Эти ведут себя наглее. Высадились с трех джипов, замаскировали машины в кустах и всем скопом поперли наверх. Именно поперли. Нагло и безграмотно. Собственно, положить эту тупую толпу – не вопрос. Вопрос – надо ли? Что за сила и откуда взялась. Не пенджикентцы – понятно. И не ахмадовцы. Тех у нас не то что собачки, люди по запаху различают. Но и не дехкане же местные увешаны стволами, как новогодние елки игрушками… Наемники? Тогда кто наниматель? Такое больше в духе Бодхани, хотя и Саттах вполне может с восточным лукавством нанять сторонних людей для разведки в наших краях. Своих жалко, чужих – нет. Соответственно, если в будущем случится добрый разговор, смерть наемников не станет между нами подобно смерти родичей.

Тем не менее пока повременим. Строго говоря, границу они не нарушили. Здесь амонатовская земля. Точнее, нейтральная, на ней никто не живет. Вот если полезут через перевал… Тогда уже будет неважно, кто они сами и кем наняты. Из Пасруда не возвращаются.

Клиенты встают. Продолжаю смотреть. Азиаты? Похожи, но не таджики. И не узбеки. И тех и других мы давно различаем. Тем более не китайцы. Афганцы? Арабы? Или кавказцев занесло попутным ветром? Хотя пара-тройка человек вполне может быть и европейцами. Итак, что имеем. Интернациональный отряд наемников мы имеем. И совсем не факт, что на кого-то работают, возможно, обычная банда, у которой на старом месте начала гореть земля под ногами. Ищут новую базу. Тогда надо валить, эти нам точно не нужны.

Пройдя большое озеро, поворачивают на Лаудан. Местность знают? Или карта хорошая? Неважно, решение принято. До смерти им остался один час хода. До места, где широкая удобная тропа траверсирует крутой склон и в пределах досягаемости нет ни одного укрытия. Там вполне хватит арбалетов. Патроны надо беречь.

Омичи подошли внушительной силой. Три танка, пяток бээмпэшек…

– Мы танковая бригада или хер моржовый?! – вместо приветствия выдал командир группы. И только потом протянул замасленную ладонь… – Простите, мужики. Не успели мы…

– Каким хером вас вообще сюда занесло? – майор Сундуков еще не успел остыть от боя, вот и выдал ругательную тираду…

– Переговоры перехватили. Нашли, наконец, петропавловскую волну. Послушали – и за вами по тревоге. Мы-то думали, если там и есть кто, то нормальные люди: никогда с той стороны ни проблем не было, ни набегов. А они, оказывается, круг по степи давали, чтобы не светиться. Под Астану косили. И отходили в случае чего в сторону Астаны. В общем, пройти здесь реально силами бригады. А договариваться не с кем. Только один язык понимают, отморозки фуевы. Ну да вы сами видели…

– Поздновато вы спохватились…

– Да уж как вышло. Не спецом же вас подставили…

Урусов все разговоры скинул на Сундукова. А сам забрался на заднее сиденье изуродованного «Тигра», вытащил из заначки помятую алюминиевую флягу и опростал ее почти наполовину.

Что поле боя осталось за регулярными частями российской армии, это, конечно, замечательно и прекрасно. Вот только потеряли они на том поле две машины. И восемь человек легло в омскую землю навсегда, пройдя свой путь до конца. Про раненых лучше и вовсе промолчать. Всех посекло. Кого пулей, кого осколком…

Алкоголь почти не брал. Так, только слегка отключил осознание происходящего вокруг…

Поляков сунулся с каким-то разговором, но натолкнулся на остекленевший взгляд и тихонько перетек на переднее сиденье, потеснив Юринова.

Общая колонна двинулась обратно к Омску. Искать другую дорогу. Через «дикие земли»…

– Вить! Ты можешь со мной поговорить?

– Могу.

– У меня очень большой и важный разговор.

– Слушаю.

– Сейчас, соберусь с мыслями…

Ира начинает перебирать бумажки, которые держит в руках. Бумажек много, в руках они не помещаются. Ира устраивается на ближайшем камне и зарывается в макулатуру всерьез. Ветер решает помочь ей в этом деле, и через мгновение пяток листов порхает в воздухе. Другой Ветер, тот, который щенок, с радостным лаем бросается за ними.

– Вот! – извлекает Ира какую-то бумажку и потрясает ею в воздухе. – У нас кончается российская сгущенка.

– А не российская? – спрашиваю осторожно, в последнее время жена стала раздражительной.

– Украинской тоже мало, а узбекская намного хуже. Она кислая!

– И что?

– А то, что нам скоро нечем будет кормить младенцев!

– Подожди, а старый способ чем не нравится?

– Это какой?

– Ну, маминой грудью не пробовали?

– Витя! Не говори глупости!

– Почему же глупости, меня мама так и кормила. Ты наших детей тоже! Насколько я помню, Санечка сосала еще здесь…

– Витя!!! Конечно, девочки кормят грудью. Но детей надо подкармливать. И тем, кто постарше, нужно молоко! А сгущенка кончается.

– Не выдавай взрослым хорошую сгущенку.

– Уже не выдаю. И весь удой уходит маленьким. Все равно скоро кончится. Надо что-то делать.

– Покажи цифры.

Смотрю Ирины записи. Остатки в ящиках. Количество в банках. Потребление в ребенках. Нормы в граммах. Складываю, делю и умножаю, пытаясь привести все к общему знаменателю. Получается совсем не так плохо.

– Ира, у нас запас сгущенки на два года. Если кормить ею весь Лагерь! Российской и украинской больше половины!

– Где?

Показываю расчеты. Она проверяет, опять роется в своих бумажках.

– А, вот я тут немного ошиблась! Нолик потеряла…

– Слушай, а нельзя все учитывать в одних единицах? Чтобы не делить банки на ребенков, когда ответ нужен в граммах?

– Можно, а зачем?

Финиш! Что можно ответить на такой вопрос? Что вообще можно ответить женщине? Вчера слышал диалог жены с невесткой:

– Наденька, а они зеленые или на дальних склонах?

– Да!

И ведь прекрасно поняли друг друга!

Ладно, со сгущенкой разобрались.

– Вить, есть еще один разговор.

– Какой?

– Где Санечка?

– Вроде погулять собиралась.

– Куда погулять? С кем?

– На Чимтаргу, кажется. По пятерке. С Петькой.

– Тебя не беспокоит, что этот Петька плохо влияет на ребенка?

– Почему «плохо влияет»?

– Во-первых, он старше! Во-вторых, страшный матерщинник! Вообще, в тринадцать лет еще рано интересоваться мальчиками! У девочки блестящие математические способности, ей надо в науку! А не носиться целыми днями голышом по скалам. И она все время крутится со старшими мальчишками! Надю это тоже беспокоит!