В принципе, когда и если усилиями отечественного правящего класса Россия все же распадется, хотелось бы надеяться, что мирно, как это вполне могло случиться на рубеже веков, Москва и Питер проживут и без страны, и друг без друга. Да и страны, выкроенные из сегодняшней России, без своих нынешних столиц вполне протянут. В мировой истории процессы такого рода случаются сплошь и рядом, да и в истории отечественной были прецеденты. Гражданская война показала, что хоть Донская, хоть Сибирская, хоть Дальневосточная республика вполне жизнеспособна, хотя при определенной политической воле центра и склонности «мирового сообщества» к предательству любых союзников ради сохранения собственной шкуры и корыстных интересов берется «под руку государеву». Вопрос лишь в готовности и способности пролить необходимое для этого количество крови и принести необходимое число жертв, с чем в России всегда было хорошо. Понятно, что, развивайся автономизация регионов так, как им было предложено в 90-е в рамках гениальной концепции «берите суверенитета сколько сможете», примерно к концу первого срока преемника ЕБНа, когда и если им не стал бы Путин или, скажем к слову, не менее жесткие государственники Лужков или Примаков, никакой России не существовало бы, а на ее месте возникло много маленьких Россий. Москва вполне могла остаться с Питером и, не исключено, исходя из предвыборного альянса Шаймиева с Лужковым, с Татарстаном. Впрочем, последний мог и отделиться, на что прозрачно намекало введение в республике латиницы. Уфа в последнем случае немедленно последовала бы за Казанью. Уральское соглашение с росселевским «уральским франком», а также соглашение Сибирское, Саха-Якутия и Дальний Восток представляли собою готовые ко всему страны, каждая со своим промышленным потенциалом и внешней границей. Северный Кавказ, скорее всего, пошел бы по пути Балкан. Российский Север, Нечерноземье, Поволжье, Ставропольский и Краснодарский края могли лечь под Москву… Могли и не лечь. Амбиций местному руководству хватало на многое, а как показала недавняя история с роспуском Союза, даже самые незаметные из незаметных становятся храбры, когда настает период безвластия и выпадает шанс выкроить себе собственную страну. Пример Туркмен-баши особенно ярок: он ждал до самого конца, когда же гром не грянул и более сильных «самостийцев» никто не наказал, ухватил свое, мгновенно превратившись в диктатора фантастической жестокости и самодурства.

Если уж из Молдовы и Азербайджана оказалось возможным выкроить по две страны, из Грузии – три-четыре (позволительно предположить, что история с Аджарией еще не получила своего окончательного завершения), а из сегодняшней Украины, буде центробежные процессы там расширятся, получится стран пять, то сколько больших и малых государств можно выкроить из России?! С исторической точки зрения – крои ее хоть по субъектам Федерации. У каждого своя история, своя столица, а в условиях упомянутого выше бездорожья и отсутствия авиасообщения, когда жители трех четвертей территории страны говорят о возможном посещении европейской части собственного Отечества, как о поездке «на Большую землю», особого сопротивления объективной исторической реальности не произойдет. Вопрос лояльности местных администраций центру по идейным, патриотическим и каким угодно другим соображениям есть вопрос смешной и обсуждаться всерьез не может. Наверх всплывает то, что всплывает, в том числе в начальственных кругах. Криминальное оно, жаждущее освободиться от опасности быть снятым за все ему самому лучше всех прочих известные грехи или смотрящее на сторону, в рамках обычного для любого национального образования сепаратизма, – неважно. Простое понимание того, что все налоги и вся прибыль, которую дают нефть, газ, алмазы, алюминий, порты или товарный транзит, завтра твои, и деньги тоже твои, печатай сколько влезет, и никто ничего не скажет – сам все всем говорить будешь, кружит голову и пьянит крепче неразведенного спирта.

С СССР было покончено в три августовских дня, спасибо ГКЧП за инициативу – дальше было только оформление развода. Ни мировой империализм, ни мировой сионизм во всем этом не виноваты, и ЦРУ не покупало Горбачева. Сдался он им. Местное партийное начальство – на уровне членов Политбюро – в какой-то момент поняло, что может стать главным во вверенных республиках. Местное военное начальство мгновенно сообразило, что может стать главным в армиях вверенных республик. Местные комитетчики и эмвэдэшники осознали то же самое в отношении собственных ведомств. Какой патриотизм?! Какой союзный договор?! Какие итоги референдума о сохранении Союза?! Жажда власти – страшная сила. Сильнее только жажда абсолютной власти, умноженная на неумение управлять, что в полной мере продемонстрировали новые республиканские власти, попытавшиеся ликвидировать у себя советские автономии, что немедленно спровоцировало их отделение и гражданскую войну в отдельно взятых регионах. Засим, если уж кто-то и способен из одной большой России сделать много маленьких Россий, то это не внесистемная оппозиция, не «мировая закулиса» и не американский посол Макфол – ему-то что за радость? Новодворская, Лимонов, Навальный, Касьянов или Немцов – фигуры, раздражающие и будоражащие нервы руководства, но развалить страну они не могут, да на это и не претендуют. Могут, если захотят, это сделать губернаторы и лидеры национальных республик, в случае если им представится такая возможность и перспективы для них лично будут лучше, чем сохранение унии с Москвой. Что, между прочим, объясняет необъяснимые ни по каким экономическим канонам финансовые трансферты ряду субъектов Федерации, включая автономии Северного Кавказа.

Два слова о судьбе и исторической роли несчастного (безо всякой иронии) Ходорковского и его собрата по узилищу Лебедева. Человек, который упал с такой высоты, туда, куда волею судеб рухнул, достоин искреннего сочувствия, а его родные – тем более. Любое злорадство по этому поводу – индивидуальное или коллективное, из личной мелочности или стремления угодить властям – неуместно и подло. Во всяком случае, неуместно в русской и еврейской национальных традициях, равно призывавших к милосердию. Человеческая трагедия Михаила Ходорковского огромна, вред, нанесенный российскому бизнесу «делом ЮКОСА», велик и мог неизмеримо возрасти. Сказанное не имеет никакого отношения к объективности постигшей его судьбы. Она была практически неизбежна, причем неизбежна в любом обществе и любой стране. Тешить себя иллюзиями, что этого не произошло бы во Франции или США, – можно. Судьба многих оставивших след в истории финансовых империй, включая Ротшильдов и особенно Рокфеллера с его «Стандарт Ойл», свидетельствует обратное. Констатация этого факта ни в малейшей степени не облегчает личную трагедию его сотоварищи, как и не проясняет, в какой мере приговор, вынесенный ему, объективен.

Проблема не в том, что он был свят и пострадал невинно. Количество «скелетов в шкафу» у любого из предпринимателей такого масштаба в период первоначального накопления капитала более чем достаточно. Проблема в том, что процесс этот вызвал больше вопросов к прокуратуре и суду, чем к обвиняемому. Причем сами эти вопросы возникли именно из-за того, что судили человека такого масштаба: если бы на его месте был человек обычный или значимый, но не столь известный, резонанс был бы минимален. История петербуржского олигарха Михаила Мирилашвили свидетельствует об этом. Те, кто ностальгирует по «эпохе Ельцина», утверждая, что при нем «дело ЮКОСА» было бы невозможно, лукавят. Именно ко второй половине 90-х годов относится дело московского банкира Аркадия Ангелевича, потерявшего крупный бизнес и отбывшего в заключении длительный срок. Отечественная прокуратура и суд были тем, чем являются, задолго до дела Ходорковского, и сегодня в их лице мы имеем то, что имели на протяжении десятилетий, с поправкой на отсутствие партийного контроля и деградацию всей системы в 90-е годы. У правительств Бориса Ельцина до их реформирования не доходили руки: шла приватизация. Запад же игнорировал «мелкие недоработки» в «демократической России». Проблема была, ее никто не скрывал. На нее просто до поры не обращали внимания. Ходорковский схватился с судьбой, и она оказалась сильнее. Он не был ангелом. Его политические эксперименты с поддержкой компартии были опасны для будущего страны и его самого ничуть не меньше, чем для его оппонентов. Он был не только харизматичным лидером корпорации, но и жестким руководителем, привыкшим добиваться поставленных целей любой ценой. Те, кто говорит сегодня, решая собственные проблемы: «Ходорковского в президенты (или в премьер-министры)», вряд ли отдают себе отчет, насколько этот стиль не подходит для управления страной, в которой есть не только активы, но и пассивы в виде большей части ее собственного населения, территории, etc.