Акиев вышел из машины, быстро подошёл к моей двери и открыл её.

— Выходи.

Ну не ждать же мне, пока он выволочет меня силой? Аккуратно наступив на выступ, спрыгиваю вниз, на песчаную дорогу.

Невидимые острые иголки вонзаются в моё тело, ноги налиты свинцом.

Я не хочу идти, но и оставаться одной в этой самом месте мне совершенно не хочется.

Руслан кому-то позвонил, что-то коротко сказал, из-за волнения усилился гул в ушах, и я не услышала, что именно.

У железных ворот, что, по всей видимости, открыли специально для нас, Кай остановился, пропустил меня вперёд, едва уловимо коснулся моей спины, как бы подталкивая, чтобы шла быстрее.

— Ты же не оставишь меня здесь? — этот вопрос сорвался с моих губ слишком быстро. Я его и осмыслить толком даже не успела.

— Посмотрим на твоё поведение. — снова его усмешка.

Рада, что ему весело, а мне вот совсем как-то не айс.

Мне становится чуточку легче, когда я вижу женщину в годах и пусть она выглядит достаточно сурово, всё равно, как будто даже немного легче становится. Вот только совсем ненадолго.

— О какие люди! — женщина улыбалась Руслану вполне искренне. — Давненько не видели тебя, Кай. Наконец, решил навестить брата?

Сердце ухает куда-то в пятки. Только не это, пожалуйста, пусть это будет просто сон…

16 Глава

То, что произошло с детьми Артура Акиева, конечно, ужасно, и здесь не может быть никаких оправданий. Я это понимаю, но всё же не устаю повторять и себе: прежде всего — это был несчастный случай!

Мне плевать, кто и что думает на этот счёт на самом деле. Только предательское чувство вины изнутри сжирает меня. Уверена, папа испытывает то же самое. Варится в этом аду, и это для него куда большее наказание, чем лишение свободы.

Я столько раз говорила себе, что не должна думать об этом.

Но почему же тогда мне так стыдно сейчас показываться на глаза Артуру?

Я взрослая девушка, но при этом дочь человека, который лишил жизни сразу двоих, совсем ещё маленьких детей!

Тётя Роза говорила, мальчикам было где-то по три года. Весёлые, озорные близнецы.

Поле, где собирали урожай пшеницы — в тот год она была на редкость высокой. Там действительно было, невозможно увидеть детей.

Комбайн, которым управлял мой папа, достаточно громоздкая машина. Да и откуда папе было знать, что посреди огромного поля в густо посеянной пшенице, могут играть дети?

Тётка рассказывала это всё будучи в пьяном угаре. Я понимала, половина из того, что она говорила, выдумка. Ну, например, хотя бы потому что папа не мог не остановиться, раз уж стекло забрызгало кровью. А ещё папа не был алкоголиком. Если он хотел выпить, то делал это дома, по праздникам и под хорошую закуску, а не прямо в комбайне. Но это злые языки всё навыдумывали, и те кто хорошо знали папу, не поверили в это.

Меня начинает бить крупная дрожь, ведь я в своей голове, так чётко сейчас слышу голос своей тётки.

Я словно в первый раз слышу причину, по которой мой папа не на свободе.

Я знаю, что тётя Роза недолюбливала моего отца. Видите ли в молодости он на ней должен был жениться, но потом познакомился с мамой. Маму тётя Роза ненавидела ещё больше. Она не раз мне говорила, моя мама, как старшая сестра, должна была отказаться от папы, чтобы он никому не достался. Только мама не разделяла мнение моей тёти. Может быть, по этой причине моя родная тётя отыгрывалась на мне, весь период пока я жила с ней.

Я не слышала о чём говорил Руслан с женщиной, что работала здесь надзирателем. Вместо слов, гул в ушах.

Мне было настолько нехорошо. Кровь отхлынула от лица, кожа стала белой и руки подрагивали.

С трудом передвигая ноги я шла вперёд. Я даже не чувствовала, Руслан просто положил мне руку на локоть, или волоком тащит меня? Всё-таки, наверное, второе.

Где-то в глубине сознания и я слышу свой собственный голос “Мира, очнись, приди в себя. Тебе нужна ясная голова”!

Ещё пока плохо соображая, я начала делать медленные глубокие вдохи и наконец почувствовала запах.

Очень сильно пахло сыростью. Вслед за обонянием и зрение прояснилось. Ушла пелена с глаз.

Серые стены, решётки, стены, решётки. Клацанье тяжёлых замков. Я даже не поняла, в какой момент, правой рукой вцепилась в рукав Кая. Он пытался отдёрнуть руку, но я настолько крепко держалась за манжету пиджака, что взрослый мужчина не сразу справился со мной.

Хотя, возможно, он просто не хотел делать мне больно. Я так решила, потому что, перехватив мою руку за запястье, Кай большим пальцем надавил на мою ладонь, не слишком сильно, но достаточно ощутимо. От этого мои пальцы сами с собой разжались.

Сложно описать то, что я увидела в глазах Руслана. Не насмешку. В этот раз что-то иное.

Его взгляд стал более тяжёлый, угрожающий, но в то же время не такой пугающий, как, например в первый день нашего с ним знакомства.

Блуждая по узким коридорам, мы попали в другую часть здания. Изначально я подумала — возможно, тут кабинеты начальников, но потом поняла, что это не так. Тут всего-то две двери.

Этот коридор чуть шире предыдущих. Стены окрашены в приятный голубой цвет, потолок белоснежный, на полу вполне себе приличный ламинат.

Резкий контраст даже немного выбивает из равновесия. Мне даже приходится напомнить себе, что мы действительно находимся в колонии, причём не общего, а самого настоящего, строгого режима.

Тут даже воздух другой. Более сухой и пахнет тут моющими средствами, а ещё, совсем немного, каким-то цветочным ароматом.

Только сейчас я поняла, что по этому коридору, мы уже идём одни с Русланом. Женщина-конвоир осталась за массивной железной дверью.

Кстати, я немного ошиблась. Дверей не две, а три, просто третья, она немного в углублении стены и чуть поуже предыдущих двух.

Короткий стук и не дожидаясь приглашения, Руслан толкает дверь. Моё сердце замирает.

Страх сковывает мышцы, кровь застывает в венах, и по коже проносится озноб. Я не могу пошевелиться. Кай что-то произнёс, не то матерился, или просто возмутился чем-то. Как я только не упала, когда он подтолкнул меня в спину. Уже в самый последний момент опомнилась, поняла, что нужно переставлять ноги.

В комнате приглушён свет.

Тут нет окон. И эта комната выглядит как чистый, но при этом довольно бюджетный кабинет.

До пола, примерно