Тилькина ветка, я только мысленно придала ей нужный размер, оставив материал предмета прежним. Усталости я не чувствовала, наоборот, был душевный подъем и удовлетворение от соответствия созданных предметов их задуманному образу.

Подошла к рюкзаку, взяла в правую руку непромокаемый двухслойный верхний клапан (хорошая же мысль — зачем плодить сущности, если есть что скопировать), и представила себе, стоящую в сборе палатку из вот такого материала: овальную, без тамбура, высотой полтора метра и квадратным основанием стороной два метра, вместо входа, в двадцати сантиметрах от пола, горизонтальная полутораметровая окантованная прорезь с верхним клапаном, завязывающаяся на верёвочки; вся эта прелесть уже плотно натянута на каркас из моего нового «деревянного алюминия» (взяла в левую руку только что созданный, все ж таки, стержень, называть его палкой противилось все моё естество) и имеет дно из сложенного в десять раз и прошитого материала. Палатка в моей голове обрела детали и предстала в законченном виде, я посмотрела на площадку, примыкающую к двум природным каменным стенам, и пожелала создать её в реальности на этом месте.

Палатка возникла и была в точности такой, какую я нарисовала в своём воображении. Это показалось мне до такой степени простым и естественным, само собой разумеющимся, что пришлось приложить усилие для понимания этого факта, и осознав его, я только сейчас прониклась, что оказалась, действительно, в другом мире, на другой планете — ведь все, что я делала до этого, было действием или мыслью, которые необходимо было сделать, чтобы не стало хуже, моей реакцией на что-то, и не давало такого эффекта, как созданное по твоей воле.

Ещё я почувствовала отголосок чужого внимания, показалось, будто что-то, не совсем проявленное, но предельно огромное, возможно, что сам мир, был рад поработать со мной, ему понравились мои задумки и умение их воплощать в реальность. Я, в очередной раз, почувствовала прилив сил и желание продолжать, «та-там» в голове не прозвучал, значит это не воздействие, а общение, мамочки мои-и…

Времени, с начала создания Клавдией камней, прошло всего ничего, я уточнила у овцы, двадцать минут. С пониманием процесса создания предметов и конструкций, дело пошло веселее, я представила себе две вытянутые треугольные усечённые пирамиды, имеющие одну сторону под углом 90о к основанию, высотой один метр, состоявшие из рёбер, выполненных из «деревянного алюминия» и двухметровый стержень из него же, первый созданный показался коротковатым для костровой перекладины, мысленно представила себе эту конструкцию над сложенным очагом, посмотрела с разных сторон, добавила упоры на двух гранях для опускания перекладины пониже, одобрила и создала прямо по месту. Достала из рюкзака кастрюльку, вспомнила про откушенные провода, скривилась, хмыкнула и создала полуметровую в длину, трёхсантиметровую в ширину и трёхмиллиметровую в толщину полоску из моего металла, согнутую посредине под 90о и на концах огибающую ручки кастрюльки с возможностью её снятия опусканием полоски вниз.

Ну, вроде бы, все задуманное воплощено в жизнь, пора разжигать огонь и готовить еду. Я подняла взгляд на спутников: Клавдия, вытянув задние ноги вперёд, сидела на земле, её, допустим, руки с копытами, лежали на задних ногах, на них полулежала Этилия, Парамон сидел рядом с ними, но согнув ноги по-турецки, его передние, допустим, тоже руки, лежали на коленях, глаза всех троих были малость выкачены из орбит, но самым удивлённым оказался Пози — вы когда-нибудь видели охреневший камень на крабьих ножках? я, теперь — да! Кстати, Жабодаву было всё пофигу, он лежал на том же месте, с закрытыми глазами, возможно, спал.

Вспоминая их ехидные «лыбы» на мой конфуз с языковым барьером, я, старательно пряча улыбку, взяла кастрюльку и молча пошла к ручью за водой. Позитивный и весёлый настрой даже не испортила пришедшая мысль, что кастрюлька, топорик и многое, лежащее сейчас в рюкзаке, сделано из стали. У ручья я качественно умылась, вдоволь напилась холодной чистейшей воды и набрала кастрюльку, дно ручья было в мелкой гальке, а по берегам наличествовал красновато-серый мелкий песок. Вернувшись, я достала мясной топорик и взялась строгать сушняк на мелкую стружку, только сейчас до меня дошло, что самым первым моим действием, после создания дров, должна была стать их проверка на горючесть и сейчас меня ожидает очередное неловкое положение. Наделав стружки и сложив её дырявой горкой, я, с каменной мордой и мысленно смирившись с наступающим позором, поднесла к ней зажигалку — огонь вспыхнул сразу и радостно охватил стружку. — «Не в этот раз» — подумала я, расслабляясь и подкладывая звёздочкой сухие ветки.

В кастрюльке, подвешенной уже сбоку костра на идеально подошедшем подвесе, доходила гречка с добавлением молока и сливочного масла, в неё ушли пожаренные на огне и порезанные сосиски, на созданной «деревянной» дощечке была выложена печень трески, — «так себе ужин на шесть касок» — подумалось мне, и вот опять же:

— Пози, отомри, уже, — наш гость, в отличие от «игрушек», перекочевавших на брёвна вокруг костра и вяло переговаривающихся между собой и Жабодава, всегда следующего правилу «где еда — там и я», до сих пор находился в тяжёлом «афиге», не сходил с места и ни с кем не разговаривал, — подходи к нам, сейчас будем ужинать, чем Бог послал.

После этих слов я, используя кухонное полотенце, окончательно сняла кастрюльку с огня, мой «металл» все ж таки нагревался, по ощущениям, не так сильно, как земные сталь или алюминий, но голым рукам вполне было достаточно для ожога. Создав шесть широких и глубоких тарелок, начала раскладывать кашу и печень, всем поровну, и, вкладывая ложку, передавала остальным.

У Этилии, Парамона и Клавдии тарелки и ложки вызвали разные реакции: фея восприняла их как должное, постелила на брус, сложенное в два раза, кухонное полотенце, добытое из моего рюкзака, поставила на него тарелку и приступила к трапезе, аккуратно зачерпывая немного каши и дуя на неё перед отправкой в рот, ложка была для неё тяжёлой, но она справлялась; овца, тихонько хмыкнув и скривившись от боли, превратила свои передние копыта в людские руки, соразмерные её габаритам, взяла тарелку с ложкой, и, поставив тарелку на бревно, принялась есть, зачерпывая кашу по половине ложки; медведь явно тормозил, он взял тарелку двумя лапами, поставил на бревно и попытался есть, держа ложку также двумя лапами, до рта донести не получилось, примерился было есть без ложки сразу из тарелки, но, посмотрев на овцу, скопировал её действия по изменению лап в руки, так процесс пошёл и у него.

Пёс Жабодав, нагло игнорируя правило не давать собакам горячее, преданно смотрел на тарелку в