– Или парень из Англии, – продолжила Ева, распаляясь все больше. – Я посещаю его в грезах, где мы с ним скачем, как зайчики. Наша связь выше секса, она эмоциональная, психологическая. Кроме него, я никому не могу доверять. Вокруг меня бушуют темные силы. Закон глуп, он портит мою карму, поэтому наяву он помогает мне расследовать преступления. Там, у себя, он пытался поступить в полицию, но провалил психологический тест.

– Я в шоке.

– Я тоже. – Она помассировала себе глаза. – Другой воздыхатель – из Калифорнии. Сначала кажется нормальным, только слишком кипучим. Поклонник книги, фильма и мой. Тоже в своем роде борец с преступностью – так он утверждает. Жаждет со мной сотрудничать. А потом спать. Не против, если ты будешь у нас третьим.

У нее онемел затылок, мышцы напряглись, как канаты. Разминая ее шею и затылок большими пальцами, Рорк поинтересовался беззаботным голосом:

– В работе или в сексе?

– Там и там. Он человек без предрассудков. С моей помощью хотел бы переехать в Нью-Йорк и консультировать меня, уж он-то знает, как обойти громоздкую систему и заставить плохих парней отвечать перед законом. По его мнению, мне недостает восхищения и уважения, каких я заслуживаю. В своем последнем письме он пишет, что мне бы надо возглавить полицию Нью-Йорка. Очень за меня переживает.

– Поездки?

– Дважды бывал в Нью-Йорке, но не в последние полгода. Надо будет всеми ими заняться.

– Есть еще?

– Последний кандидат, присланный Мирой. Женщина, двадцать восемь лет, живет в Нью-Йорке, в Нижнем Вест-Сайде, юрист в фирме, специализация – семейное право. Писала восемь раз за год, с каждым разом все чаще. Знает, что мы станем лучшими подругами, если познакомимся. Она тоже выступает за пострадавших и за невиновных, так что мы похожи. Прошлым летом от нее ушел молодой человек, чему посвящено длинное письмо, смахивающее на рассказ: она рыдает у меня на плече, зная, что понять ее могу одна я. Ничего сексуального, скорее, она решила, что мы похожи на сестер, закадычных подруг, и рвется помочь мне так же, как я, по ее мнению, помогла ей. Благодаря мне она выстояла, смогла о себе позаботиться, нашла силы и отвагу. Господи!

– Что-то криминальное?

– Нет, ничего особенного. Арест за хранение запрещенных препаратов несколько лет назад. Жалобы соседей на нарушение тишины. Драки с парнями – без последствий. Что-то не вижу связи с Баствик. Где тут спусковой крючок? Она выходит сухой из воды, вообразила какие-то нездоровые, от начала до конца вымышленные отношения со мной, считает, что наши занятия похожи, часто обижается на юридическую систему, не обеспечивающую торжество справедливости. Вроде бы безобидная сумасшедшая, и все-таки…

Он нагнулся и поцеловал ее в затылок.

– Ты огорчена, потому что теперь понимаешь, что находишься в центре жизни незнакомых тебе людей, которых не хочешь знать. Ты всегда сторонишься сцены. Тебе подавай потерпевшего, преступника, выживших. Это твоя работа, твоя жизнь. Наша жизнь.

– Разве это неправильно?

– Как раз правильно. Просто теперь ты знаешь факт, с которым тебе придется считаться, чтобы исполнить свой долг.

– Дело не только в книге и в фильме. Хорошо бы все списать на это, на излишнее внимание, но ведь все началось раньше. Вот что сводит с ума!

Он что-то пробормотал в знак согласия и опять чмокнул ее в затылок.

– Ты разберешься, потому что ты – это ты, ты знаешь свое дело. Но ты не сказала того, что известно нам обоим: кое в чем виноват и я, часть внимания, прикованного к тебе, связана со мной.

– Я – это я, я делаю свое дело, но во многом замешан ты.

– Правильно. – Он уселся на край стола перед ней. – Мои люди тоже займутся перепиской. Мне тоже пишут, вот мы и сличим авторов – вдруг найдем пересечения? Теперь – финансы. То, что я успел просмотреть, не наводит на мысль о наемном убийце. У Стерна есть пара тайных счетов, но другого не приходилось ожидать. Подозрительных списаний и переводов средств не обнаружено.

– То, что есть, достаточно незаконно, чтобы использовать это как рычаг?

– Нет, слабовато. – Рорк покачал головой и хлебнул воды из ее бутылки. – Для чего тебе рычаг?

– Чтобы он предоставил мне всю переписку Баствик с клиентами. Сейчас этим занимается Рео. Если бы что-то было, Баствик сама завела бы дело об угрозах. Но то, что сейчас ее переписка заблокирована, сводит меня с ума.

– Отложи это на завтра, как и все остальное.

Она бы поспорила, если бы не знала, что уже сделала все, что можно было сделать за день, и теперь должна дождаться утра.

Выводя ее за руку из кабинета, Рорк взглянул на ее журнал, выведенный на экран. Его рассердила ее фотография. А в следующее мгновение он испытал приступ липкого страха.

Она знала, что это сон, смирилась, что будет его смотреть, еще до крепких объятий Рорка, прежде чем закрыть глаза.

Она плыла внутри своего сна, превратившись в голос, в образ, в воспоминание.

Вот они с Рорком в машине, остановившейся прямо на мостовой, набрасываются друг на друга, рвут друг на друге одежду, она изнывает от желания почувствовать его внутри себя, как будто от этого зависит ее выживание.

И оба не подозревают, что все происходящее, их безумное желание спариться, происходит по команде Барроу.

Теперь они на вечеринке, спрятались в глубоком стенном шкафу. Рорк уже наставил ей синяков и, прижав к стене, жестоко врывается в нее, обуреваемый диким, хищным желанием – все по той же самой команде.

– Тсс, это только сон.

В ее забытье проник голос Рорка, и она, услышав его, расслабилась, боль и унижение улетучились.

Вот во что их вверг Барроу. Вот кого защищала Баствик.

И если бы только это. Нет, гораздо, неизмеримо хуже!

Повесившийся Матиас, утонувший в собственной крови Фицхью. Девейн, раскинувшая руки и бросившаяся вниз с карниза «Таттлер Билдинг».

Свою власть над ними Барроу не использовал – это делал кто-то другой, но он ее создал. Ради денег, прибыли, власти.

Следующим чуть было не стал Рорк. Капкан уже был взведен, зерно самоуничтожения было готово для сева.

А защитницей злодея выступала Баствик.

«Я выполняю свою работу, вы – свою, ведь так, лейтенант?»

В переполненном зале суда, среди знакомых и незнакомых лиц встает со своего адвокатского места Баствик. На ней один из ее любимых костюмов – ярко-красный, отлично скроенный, туфли на высоченных каблуках, приковывающие взгляд. Попробуй, не обрати внимания на ее ноги! Аккуратный узел светлых волос на затылке, красивое спокойное лицо.

Ева сидит на свидетельском месте. Ее заливает бьющий в окно солнечный свет. У нее за спиной возвышается, как назло, статуя слепой Фемиды с наглой ухмылкой на лице.