К декабрю бешеная спешка предшествующих месяцев пошла на спад. Погрузка значительно замедлилась, число эшелонов в пути сократилось: если в июле по железным дорогам двигалось 300 000 вагонов, заполненных эвакуируемыми грузами и людьми, то в декабре – всего 71 000. Пик загруженности железных дорог и эвакуации пришелся на июль и октябрь. После октября число эшелонов уменьшилось более чем вдвое. В основном задача была решена[231]. 25 декабря ГКО расформировал Совет по эвакуации и передал его организационный аппарат Комитету по разгрузке транзитных грузов, функционировавшему еще 4 месяца. Его обязанности сводились к уборке: расчистке складов, а также сортировке и отправке потерянных грузов.

Второй исход

Весной 1942 года линия фронта вокруг Москвы стабилизировалась, а немцы предприняли масштабный бросок через Кавказ, рассчитывая завоевать Сталинград, установить контроль над Волгой и отрезать север России от источника нефти на юге. Наступление вермахта спровоцировало на угрожаемых территориях вторую, уже не столь масштабную волну эвакуации, проходившей с мая по октябрь 1942 года. По образцу Совета по эвакуации была сформирована новая Комиссия по эвакуации, куда вошла значительная часть руководителей Совета, в том числе Шверник, Микоян и Косыгин[232]. В июле немцы дошли до Волги, что подтолкнуло к массовой эвакуации западных районов Сталинградской области. Мостов не было, и на берегу в ожидании переправы скопились тысячи людей, стада численностью более миллиона голов, груды техники. 13 июля Сталинградский городской комитет обороны и областной партком организовали строительство 23 переправ, и небольшие речные суда под градом немецких бомб перевозили людей, животных и тонны техники[233].

Тем же летом, но несколько позже ГКО назначил Дубровина уполномоченным руководить эвакуацией на Северном Кавказе. Бои и оккупация преградили путь через Ростовскую область и Краснодарский край на север, так что тысячи людей и тонны оборудования пришлось перенаправить в порты Махачкалы, Баку и Красноводска. Комиссии по эвакуации требовалось перевезти огромные цистерны с нефтепродуктами из Грозного и Баку на заводы Среднего Поволжья, Урала и Сибири, но путь через Сталинград был уже закрыт – там шли ожесточенные бои. Железнодорожники снова придумали смелый и находчивый способ: проверив, будут ли цистерны держаться на плаву, они закупорили их, соединили друг с другом, как вагоны, и на буксире отправили по Каспийскому морю из Махачкалы в Красноводск[234]. Им удалось также спасти зерно с Кубани, региона между донской степью и Кавказом, где не хватало крытых вагонов. Партийные активисты на Северо-Кавказской железной дороге мобилизовали все виды транспорта, поэтому железнодорожники грузили зерно в цистерны, паровозные тендеры и полувагоны для перевозки угля. Без зерна не уходил ни один поезд. Многие из этих импровизированных емкостей привели в недоумение работников на другом конце маршрута. Когда через несколько месяцев Дубровина командировали на Куйбышевскую железную дорогу выяснить, в чем причина медленной разгрузки, оказалось, что зерно в огромных цистернах 2 месяца пролежало рядом с элеватором, потому что рабочие не знали, как пересыпать его в хранилище. Дубровин распорядился немедленно выгрузить зерно, и тогда рабочие стали залезать внутрь цистерн, лопатами наполнять зерном маленькие кадки и выбираться с ними наружу. На разгрузку каждой цистерны ушло 2–3 дня, но в конце концов и эта задача была решена. К началу ноября 1942 года рабочие успешно эвакуировали около 30 000 вагонов, заполненных людьми, промышленным и сельскохозяйственным оборудованием, зерном из Краснодарского и Орджоникидзевского (с 1943 года Ставропольского) края и миллионным поголовьем скота. Зерно, которое вывезти не удавалось, залили керосином и подожгли. В одном городе Дубровин вместе с заместителем наркома земледелия В. А. Ершовым руководил взрывом элеватора, спасаясь от огромного пожара буквально перед приближением немцев[235].

* * *

В первые же месяцы войны Совет по эвакуации выработал четкую и эффективную схему эвакуации. Однако, как впоследствии писал Погребной, трудно без волнения вспоминать те тягостные дни, наполненные тревогой и беспокойством[236]. Постановления о тактике «выжженной земли» и отступление Красной армии вызвали панику в прифронтовой зоне, вынудив местное руководство решать трудные вопросы в отсутствие достоверной информации. Вместе с тем Совет по эвакуации показал, что коллективными усилиями можно противостоять панике, успешно мобилизуя ответственных и партийных работников, руководителей и рабочих для спасения миллионов людей, а также промышленной и сельскохозяйственной базы. К концу 1942 года Совет по эвакуации справился с задачей, которой не мог предвидеть. Как показали беспорядки в Иванове, нельзя было рассчитывать на успех без участия рабочих. Заводские и железнодорожные рабочие трудились сутки напролет – без перерывов, а часто и под обстрелом. Это был неслыханный подвиг, до сих пор остающийся единственным в своем роде.

Поначалу Совет по эвакуации действовал, реагируя на угрозу воздушных налетов или оккупации. Однако вскоре он начал заранее принимать меры и планировать эвакуацию. Чиновники, ведавшие хозяйством и промышленностью, члены местных советов и партийные активисты, равно как и рабочие, во многом опирались на опыт плановой индустриализации, изменившей страну в 1930‐е годы. Как бы промышленность ни страдала от дефицита и низкокачественной продукции, опыт планирования оказался бесценным на железных дорогах и при перемещении индустриальной базы на восток. Военный историк Джон Эриксон назвал это перемещение «без малого второй промышленной революцией»[237].

Исключительно важную роль в победе Советского Союза сыграла, пожалуй, именно эвакуация промышленных предприятий. Но не меньшее внимание Совет по эвакуации уделял вывозу детей и продовольствия. Дети составляли подавляющее большинство – более миллиона – среди эвакуированных в июле из Москвы и Ленинграда. К декабрю 1942 года 1,8 миллиона детей было вывезено в более безопасные регионы России, Казахстана, Узбекистана и других республик[238]. В середине лета зерно и запасы продовольствия вышли на первый план, оттеснив даже грузы оборонных предприятий. В Совете по эвакуации понимали, что войну не выиграть, если в тылу работникам будет нечего есть. Лишь в начале октября, когда немцы двинулись к крупным промышленным центрам Украины, Совет обозначил приоритет металлургических заводов и горнодобывающих комбинатов перед продовольствием.

Эвакуация, происходившая одновременно с отступлением, отражала своеобразную диалектику победы. Каждый акт эвакуации – вызванный поражением на фронте и отступлением – помогал выстроить на востоке новую базу оборонной промышленности, обеспечивавшей Красную армию техникой, необходимой, чтобы вернуть утраченные земли. В феврале 1942 года партийный инструктор в Челябинской области, крупном промышленном центре, с гордостью докладывал, что, несмотря на потерянную в ходе эвакуации продукцию, многим демонтированным и заново отстроенным заводам удалось выполнить план на 1941 год. Рабочие, по его словам, самоотверженно выходили на 2–3 смены[239]. Эвакуация представляла собой противоречивую смесь планирования и импровизации, своевременных отправок и лихорадочных погрузок в