Там, где я лежал, ручей был неглубок, но к своей середине набирал достаточно воды и течения, чтобы сойти даже за небольшую речку. Мне пришла идея переместиться ближе к середине ручья и воспользоваться течением воды. Напрягая мышцы живота уже знакомым мне способом, я попытался сдвинуть тело ближе к середине. Лежа на левом боку, я сумел также использовать ограниченное движение левой руки в плечевом суставе. Так я начал ползти к середине ручья сантиметр за сантиметром, обдирая изломанное тело о донные камни. Время от времени приходилось останавливаться, чтобы, толкая плечом в челюсть, забрасывать болтающуюся на сломанной шее голову назад и вверх за глотком воздуха. В один из таких моментов амулет отшельника, сверкнув разноцветной тесьмой, соскользнул в воду. Странно, но мне показалось, что после этого двигаться стало немного легче.

Не знаю, что заставляло меня продолжать эти уродливые телодвижения. Может быть, попытки что-то делать просто отвлекали от того, что со мной произошло и, судорожно дергаясь в ручье, мой разум защищал себя от безысходности моего положения.

Мне удалось доползти до середины ручья, где вода начала мягко подталкивать тело вниз по течению. Очень мешала выломанная из тазобедренного сустава правая нога, торчавшая под прямым углом к течению. Ступня скребла по каменистому дну и здорово тормозила и без того небыстрое продвижение. Казалось, что это сам отшельник запрещает своему бывшему телу двигаться. Тем не менее, я заметил, что чувствительность в левой руке и ноге значительно улучшилась, однако боли я по-прежнему не испытывал. Видимо, от многолетнего пребывания в самадхи, да и просто от старости, мышцы и нервные окончания этого тела почти полностью атрофировались. Поймав себя на том, что пытаюсь рационально осмысливать свои телесные ощущения, я снова впал в пучину отчаяния. Я уже ясно осознавал, что все еще не был готов к принятию своей личной катастрофы, и отказывался признавать подлинность происходящего, потому и защищался мыслями о каких-то простых физиологических проблемах.

Временная жажда действия сменилась апатией. Я вяло размышлял о том, что со мной произойдет, если ручей не закончится расселиной с выходом в мир живых. Я так и буду немощно валяться в воде и смотреть на противоположный берег оврага? Как долго? Тысячу лет или вечность? А если мне удастся вернуться, то в каком виде? В разрушенном теле отшельника? Если останусь здесь, мне придется находиться в полном одиночестве. Как я помнил из записей деда, это просто место перехода из мира людей в нижний. Здесь никто не задерживается. Души уходят в миры демонов или дэвов. Через арки или тропами, которые видит Проводник. При мысли о Проводнике я вспомнил Лугонга и заскрежетал зубами от гнева. Мысленно заскрежетал. Челюсти мумии не способны были на такое активное действие.

Неожиданно меня осенило. Тысячи людей умирают в Гималаях, не проходя погребального обряда. Буддисты, бонцы и даже атеисты. Как они уходят отсюда в другие области? Напрашивался ответ, что умершие тоже видят тропы и проходят в разные миры в зависимости от кармы или прижизненных наставлений. Краткое воодушевление сменилось еще более глубоким душевным упадком. Умершие не имеют тел. Их путешествие — движение сознания. Значит, для того, чтобы уйти отсюда, мне нужно умереть здесь по-настоящему. Я же не хотел умирать вообще. И к тому же не видел способа умереть в этом полудохлом крабьем теле, если даже перелом шеи его не убил. Может, попробовать утонуть?

С глухим стуком я врезался головой в большой валун, торчащий прямо посередине ручья. Набегающая волнами вода сначала перевернула тело на спину, так что лицо полностью скрылось под водой, а затем течение перевернуло меня на правый бок и голову выдавило волной на поверхность камня. Теперь я смотрел на левую сторону оврага, склон которого опускался до самого уровня воды. Поначалу я подумал, что в глаза попал песок, но когда вгляделся пристальнее, то понял, что действительно вижу на берегу человеческие фигуры. Сотни сидящих людей на берегу и немного дальше и выше по склону. Настоящих живых людей.

Все они были очень стары и выглядели изможденными. Большинство имело внешность непальцев или индийцев, однако я смог заметить и нескольких человек с европейскими чертами лица, одетых в какие-то старинные одежды. Некоторые еле заметно шевелили головой или руками, но в основном же все сидели неподвижно и смотрели прямо на меня. От их взглядов исходила такая волна тоски и ужаса, что я сразу осознал, кто это. Такие же, как и я, жертвы бессмертия гималайских шаманов.

В панике я начал напрягать мышцы живота и судорожно дергать левой рукой, пытаясь сдвинуться с тормозившего меня валуна. И уже соскальзывая головой в воду, увидел две фигуры, неторопливо спускающиеся со склона к берегу ручья. Лугонга и молодого парня европейской внешности, одетого в черный кафтан, с головой, обвязанной красным платком.

Я видел себя. Свое тело, занятое чертовой мумией.

Течение ручья усилилось. В этом месте начинался сильный уклон русла, и меня с увеличивающейся скоростью потащило вниз, болтая и кувыркая, как тряпку. Краем глаза мне удалось заметить, как Лугонг указал на меня рукой и пустился бежать в мою сторону. За ним, нелепо размахивая руками, побежал и его спутник.

Меня несколько раз сильно ударило о дно, затем подбросило в воздух, и я понял, что вместе с потоком воды стремительно проваливаюсь вниз. Ослепительная красная вспышка.

Я очнулся, лежа на каменном полу, мокрый и слабый. Напряг шею и приподнял голову. Она послушно поднялась. Вскочил на ноги и огляделся. Я находился в пещере отшельника. Оглядел себя, ощупал тело, руки и ноги. Никаких сомнений — я находился в собственном теле!

Я разрыдался от невероятного облечения. Щипал и стучал по животу, бедрам, плечам. Трогал свои глаза, мял щеки ладонями и чувствовал соленую влагу на своих губах. «Господи! Спасибо тебе, Господи!» — шептал я. Упал на колени, с наслаждением прочувствовав боль от удара о каменный пол, и продолжал истово, как никогда в жизни, молиться. Постепенно рыдания, непроизвольно сотрясавшие мое тело, стихли. Всхлипывая и вытирая нос рукавом, я поднялся на ноги. Успокаиваясь, осторожно огляделся вокруг. По периметру пещеры все еще горели свечи. Судя по несгоревшему остатку, времени прошло не очень много. Или это новые свечи? В печи равномерно догорали угли хвороста. Как будто ничего и не произошло. Сделав усилие, я повернулся лицом к нише. Под ней, вне освещаемого свечами пространства, лежала бесформенная темная куча. Взяв свечу с одного из выступов, я подошел ближе.

В колеблющемся свете на меня уставились мертвые и мутные глаза проклятой «мумии». Никогда не думал, что вид мертвого тела может доставить мне такое удовольствие. Посередине лба, поднимаясь в сторону темени и скрываясь под красной повязкой, зияла широкая трещина, обнажая отвратительную серо-белую массу под костью. На левой руке отсутствовала кисть. Обрывки темной кожи обрамляли белеющий сустав. Правая нога, полностью оторванная от бедра, лежала рядом с телом. Я присел и поднес свечу ближе. Из оголенных разломанных суставов не просачивалось ни единой капли крови. Только кости с остатками хряща и лохмотья желтых сухожилий. С тела и одежды обильно стекала вода, образовывая настоящую лужу под трупом. С отвращением я засунул руку под кафтан мертвеца и сорвал с него амулет деда. Мой камень лха.