— В чем дело, Джулианна? — спросил Джо со вздохом, повернувшись на вертящемся кресле, стоявшем напротив стола с пишущей машинкой. Дейзи прижалась к его груди.

— Мне приснился дурной сон.

— Расскажи какой.

Джо всегда был готов выслушать рассказы Джулианны о ее снах. Любопытство мужа начало вызывать у нее подозрения. Не раз образы, выплывавшие из ее подсознания, появились в стихах Джо. Взглянув на Дейзи, которая задумчиво накручивала прядку волос на палец, она покачала головой.

— Пойди поиграй, Мышка, — сказал Джо.

Дейзи спрыгнула с его колен и выбежала за дверь. Джулианна расплакалась.

— Мне приснилось, что у меня выпали все зубы, — сказала она. — Это было так ужасно.

— Сны про зубы? — сказал Джо. — Паршиво.

— Ты будешь меня любить, когда у меня выпадут все зубы? — спросила Джулианна сквозь слезы.

— Конечно, милая, но я почти уверен, что протезы тебе придется вставлять уже без меня.

— Тс-с-с, — проговорила Джулианна, садясь на колени к мужу. Она терпеть не могла, когда он говорил о смерти. Ему было шестьдесят девять лет. Когда они познакомились, ему было пятьдесят три. Ей только что исполнилось двадцать пять, она заканчивала учебу на факультете английской филологии, где Джо вел семинары по поэзии Китса. Великий Человек только что развелся со своей третьей женой, страдавшей гемофилией и маниакально-депрессивным психозом. Джо через многое прошел, многое пережил: алкоголизм, абстиненцию, рак, выздоровление от рака, провозглашение гением, безвестность, воскрешение из небытия и новые восхваления. Его лицо представляло собой массу глубоких, безумных линий, как будто кто-то сорвал с него кожу, скомкал, как бумагу, а потом снова приклеил на место. Трудно было представить, что у кого-то может быть столько морщин. Когда они познакомились, Джо хотелось спокойной жизни, домашних тапочек и ребенка. Джулианне на тот момент не хотелось ни первого, ни второго, ни третьего, но какая-то сила влекла ее тело и разум к Джо, и она сочла это притяжение судьбой. В двадцать Джулианна была просто картинкой. Когда они впервые разговаривали с Джо, он сказал: «Ты похожа на стакан молока». Она была полна сил, вся светилась, у нее были белоснежные зубы, пышная грудь и густые волосы — загляденье, словом. Джо говорил, что заниматься с ней любовью подобно падению в заросли гардений и приземлению на милую толстую сонную свинку. Она сочла это комплиментом. Их свадьба состоялась на поле. Он попросил ее о единственном: чтобы она никогда не употребляла в стихах слово «сочный».

Джо пошевелил коленями и вздохнул. Джулианна встала.

— Мне нужно запечь лосося, — сказала она.

Джо похлопал ее по бедру, повернул кресло к столу и устремил взгляд на страницу, над которой работал. Джулианна тоже взглянула и прочла:

«Острые черные глаза на лице загорелом, / чистые руки, как голуби белые, / лежат, утомленные, на столе».

На глаза Джулианны набежали слезы зависти. Она поняла, что стихотворение будет резким, грубоватым, оно будет честным.

В кухне она завернула тушку лосося целиком в марлю и аккуратно уложила в неглубокий керамический противень. Затем замесила тесто для хлеба, вкладывая в ладони весь вес своего тела. Ее шея покрылась испариной. Краешком глаза она словно бы увидела свою другую жизнь — жизнь, которая у нее была бы без Джо. Другая Джулианна сидела перед пишущей машинкой у окна в своей старой квартирке в Нью-Йорке, вглядывалась в сумерки за окном, зажав между пальцев сигарету. Нет, никаких сигарет. Только кофе! В машинке, изогнувшись, лежал лист бумаги с двумя напечатанными строфами. Две резкие, чистые, совершенные строфы, вколоченные в плоть бумаги… Джулианна перестала месить тесто, выпрямилась и несколько секунд стояла неподвижно. Не слишком ли глубоко она погрузилась в настоящую жизнь? Она никогда не напишет великого стихотворения. Она вышла замуж за Великого Человека. Она стала месительницей теста, запекательницей лосося. Она загнала себя в западню. Ничего из нее не получится, потому что у нее нет на это времени.

За ужином все шло своим чередом. Первое блюдо было почти доедено, и Джо рассказывал одну из своих любимых историй. Обычно эта история казалась Джулианне ужасно смешной. Насчет художника из Флориды, рисовавшего вывески. Его звали Ал Когалик, и он, естественно, был жутким пьяницей. Но сегодня Джулианна слушала голос мужа, не слыша его слов. Она наблюдала за дочерью. Дейзи сидела на руках у отца в ночной сорочке с рисунком в виде маленьких кроликов. Ее разбудил громкий хохот гостей, а как только она забиралась на руки к отцу — считай, прощай, вечер.

Джулианна разглядывала серьезное, бледное лицо дочери. Казалось, Дейзи никогда никого не слушает, но Джулианна знала: девочка впитывает каждое слово и копит эти слова внутри себя до того дня, когда из нее хлынет поэзия. Дейзи не станет красавицей, и хотя Джулианне было жаль ее из-за этого, она все равно завидовала дочери. Сама она была слишком хороша собой, и это все портило. Теперь, когда она начала стариться, даже ее прежние стихи словно стали хуже. Казалось, слова в них поддерживались ее былой красотой, вставали на цыпочках, устремлялись к лучшей судьбе — судьбе красивой женщины. А теперь эти слова будто бы начали увядать и морщиться, как грудь Джулианны. Она посмотрела на Джо, который был центром всеобщего внимания, поскольку подошел к кульминации своей истории. Джо оживился и немного покраснел от выпитого вина.

«Он женился на мне, как старики женятся на сиделках, — подумала Джулианна. — Мои стихи его всегда немного обескураживали. Он никогда не станет их ругать, но как на поэте он давно поставил на мне крест. Эти люди… — Она обвела взглядом компанию интеллектуалов — постаревших, близоруких, язвительных, блестяще талантливых. — Эти люди даже не замечают меня. Они видят красивую жену Джо, которая теперь уже не так хороша собой и которая пишет паршивые стишки».

Джулианна допила вино и, раздраженная, пошла в кухню, чтобы взбить крем для торта.

Она выпила несколько бокалов вина (вообще она выпивала редко) и, когда стала искать в выдвижном ящике насадку для миксера, почувствовала, что руки у нее как резиновые.

Начав смешивать крем, Джулианна услышала жуткий, животный визг. Сначала она решила, что собака попала под машину и каким-то образом, раненная, пробралась в кухню. Она резко обернулась и увидела домработницу, которую иногда нанимала на вечер. Домработница стояла в трех футах позади, схватившись за кухонную стойку, и кричала.

— Миссис Дойл? — проговорила Джулианна. — Миссис Дойл!

Миссис Дойл, очень высокая женщина с острыми коленками и торчащими рыжими волосами, была чем-то напугана. Она с такой силой вцепилась в стойку, будто ураганный ветер мог унести ее. Она смотрела в одну точку выпученными глазами. Джулианна обняла ее за плечи. Она не понимала, что еще может сделать. На пороге кухни появился Джо, готовый прийти на помощь. Джулианна знаком велела ему уйти. Она почувствовала, как мышцы миссис Дойл расслабляются. Женщина дала оторвать себя от стойки и усадить на стул.