Типичная проблема для страны: вопрос понятен. Деньги есть. Рынок труда. Освоение территорий. Приток населения. Взрывной рост инфраструктуры. Технических проблем никаких. Есть что строить. Понятно, что нужно строить. Совершенно ясно, откуда и куда строить. Разговоры идут. Но строить никто ничего не будет. Поскольку дело делать, тем более если оно с экономической точки зрения оправдается не завтра, а при жизни каких-то будущих поколений, – это не наш метод. Это к Столыпину и Витте с их Транссибом, которые в прошлом и позапрошлом веке строили то, что в нынешнем строить то ли разучились, то ли еще не научились. Последнее – о сообщении железнодорожном, поскольку для России сверхскоростное железнодорожное пассажирское сообщение не роскошь, а необходимость. Да и аэропортов это тоже касается, поскольку население привыкло с Севера, из Сибири и с Дальнего Востока в Центральную Россию летать. Состояние дел в российской пассажирской авиации на сегодня – истинное чудо. Имея запасы нефти и газа в таких объемах, как страна имеет, при таких расстояниях, как те, на которых расположены друг от друга основные городские центры в Зауралье, нельзя не иметь развитого и дешевого авиационного сообщения, включая малую авиацию и частный авиапарк, сравнимого по масштабам с США. При населении страны, равном половине американского даже без учета гастарбайтеров и вахтовиков, самих по себе образующих крупный сегмент рынка, чтобы так развалить налаженную систему, нужно было очень постараться.

Есть подозрения, что страна столицам просто не нужна. Люди, сидящие в офисах газовых и нефтяных компаний, еще как-то нуждаются в трубе, откуда течет благо. Но это вовсе не относится к финансовому блоку, который эти деньги скирдует, часть оставляя про запас на черный день, когда и если он в стране наступит, а другую часть оставляя за границей – на свой черный день. Строить дороги, железные дороги и аэропорты, модернизировать заводы и развивать инфраструктуру дорого, и деньги отобьются черт знает когда. Кроме того, эти деньги не то что могут украсть, но украдут наверняка. И зачем тогда их собирать? Злой Кащей над златом чахнет. Или, если угодно, не злой, но умеющий считать и никому не верящий Кащей над златом чахнет. Денег много, на текущие траты хватает, их постепенное растворение на западных счетах происходит медленно и незаметно, а ревизия в масштабах страны произойдет только в случае революции, которую, как сказано выше, никто не хочет. Замкнутый круг. Поэтому, повторим еще раз, вопреки всему декларируемому высоким руководством с высоких трибун, у населения складывается ощущение, что страна столицам не нужна.

Как следствие, столицы не особенно нужны стране, тем более что Интернет удовлетворяет тягу масс к информации и прекрасному не хуже, чем поход в Большой театр или Эрмитаж, а продукты появились даже в захолустье, и по ценам и ассортименту от столичных они уже не отличаются. Что, в общем, полностью соответствует мировым тенденциям. За исключением рвущейся к новым впечатлениям провинциальной молодежи и местных карьеристов, которым хочется повысить уровень своей некомпетентности до столичного, искать в Москве или Санкт-Петербурге приключений могут только бедные, но честные (или нечестные) иностранцы. Лицом сегодняшний российский Д’Артаньян напоминает таджикского, киргизского или азербайджанского юношу, хотя американцев, европейцев и израильтян среди экспатов тоже достаточно. Зато, в отличие от широко распространенной мифологии о «желтой опасности», китайцев на порядок меньше, чем в прочих мировых столицах, что наводит на определенные размышления, особенно с учетом наличия протяженной общей границы и взаимных интересов, наличие которых декларируется на высшем уровне. Интересно, кстати, сколько нужно китайцев, чтобы обустроить Россию? Не по Солженицыну, с его играми в русского гуру и отца нации, а по-настоящему, как обустроили они, где вместе с индусами, а где и сами по себе, Гавайские острова, Таити, Калифорнию, Маврикий, Сингапур?

Все это повод не для грусти и морализаторства, а для сравнений и спокойного раздумья. Париж и Лондон, Дели и Пекин, Дамаск и Багдад, Каир и Берлин, Мадрид и Лиссабон, Буэнос-Айрес и Вена, Рим и Афины, Аддис-Абеба и Гавана, Токио и Сеул были и остаются столичными мегаполисами. Нормальная система: столица, как денежный мешок и основной магнит. Место пребывания властителя и двора, науки и искусства, ремесел и торговли. Центр интриг и заговоров, бунтов и революций. Религиозный центр и центр вольнодумства. Большие города, которые столицами были, потеряв этот статус по тем или иным причинам, или не были никогда – Нью-Йорк, Лос-Анджелес, Стамбул, Рио-де-Жанейро, Сан-Паулу, Шанхай, Сидней, Мельбурн, Мумбаи или Калькутта отличаются такими же преимуществами и недостатками, как столицы действующие, да и жителей их вся остальная страна любит примерно так же. Обитатель большого города, с точки зрения провинциала, груб, тороплив, поверхностен, нахален, у него денег куры не клюют, он занимается черт знает чем, но вечно задирает нос, как будто и в сортир не ходит. Лучше всех об этом в свое время сказал О’Генри: его «Багдад-над-подземкой» гениально подходит любой столице и любому большому городу вообще. При этом все столичные жители – или вчерашние провинциалы, или дети и внуки провинциалов. Столица может потерять страну и остаться один на один со столичной областью и парой-другой курортов, как Вена. Может быть перенесена из мегаполиса в провинциальный город, подальше от беспокойной границы, после чего останется Стамбул. Или просто перенесена, чтобы выполнению столичных функций не мешала конкуренция старых элит, после чего и возникли в качестве столиц, попутно оккупировав первые буквы алфавита, Аделаида, Астана, Бразилия и Вашингтон, округ Колумбия.

Неприязнь столиц друг к другу, их явное или скрытое соперничество – хрестоматийная истина. К Москве и Санкт-Петербургу она относится в полной мере. Интересно, кстати, почему город Петра вечно называют Северной столицей, вне зависимости от того, Санкт-Питер-бурх он, Петроград, Ленинград или опять Санкт-Петербург, но никому и никогда не придет в голову назвать Москву столицей Южной? То есть если Москва столица, то это ясно даже и ежу, а если Питер – то не подумайте чего, хоть Северная, но все-таки столица? Откуда этот коктейль из спеси и комплекса неполноценности? И почему он вскипает в людях, к этому городу имеющих самое косвенное отношение – вчерашних приезжих или их детях? Автору, часть родни которого была коренными петербуржцами дореволюционного разлива, особенно забавно было слушать одного знакомого, с немыслимым снобизмом повествовавшего о том, как в годы его учебы в этом городе, где знакомый родился, они с девушками из общежития не встречались, поскольку те были не местного происхождения. Учитывая то, что сам он к тому времени жил в Москве, а по родителям имел происхождение исключительно из черты оседлости, гонор был поразительно неуместен, но чрезвычайно органичен. Типаж соответствал персонажу на все 100 %: это был не просто депутат московской, а затем российской Думы – это был Портос. Дюма-отец был великим мастером психологического портрета.

Отечественные столицы в лице политического класса друг друга недолюбливают и демонстрируют это открыто. Зачем при этом оккупировать Москву таким отрядом питерских, когда и если в этом городе нет ничего, достойного хоть малой похвалы, – вопрос, ответа на который нет. Не из-за государственных постов же и не из-за доступа к бюджету в самом деле? Продвинутые ближневосточники, владеющие терминологией, частенько сожалеют о том, что никакими коврижками питерцев, так плотно оседлавших места кормления, что туда не втиснуть даже воробья, заставить или заманить в алию не удается и, похоже, уже не удастся. Для сведения читателей, которые не сведущи в иврите, «алия» – это возвращение на историческую родину, в оригинале – в Израиль. Возвращение питерских обратно в Питер несомненно обогатило бы этот город если не духовно, то материально. Попытки такого рода были произведены, но, судя по итогам широко анонсированных перевода властных институтов, не увенчались ни успехом, ни признанием со стороны самих объектов перевода. Администрация президента, Совет Федерации и Государственная дума в кои-то веки заняли консолидированную позицию, продемонстрировав въяве, что в вопросах по-настоящему важных могут быть едины, аки одна плоть. Досталось Конституционному суду и Госархиву, здание которого на Стрелке, специально для архива выстроенное во времена империи, он в итоге занял. Город на Неве вздохнул облегченно: ежедневный транспортный коллапс на время отодвинулся, оставшись уделом нескольких недель в году, когда мероприятия международного масштаба парализуют рассчитанные на кареты и гужевую тягу артерии старого центра. Город на Москве-реке вздохнул обреченно, но понимающе. Строго говоря, российские столицы сцеплены между собой в единстве и борьбе противоположностей так долго и так прочно, что их отношения напоминают старые супружеские узы, которые проще оставить в покое, чем пытаться развязать. Хорошо бы, конечно, чтобы между ними была проложена достойная их высокого статуса автострада в несколько рядов, не напоминающая тот крестный путь, которым для москвичей является сегодняшняя «ленинградка», но грезы о несбыточном бессмысленны, как бессмысленны протесты защитников Химкинского леса. Достаточно уже того, что ни в Е-бург (как называют Екатеринбург на современном сленге), ни в Новосибирск, ни во Владивосток, о чем заговорили, начиная с назначения там саммита АТЭС, никакие столичные функции или институты переправлены не будут. С одной стороны, жаль: прельстительное зрелище Думы в Екатеринбурге, Совфеда в Новосибирске, а правительства во Владивостоке было бы истинным утешением для народа и страны. Тем более что с точки зрения эффективности управления это мало что бы изменило. С другой – людей жалко. В Москве хотя бы есть метро достаточной протяженности и частоты станций: мигалки на дорогах можно миновать, а Владик-то с его праворульной японской автомобильной армадой чем виноват?