Мне предстояло пройти Трехдневное Приготовление, обязательное для всякого, кто намеревался уйти в Ночные Земли; в нем дух очищался настолько, что Силы Зла не могли нанести ему вреда. Кроме того, как я уже сказал, никто не мог выйти из Пирамиды, не ведая во всей полноте о жути, которую таила Вечная Ночь, и во время Приготовления рассказывали обо всех кошмарах, о которых не должна была знать молодежь, о жутких увечьях и душевных падениях, повергавших сердце в страх уже при одном беглом упоминании о них; подобная информация записывалась в книги, которые нельзя было легко раздобыть, — их хранили под замком у Мастера Приготовлений.

Действительно, выслушав все, что мне положено было услышать, я всем сердцем своим удивился тому, что находились люди, уходившие отсюда в Ночную Землю, да вообще тому, что в Приготовительный Зал приходили не только, чтобы учиться, никуда из Пирамиды не собираясь. Но так уж устроено человеческое сердце; каким оно было всегда, таким и останется до конца времен. Ведь юность стремится: к приключениям и опасности, как велит природное непокорство духа; и кто станет сожалеть об этом; хуже было бы, если бы Дух Мужественности оставил нас. Только не думайте, что я имею в виду бой между двумя мужами, мысль о таком несчастье повергает меня в уныние.

Но наконец пришло утро, если так позволительно назвать ту пору Вечной Ночи, невластной внутри Пирамиды, когда я вступил в Комнату Приготовления и Дверь закрылась за мной; там я прошел Полный Курс, чтобы ничто не помешало мне выжить и добиться успеха посреди кошмаров Ночного Края.

Три дня и три ночи находился я в Палате Приготовления, а на четвертый день мне принесли панцирь, и Мастер приготовил его, не прикасаясь ко мне, — теперь никто не должен был прикасаться ко мне и отвлекать словом и даже помощью.

Я облачился в серую броню, а под нее надел особый вязаный костюм, чтобы не умереть от холода Ночных Земель. А потом взял ранец с дорожной едой и питьем, которые могли весьма долго поддерживать мою жизнь; ранец принесли вместе с панцирем, и на нем был вышит Знак Чести: так обо мне позаботились женщины Пирамиды.

А когда все было готово, я взял Дискос, молча поклонился Мастеру Приготовления; он подошел к двери, открыл ее и дал знак людям, чтобы я мог выйти в ночь, не прикоснувшись к кому бы то ни было. Целая толпа собралась у дверей Зала Приготовления, и я понял, что повесть моя растрогала сердца жителей Великого Редута; провожать к этой двери не являлись без приглашения, и то, что многие решили нарушить Обычай, свидетельствовало о многом. За дверью люди расступились, открывая мне путь до Великого Лифта. И я спустился вниз, а в самом низу собрались несчетные миллионы, и все сохраняли молчание. Невзирая на великую симпатию ко мне, они безмолвствовали ради моего блага. Я шел к выходу, и никто в Великой Пирамиде не заговорил со мной. Лишь весь эфир был полон безмолвных молитв и сочувственных мыслей.

Возле Великих Ворот меня ожидал дорогой Мастер над Монструваканами — в панцире и с Дискосом в руках; стоя во главе Полного Дозора, он отдал мне честь. И он смотрел на меня, и я глядел на него, а потом поклоном выказал свое уважение. Тогда он молча отсалютовал мне Дискосом, и я направился к Великим Воротам.

В Великом проходе погасили все огни, чтобы свет не мог выдать меня. Ради меня открыли не калитку, а в знак уважения к моему путешествию — сами Великие Ворота, способные пропустить колоссальное войско. Но ничто не нарушило тишины возле ворот, и в темноте Двухтысячный Полный Караул безмолвно воздел Дискосы в знак воинского салюта; со смирением опустив обращенное вниз оружие, я вышел в ночь.

Некоторое время я просто шел вперед, — не оборачиваясь назад, укрепляя дух и сердце, — потому что предприятие мое требовало всего моего мужества и душевной отваги, ведь иначе нельзя было спасти мою единственную в укутавшей мир тьме, или с честью встретить смерть, когда та пожалует ко мне.

Так я шел вперед, всем своим существом осознавая горечь разлуки со своим могучим домом, со всей заботой и мудростью, которые таились под сухими правилами и наставлениями.

Сердце мое согревала любовь к Мастеру над Монструваканами, оказавшему мне великую честь, выйдя в панцире в числе полного Дозора, чтобы поддержать во мне бодрость духа в момент расставания. Удаляясь от дома, я ощущал вокруг себя биение эфира, мысли, молитвы и пожелания миллионов людей, оставшихся за моей спиной.

Наконец, слегка успокоившись, я отметил, что ночной воздух чрезвычайно холоден и кажется непривычным; мои легкие и гортань покалывала острая свежесть, грудь моя наполнялась дыханием; получалось, что в наружном воздухе было больше телесности, чем в том, который наполнял плато Тысячного Города, где находился мой дом. Воздух в городах Пирамиды был различен, и разница между этажами была столь велика, что многие люди переселялись на тот, где ощущали себя более здоровыми; однако делали это по правилам и соблюдая необходимую численность. Так поступали не потому, что многим не хватало здоровья, чаще бывало наоборот.

Здесь позвольте мне упомянуть, что в недрах земли — в полях — воздух обнаруживал предельное разнообразие и свежесть; веселя одного, он печалил другого, и всякий мог отыскать для себя подходящее место, руководствуясь разумом в своих поисках.

Так шел я вперед, полный новых мыслей и воспоминаний, даже на мгновение не забывая о своих сомнениях и опасениях.

Странно было мне оказаться вовне Пирамиды в Ночном Краю, пусть и еще возле дома, фантазия и воображение нередко приводили меня сюда, но прежде мне еще не приходилось просто ступать ногой по поверхности земли, по почве Ночного Края. Удивительно странное чувство, совершенно непонятное человеку нашего нынешнего дня.

Наконец я приблизился к Кругу, которым был окружен Редут, и ощутил удивление оттого, что он оказался совсем узким, ибо рассудок мой ждал иного; он всегда рассчитывает на то, что его предположения окажутся верными; и посему нередко убеждается в собственной неправоте, а иногда и в самой простой ошибке. Словом, я обнаружил, что кольцо представляет собой небольшую прозрачную трубку толщиной не более двух дюймов, испускавшую очень яркий и сильный свет, казавшийся вблизи много сильнее. Пусть эта мелкая подробность намекнет вам на всю новизну моего похода; кроме того, постарайтесь представить вместе со мной, как часто видел я над этой трубочкой чудовищных тварей, когда свет выхватывал из мрака их рыла.

К такому зрелищу я привык с детства; мы, мальчишки, нередко проводили дни отдыха возле великих стекол. Мы загадывали, кто первым увидит чудовище, выставившееся в сияние круга. Это случалось нередко, но ночные твари быстро исчезали во мраке, не имея особой симпатии к свету.

Тот, кто первым замечал особо уродливую тварь, считался победителем, и мы часами ждали мгновения. Игра переходила от поколения к поколению: и, несмотря на ощущение безопасности, как мне кажется теперь, с детской радостью соседствовал сердечный трепет.

Впрочем, эти воспоминания, скопившиеся за годы моей жизни, невольно заставили меня сделать шаг назад, когда я вдруг осознал, скольких жутких чудищ видел здесь на краю мрака.