же отправлюсь в тайное подземелье.

Верховный жрец дважды хлопнул в ладоши, и перед ним появился бритоголовый человек в желтой хламиде, сопровождаемый двумя храмовыми стражниками.

— Проводи брата Харешима в Тайный зал! — приказал ему старый жрец.

Бритоголовый кивнул и сделал знак следовать за собой.

Они прошли через Зал Совета, миновали статую Господина Баала и вошли в узкий коридор, ведущий в неизведанное.

Провожатый Харешима чувствовал себя в темноте как летучая мышь. Он уверенно шел вперед, и жрец старался не отставать, чтобы не заблудиться в страшной тьме святилища. Время от времени лица касалось дуновение воздуха, словно во мраке кто-то пролетал рядом с ним. Иногда поблизости раздавался писк или цокот маленьких лапок.

Так они шли довольно долго.

Наконец провожатый коротким возгласом велел Харешиму остановиться.

Наступила тишина, но вдруг ее расколол громкий удар гонга.

Из темноты донесся холодный голос:

— Кто пришел к нам из Верхнего мира? Кто посмел потревожить вечный покой Владыки, вечный покой Господина времени, Властителя дня и ночи?

— Это я, малый слуга. Я привел брата из братьев, который хочет преклонить колени перед Владыкой.

— Войдите! — И снова во тьме прокатился протяжный, гулкий удар гонга.

Провожатый шагнул вперед, скрипнула дверь, через которую просочился свет. Харешим сделал шаг следом и оказался в огромном, залитом золотистым светом зале, в глубине которого возвышалась статуя божества — человека с головой быка, в руке которого было зажато золотое копье.

— Владыка видит тебя! — произнес где-то высоко громкий властный голос. — Владыка видит твое сердце! Владыка видит твои помыслы!

Харешим на несколько шагов приблизился к быкоголовому.

Раздался устрашающий грохот, и золотое копье в руках бога качнулось вперед, едва не пронзив грудь Харешима. Тот, однако, не устрашился, не отступил и не бежал.

Острие копья остановилось в нескольких пядях от его груди.

— Делай, зачем пришел! — прогремел прежний властный голос.

Харешим протянул руки и коснулся наконечника копья. Он представлял собой два заостренных золотых листка, сложенных, как ладони, два остроконечных лепестка того цветка, который расцветает на рассвете и увядает с закатом.

Харешим осторожно развел эти лепестки, и тогда они отделились от древка и остались в его руках. Жрец с благоговением взирал на острие священного копья.

Проводник окликнул его:

— Брат, нам нужно идти. Владыка дня и ночи был снисходителен к тебе, но его терпение не безгранично, и теперь нам пора покинуть святилище.

— Да, пойдем… — Харешим спрятал святыню у себя под одеждой и покинул зал вслед за бритоголовым.

Они снова шли в темноте бесконечного коридора, но на этот раз провожатый привел Харешима к другой двери. Открыл ее, и они оказались на задней стороне Зиккурата, возле лестницы, которая спускалась к Западному каналу.

— Прощай, брат, дальше наши пути расходятся, — сказал проводник, — внизу тебя ждет лодка.

Он хотел вернуться, но Харешим дотронулся до его плеча:

— Постой, брат, у меня есть к тебе еще одно дело.

— Какое?

— Вот какое! — И жрец вонзил в грудь проводника узкий кинжал, который вдруг оказался в его руке.

— За… что?.. — выдохнул тот, схватившись за грудь. — Я сделал то, что мне велели… старшие братья…

— Ты знал слишком много, — ответил Харешим и выдернул кинжал из раны.

Проводник охнул, колени его подогнулись, и бездыханное тело упало на каменные ступени.

— Прости, брат! — проговорил Харешим, вытирая окровавленное лезвие краем одежды.

Он спустился к каналу. Вода в нем стояла очень низко, но плоскодонная лодка покачивалась возле причала. Жрец шагнул в нее, отвязал веревку, оттолкнулся от каменной пристани и выгреб на середину течения.

Впереди в ночной темноте уже смутно рисовались стены Вавилона.

Несколько минут Харешим плыл в полной тишине, но с каждой минутой вода опускалась все ниже и ниже, лодка начала скрести по дну канала и вскоре остановилась.

И тут же со стороны Речных ворот донесся странный и страшный гул. В этом гуле смешивались топот копыт, ржание коней и хриплые голоса степных кочевников.

— О боги! — воскликнул Харешим. — Я не успел! Что делать?

Боги молчали, и жрец решил действовать по своему разумению — выпрыгнул из лодки и побежал по воде к берегу.

Но страшный гул неумолимо приближался, и скоро из темноты показались оскаленные конские морды и еще более страшные, обросшие бородами лица скифов.

Харешим согнулся, пытаясь стать незаметным во мраке, но степной всадник на косматой приземистой лошади натянул короткий лук, выпустил легкую тростниковую стрелу…

Стрела пропела песню смерти и вонзилась под лопатку жрецу.

Скиф приблизился, пригнулся в седле и схватил Харешима за шею, прежде чем тот упал в мелкую воду канала. Быстро и умело обшарил одежду жреца