теперь, прочесывая помещение, подбирались к ней все ближе. Они могли заметить ее в любой момент, ведь одинокая девушка, одетая так, словно собралась в путь, явно выбивалась из окружающей обстановки.

Чья-то рука сомкнулась на ее запястье. Но когда Лань повернулась с занесенным для удара кинжалом, ее утянули за свисающий шелк, частично отгораживающий угол борделя. Лань оступилась и потеряла равновесие. Ударившись плечом о стену, она выпрямилась и приготовилась вонзить лезвие…

Тяжело дышащий Цзэнь замер, когда кинжал полоснул его по горлу, буквально в миллиметре от сонной артерии. Он прижал ладони к стене по обе стороны от Лань, но при взгляде на нее поднял их в знак капитуляции. Они стояли так близко, что его длинное одеяние коснулось ее коленей.

Лань бросила взгляд за спину Цзэня и поняла, что он задумал. Он пытался сымитировать то, ради чего и приходили в публичный дом… Только Цзэнь мог сделать нежным подобное действо. Лань ненавидела то, что он все еще был обходителен и терпелив. Все это нравилось ей в нем, даже после того, что он сделал.

Она слегка отодвинула лезвие, и Цзэнь поморщился. По его шее потекла кровь.

Каким-то немыслимым образом время сделало его еще красивее: неестественная бледная кожа напоминала холодный фарфор, а темный изгиб ресниц и прямые брови походили на мазки туши. И все же в знакомом ей лице появились изъяны: чрезмерно острые скулы, темные круги под глазами. Что-то мешало ему спать, делая его мягкую внешность более грубой.

«Вот и хорошо», – злорадно подумала Лань, а сама тихо прорычала:

– Что ты здесь делаешь?

Он приоткрыл рот и произнес:

– Я… – и они оба почувствовали тяжелую металлическую ци, приближающуюся к ним. Цзэнь замолчал. Его глаза потемнели, и на мгновение Лань ощутила, как от него исходит совсем другой вид ци. Демонический.

Она понимала, какой выбор встал перед ними. Сила Бога-Демона могла с легкостью уничтожить всех находящихся поблизости элантийцев. Скорее всего, вместе с ними она погубила бы и всех остальных, а значит хинов и торговцев из других королевств. Невинных.

Цзэнь сглотнул, так как, видимо, пришел к тому же заключению. Он колебался, пытаясь понять выражение ее лица. Медленно он опустил руки так, как если бы собирался ее обнять, но так и не дотронулся – одна его рука зависла вокруг ее шеи, а другая – вокруг талии. Лань ощущала прикосновение его пальцев к одежде и то, как сбилось его дыхание, смешавшись воедино с ее собственным.

– Ты не ответил на мой вопрос, – прошептала она. Ей хотелось знать, чувствует ли он, как бьется ее сердце. Давление подаренного им кулона, который она все еще носила на груди. Ей давно следовало сжечь эту вещицу. – Что ты здесь делаешь, Ксан Тэмурэцзэнь?

Он едва заметно вздрогнул, услышав, как язвительно она произнесла его полное имя. Никогда еще Лань не назвала его так.

– Я пришел в Наккар, чтобы найти ответ на интересующий меня вопрос, – отозвался он. – А потом почувствовал тебя… то есть ци твоей музыки.

Лань с болью осознала, что он говорил о песне, которую она играла для хозяина трактира «Ароматное песчаное облако». Цзэнь так хорошо знал ее ци, что смог учуять ее даже в многолюдном городе.

– Так что я пришел к тебе, – закончил он.

Лань внимательно всмотрелась в его лицо. Он не лгал, и осознание этого наполнило ее гневом.

– Почему?

У него дернулся кадык.

– Мне нужно найти Алого Феникса, – на выдохе признался Цзэнь. – Звездная карта, которую мы скопировали несколько недель назад… Мне нужно, чтобы ты подтвердила, что он находится на том же месте.

Позади, за почти прозрачным шелком, который позволял им уединиться в углу, пьяная девушка выкрикнула невнятное оскорбление в адрес крадущегося патрульного; торговец, к которому она прижималась, проворчал то же самое. Когда элантиец обернулся, Лань встретилась с ним взглядом.

Обжигающий ужас растекся по венам и пригвоздил ее к месту. Ей вспомнилась сцена в ломбарде – зеленые глаза солдата, который так невозмутимо, так жестоко рассуждал о том, как позабавится с ней. И стоило только патрульному приблизиться, выбор был сделан.

Обхватив затылок Цзэня, она зарылась пальцами в его волосы. Другой рукой Лань дотронулась до его щеки и притянула ближе, чтобы поцеловать в лучшей имитации страстных пьяных объятий. Цзэнь издал удивленный гортанный звук, но не стал сопротивляться.

Из-под полуопущенных век Лань видела, как патрульный скривил от отвращения губы. Она догадывалась, какими ему казались здешние хины: жалкие, загнанные в ловушку животные, подпитываемые страхом, отчаянием и желанием выжить.

Она почувствовала, как Цзэнь вздохнул и заключил ее в объятия, касаясь пальцами одной руки затылка, а другой обняв за талию. Его веки задрожали, и, прикрыв глаза, он поцеловал ее медленно и нежно, с тоской и трепетным неверием в происходящее. В этом порыве было что-то настолько уязвимое, открытое, что на долю секунды Лань поверила ему. Губы Цзэня были такими знакомыми, такими нежными, что она, сама того не желая, вернулась в недалекое прошлое, когда еще доверяла ему. Любила его.

Лань закрыла глаза, скорлупа гнева, которую она возвела вокруг своего сердца, треснула, открываясь тому, что она когда-то знала: деревне под дождем, каплям, стекающим с терракотовых крыш, ставням, открывающим вид на туманные горы. Там был парень, который обхватывал ее подбородок ладонями так, будто держал в своих руках весь мир. У этого парня был вкус снега и беззвездных ночей, а еще… надежды. Он обнимал ее, когда она чувствовала себя одинокой, и обещал следовать за ней в этой жизни и в следующей.

Она глубже зарылась пальцами в волосы Цзэня. В глубине нарастала боль. Он не сдержал данного ей обещания, не оправдал доверия. Вместе с образом дождливой деревни неизбежно вспоминалось и то, что случилось после. То, ради чего он все это сделал. О том, как он украл звездные карты, чтобы найти и привязать к себе Черную Черепаху.

Возможно, в конце концов Цзэнь оказался самым умелым лжецом из всех, кого она встречала. Может, он никогда ее не любил, а только использовал. Но даже теперь она поддалась его чарам.

Лань тут же открыла глаза. Элантийцы ушли.

Она схватила Цзэня за плечи и развернула, прижав к стене. Одним резким движением она прижала кинжал к его груди.

Цзэнь зашипел. Порез был неглубоким, кончик лезвия коснулся кости грудной клетки. Но одного взмаха руки, одного нажатия было бы достаточно, чтобы воткнуть его между ребрами в мягкую плоть, прямо в сердце Цзэня. И учитывая все, что он сделал, он этого заслуживал.

Взгляд