На следующий день Мэттью подарил Фрэнки свою футболку с логотипом Супермена. Это была синяя легкая футболка, которую он носил три года. На первом курсе Фрэнки часто видела его в ней. Широкие плечи, узкая талия и очки в черной оправе делали его похожим на Кларка Кента – тело супергероя под неприметной одеждой журналиста.

Так что Мэттью в этой одежде был как бы Кларком Кентом, но Кларком Кентом, который носит на себе символ Супермена. Рекурсия[15]. Не говоря о том, что выглядел он неплохо.

Мэттью снимал очки, только когда целовал Фрэнки. Без них он совсем не напоминал Супермена. У него был недоуменный вид, как будто чего-то не хватало. Однажды Фрэнки примерила его очки и поняла, что у Мэттью очень плохое зрение.

День, когда Фрэнки получила футболку, был одним из немногих, когда они смогли остаться наедине в комнате, которую Мэттью делил с Дином. Было воскресенье, и их друзья по большей части отправились в город на автобусе, где они обедали, ходили по магазинам и прятались от сопровождавших их учителей третьего курса. Обычно девушек пускали в мужские общежития только вечером с семи до половины десятого в «часы совместной учебы». Официально для этого требовалось зарегистрироваться. Поэтому Мэттью провел Фрэнки в свою комнату на четвертом этаже по пожарной лестнице, на которую нужно было карабкаться по дереву рядом с изгородью. С дерева надо было перебраться на лестницу, по которой подняться на четвертый этаж, оттуда в туалет и дальше по коридору.

Они слушали музыку, целовались на кровати Мэттью, потом играли в скраб л, потом решили скачать еще музыки. В какой-то момент Фрэнки увидела на ночном столике Мэттью фигурку печального бассет-хаунда. Вроде тех, какие часто видишь покрытыми пылью в магазинах товаров для интерьера или в прабабушкиной гостиной. Краска на носу песика стерлась, от лап откололись кусочки.

– Кто твой приятель? – спросила Фрэнки, сразу сообразив, что та же самая собака – собака тайного общества, в котором состоял ее отец – была на приглашении.

– Не трогай, пожалуйста.

– Почему? – Фрэнки поставила фигурку обратно и погладила фарфоровые уши. – Она ценная?

– Сомневаюсь.

– Тогда почему? – Она надеялась, что он расскажет, поделится с ней своими секретами.

– Так, память. Ты не могла бы все-таки перестать ее трогать?

Фрэнки убрала руку и посмотрела на Мэттью.

– Я же не разобью ее. В чем проблема?

Мэттью потянулся и с улыбкой взял ее за руку.

– Я все равно тебе не скажу. Иди ко мне на кровать.

Она осталась стоять.

– Не понимаю, что за секреты, – обиженно проговорила она, хотя все прекрасно понимала.

– Это не большой секрет. Я просто не хочу это обсуждать.

– Ладно.

– Фрэнки.

– Что?

– Пожалуйста, не обижайся.

– Я не обижаюсь.

– Ты – моя девушка, – прошептал Мэттью. – Ты – моя девушка, и я твой парень. Ты моя, а я твой. Давай не будем ссориться.

– Но мне нельзя трогать твоего фарфорового песика.

– Нет, – сказал он, целуя ее. – Тебе нельзя трогать моего фарфорового песика.

* * *

Они целовались еще, а потом Фрэнки поняла, что уже поздно, и собралась уходить. Она наклонилась за лежащим на полу свитером. Мэттью, вероятно, чувствуя себя виноватым из-за того, что не дал ей потрогать бассет-хаунда, вытащил из ящика футболку и протянул ей.

– Возьми, – сказал он. – Надень.

Для того чтобы надеть эту футболку ей нужно было снять свою, и на мгновение она заколебалась. Мэттью явно опытнее нее. Он смотрел на нее так, будто в том, чтобы снять футболку перед ним, не было ничего особенного.

– Отвернись, – сказала она.

– Что?

– Отвернись. Я не буду переодеваться у тебя на глазах.

Он послушно повалился на кровать лицом в подушку.

– М-м-м, – промычал он в наволочку.

– Что?

– Иногда я забываю, что тебе всего пятнадцать.

Фрэнки не знала, растрогаться ей или обидеться, но футболку все-таки надела. Ткань пахла Мэттью, чистотой и теплом его тела.

– Спасибо.

Мэттью сел и обхватил ее за талию. Портер никогда не обнимал ее так. Словно от неожиданного прилива энтузиазма.

– Я хочу, чтобы она была у тебя.

Фрэнки надела футболку на следующий день и по взглядам окружающих поняла: все знают, что это футболка Мэттью. Или принадлежала ему до этого. Фрэнки нравилось носить его футболку. Но когда она похвасталась Зеде, та сказала:

– Фу, Фрэнки, не будь такой старомодной. То есть Мэттью хороший парень и все такое, но носить его футболку – это все равно что носить на груди знак «Собственность Мэттью Ливингстона».

– Зеда!

– Но если это так.

– Это не так.

– Он как будто пометил тебя.

– Наоборот, – огрызнулась Фрэнки. – Он отдал мне вещь, которую любит, с которой не хотел бы расстаться.

– Нет, он повел себя как собака, задравшая ногу на пожарный гидрант. Он метит тебя своим запахом.

– Перестань.

– Ладно. Вот тебе еще интерпретация. Тебе идет эта футболка? – спросила Зеда. – Уверена, что идет.

– Да, вроде того, – захихикала Фрэнки.

– Тогда, может быть, он хотел увидеть тебя в ней. Может быть, он наряжает тебя. Ты об этом не задумывалась? О том, что он может наряжать тебя как куклу?

– Нет. Если бы он наряжал меня, он бы подобрал что-то получше старой футболки.

– Правда?

– Да перестань. Это просто старая футболка.

– Может быть, у него такие вкусы.

– Зеда. Может быть, это его вещь, которую он хотел мне отдать. Принести в жертву.

Зеда усмехнулась.

– В жертву?

– Если ты хочешь спорить дальше, – сказала Фрэнки, – то можно сказать, что он отдал мне футболку как приношение богине.

– Теперь ты говоришь глупости.

– Не больше, чем ты, когда говоришь, что он – собака, футболка – моча, а я – пожарный гидрант. Это счастливые хорошие отношения, а в твоих устах они кажутся окончательно винными.

– Какими?

– Винными. Сомнительными с моральной точки зрения.

– Как хочешь.

– Может быть, на мне сейчас одеяние, поднесенное мне Мэттью Ливингстоном как дань моей невероятной божественной сущности.