В эти три дня и возникла четверка, впоследствии прозванная «Спецами», ведь сопровождали старшего лейтенанта Потапова в исторической поездке «за зверями» сержанты Шкляр и Белозеров, которые уже получили позывные «Прынц» и «Малыш». Хотя окончательно она сложилась через два с небольшим года, когда Потапов перетащил контрактника «Волка» к себе.

В Огневолка же Аверин был торжественно переименован во время Первой Чеченской, когда рядом с ним рванул фугас с огнесмесью, и горящий кинолог пронесся триста метров до ближайшего арыка, в полтора раза побив все мировые рекорды в беге на эту дистанцию.

Откуда возникла эта страсть к собакам, Аверин объяснить не мог. Так же, как и обратную любовь.

– Наверное, я в прошлой жизни был псом. А может, от волков предки род ведут. Теория эволюции – вещь многогранная и разноплановая…

В четверке собак любили все. А Малыш так просто сходил по ним с ума. Но только Огневолк чувствовал собачью душу как свою собственную. И когда Стас притащил из Сарвады два помета щенков, направление лагерной деятельности Огневолка было предрешено.

Конечно, за одиннадцать лет породу не выведешь. Минимум – сорок. Но сейчас Аверин имел знания посерьезней, чем сельский «слонорез», а кроме того, по-прежнему с первого взгляда на собаку мог сказать, кого и с кем надо скрещивать, чтобы на выходе получить оптимальное потомство. И тех псов, что сейчас росли в лагерном питомнике, уже можно было назвать предпородой, поскольку основные желаемые черты просматривались вполне ощутимо. А отдельные экземпляры, такие, как Коно или Ленг, оценивались Огневолком как эталоны конечной цели. Кроме отличных физических данных «эталоны» выделялись таким умом, что сам Аверин на полном серьезе считал их разумными. Или хотя бы полуразумными. Впрочем, Евгений был изначально убежден, что собаки значительно умнее людей…

Большая часть лежанок пустовала, их обитатели были на работе. У каждого пса свой «хозяин», с которым он работает. При этом собаки прекрасно отличали всех своих от чужаков. Не только лагерных, но и маргузорских или рудничных песики не тронули бы, и приказ могли выполнить, если он не противоречил воле хозяина и кодексу собачьей чести. Что таковой негласный документ существует, Огневолк не сомневался. И даже примерно представлял, что в нем записано. Чужим пришлось бы хуже. Можно без «бы». Процент разведчиков Ахмадова, павших от клыков «карашайтанов», не сильно уступал показателям «кутрубов и гуль-евонов» и неизменно рос.

Днем в питомнике оставались только больные и старые псы да беременные дамы с кормящими матерями.

Пройдя через взрослую часть питомника, Евгений добрался и до «площадки молодняка». Большая часть добровольных помощников крутилась именно здесь. Огневолк усмехнулся. «Добровольность», насколько он знал, была не совсем искренней, Санька на своих разводах включала работы в питомнике в общий перечень, но как приз отличившимся. Само собой, за это направление боролись.

Осмотрел щенков. Отогнал от несчастной Жульки детей, затормошивших щенка до потери ориентации (заволнуешься здесь!), пощупал живот Ветерку – тоже ничего страшного, переел песик, раздал ценные указания и отправился на совет.

– Хреновые из нас саперы, – произнес Сундуков, обозревая результат бурной двухдневной деятельности всех трех групп.

Мостик действительно был не самый красивый. Зато надежный. Сбитый из стволов вековых сосен, диаметром под полметра в комле и стянутый для большего усиления толстыми веревками. На веревках настоял Борис, ссылаясь на мнение брата. На вопрос, что именно тот говорил, последовал железный ответ:

– Точно не помню, но ничего надежней веревок не существует. А мы в деревне с печкой до хрена их нашли.

Что правда то правда. Недавняя ночевка в брошенной деревне не только позволила бойцам помыться и просушить вещи, но и подарила немереное количество толстенных канатов. Сундуков был уверен, что никакого отношения к альпинизму эти веревочки не имеют. Урусов с Юриновым, как отношение к альпинизму имеющие, ничего доказывать не стали, а коллективно согласились, что товарищу майору из колодца определенно виднее.

Большинство присутствующих стояли за гвозди. Капитан не спорил и с ними, гвоздей тоже хватало. Лишь бы шляпки наружу не торчали.

От себя он потребовал, чтобы на оба берега стволы заходили не меньше чем на пару метров и были намертво вкопаны в склоны. И чтобы верхнюю поверхность мостика хоть немного подровняли.

Майор, проиграв спор о веревках, взял реванш в определении длины пролета. В результате мост не только опирался на берега, но и лег «брюхом» на здоровенную конструкцию из тех же стволов, установленную в ручье и гордо именовавшуюся «быком». Сундуков настаивал на двух «быках», но второй подобный монстр в овражек просто не поместился бы.

– Брось, Саныч! – ответил Урусов. – Я думаю, выдержит.

– Не, что выдержит, не сомневаюсь. Некрасиво просто. Сердце не радует…

– Красиво-некрасиво, радует не радует… А сердце ты побереги, майор. Ты нам живой нужен. И без инфаркта… Ванька, – заорал он Герману, – погнали!!!

«Тигр» взревел двигателем и потихонечку полез на мост…

Переправа всех шести машин прошла без сучка и задоринки. Собранный монстр мог бы выдержать средний танк, «шишиги» были ему, что слону дробина, не говоря уж об «УАЗах» и «Тигре». Асфальт, естественно, оказался совсем даже не гладким, но вполне приличным. А вот указатель разочаровал. От надписей мало что осталось: какие-либо цифры отсутствовали напрочь, а из трех названий можно было с трудом разобрать только одно, и оно никому ничего не говорило.

После долгого изучения карты и камлания насчет облаков и погоды (как будто не занимался этим все время строительства) штатный «брат ориентировщика» сообщил:

– По дороге поедем, однако.

– Почему? – поинтересовался сержант Поляков.

Урусова этот вопрос тоже интересовал, но желание нарываться на очередной дурацкий розыгрыш отсутствовало. Капитан оказался прав.

– Больше некуда, – ответил Юринов, – либо по дороге, либо обратно через мост.

– Ага! – глубокомысленно произнес Поляков и надолго задумался… – А где эта дорога на карте?

– Поляк, не приставай к человеку. – Эта игра Урусову уже надоела. – Все равно он не знает, куда по ней приедем!

– Дороги этой на карте нет, – отозвался Борис, – а куда приедем, знаю.

– Как нет? – удивился Сундуков.

– И куда? – встрепенулся Урусов.

Ефрейтор задергался, не зная, кому отвечать первому. Но разобрался:

– Дороги нет на карте, товарищ майор, потому как карта девяносто первого года выпуска!

– И что?

– А местность две тысячи двадцать третьего! Местность позже выпущена! То есть карта раньше.

– И что, все так сильно изменилось? – Роман понимал, что несет чушь, но достало все…