Еще раз.

Опять неудача. Зеркало упорно не хотело ни отражать, ни показывать иные миры.

И снова в сознание Ди вторгались посторонние шумы. Кажется, его мать ругается с соседкой. Неуместная мысль о возможной женитьбе посетила Джона Ди.

Замелькали красотки, когда-либо виденные им в трактирах и при королевском дворе. Холодное лицо рыжеволосой Елизаветы. Больное лицо обреченной Марии Тюдор. Какая-то истерзанная женщина, которую волокут на казнь за исповедание протестантизма.

Не то, не то, не то!

Ди не оставлял попыток.

Если ему и был свойствен рассеянный ум, слабо приспособленный к тому, чтобы сосредотачиваться, то в не меньшей степени свойственно было ему и упрямство.

Он вздохнул поглубже, наклонился над блестящей черной поверхностью и возобновил работу.

…Странное существо вдруг посмотрело на него с той стороны тонкой глади. Сперва он почувствовал взгляд и подумал, что ему почудилось. Но взгляд никуда не исчезал. Более того, он приближался и делался все более пристальным. Затем Джон разглядел глаза. Два широко расставленных, неестественно огромных глаза, обведенные двойным кругом белых ресниц. Проступили узкие зрачки. Зеленые точки вспыхнули вокруг этих зрачков.

Постепенно проявилось лицо. Тонкое, жуткое. Оно напоминало «физиономию» кузнечика. Последними показались волосы. Пушистое облако над страшной образиной.

Лицо все время воспринималось по-разному, причем восприятие колебалось от ужаса и отвращения до восторга и преклонения. Джон Ди понял, что скоро выбьется из сил, если не сумеет укротить свои эмоции, однако это ему не удавалось.

Существо чуть раздвинуло маленькие жвала и начало говорить. К собственному своему удивлению, Ди понял, что запоминает каждое слово. Он моргнул, а когда открыл глаза, то понял: существо в кристалле исчезло.

Тогда он схватил перо и быстро записал услышанный набор звуков, не более, но в нем угадывалась система. С помощью «Стеганографии», которая содержала десятки способов текстовых шифровок, ему удастся разобрать этот язык! Нужно только снова увидеться с этим существом и записать еще несколько его изречений.

Однако продолжить занятия с кристаллом Джону Ди помешали.

Он снова услышал голос матери. Теперь она говорила с почтительными интонациями. Джон Ди набросил на отполированный кристалл платок и поднялся из-за стола.

Коль скоро матушка держится вежливо, значит, гость пожаловал значительный. На простых смертных она не разменивалась. Госпожа Уэлшмен (такова была ее настоящая фамилия) хоть и была небогата и незнатна, однако чрезвычайно гордилась своим высокоученым сыном, который — подумать только! — разговаривал с королевами и предсказал нынешней государыне ее скорое восшествие на престол.

Видимо, от королевы и явились, подумал Ди.

Точно. В дверь уже входил роскошно одетый юный хлыщ. Елизавета обожала красивые ткани, кружева, драгоценные камни, шитье. Ей нравились молодые лица, и она окружала себя людьми, обладавшими как достатком, так и вкусом. Так что визитер представлял собой типичного английского придворного новой формации.

Джон Ди улыбнулся.

Посланец королевы принял эту улыбку на свой счет и ответил довольно высокомерным кивком головы.

— Ее величество послала меня за вами, — заговорил он тонким, ломающимся голосом. Затем писклявый голос сменился хрипловатым тенорком: — Она желает знать, как продвигаются результаты ваших исследований, поскольку вы… — Опять писк: —…недавно заверяли ее в том, что ваша научная работа будет иметь огромное значение для Англии. — И снова хриплый голос, которым юноша заговорит, когда окончательно сделается мужчиной: — Поэтому я уполномочен немедленно сопроводить вас во дворец и представить ее величеству королеве!

Ди слушал, полуприкрыв глаза.

Он представлял, что с ним разговаривают сразу два придворных.

Как два шута: один начинает фразу, другой заканчивает, создавая забавный эффект.

Молодой человек, очевидно, сознавал, что производит несолидное впечатление, поэтому распетушился еще более.

— Ее величество надеется увидеть вас немедленно! — почти выкрикнул он. — Ее величество рассчитывает, что ваши успехи так значительны, как вы повсюду рассказываете!

— Возможно, — мягко согласился Джон Ди. Он вовсе не собирался чересчур обижать этого паренька, который совершенно не виноват ни в собственной недалекости, ни в новой дворцовой моде, предписывающей разряжаться в пух и прах, ни в том, что у него так невовремя начал ломаться голос.

* * *

Платье королевы топорщилось от жемчугов и вышивок. Хрупкая Елизавета казалась заточенной в свое массивное одеяние, как в броню. Ди, как истинный ученый, всегда небрежно относившийся к одежде, даже представить себе не мог, сколько времени занимает ежеутреннее возведение этой крепости. Тончайшие кружева обрамляли лицо, подчеркивали изящество шеи, белизну плеч.

Королева выглядела одновременно и недосягаемо далекой, и вполне реальной, готовой в любое мгновение расстаться с частью своего величия и намекнуть — только намекнуть! — ученому на возможность дружеского сотрудничества, если дело того стоит.

Ди зажмурился. Еретическая мысль считать королеву «своим парнем» соблазнительно закралась ему в голову, и он побоялся, чтобы Елизавета не разглядела отблеск этой ереси у него в глазах. Удивительно, как много всего приходит на ум в такие важные моменты! И две трети — совершенно посторонние соображения. Возможно, это происходит потому, что в минуты, подобные этой, человек собирает все свои силы и способности. А сил у человека много. В обыденной жизни он не пользуется и сотой частью. И вот теперь, вырвавшись на волю, «тайные механизмы» человеческой натуры самовольно начинают решать самые разнообразные задачи, по большей части никак не связанные с реальностью переживаемого момента. Кланяясь ее величеству, Ди внезапно подумал еще об одной посторонней вещи. Если он действительно никак не может сосредоточиться, то не исключено, что не стоит терять время на безнадежное обучение навыку, освоить который ему не под силу. Не нанять ли помощника? Идея была простой и лежала на поверхности, но именно ее простота и заставила Ди задохнуться.

Что с вами? — спросила королева участливо, видя, как призванный ею астролог побледнел, ахнул и зажмурился. На лице Елизаветы появилась легкая самодовольная улыбка.

Будь Джон Ди прирожденным царедворцем, он сразу понял бы, что надлежит делать: изобразить, насколько потрясло его великолепие облика королевы. О, прекраснейшая из женщин, леди Пеликан! О, утонченный вкус, о, изящество, о дивная красота! Проницательная и умная, Елизавета охотно поддавалась на подобную лесть. Если у нее должны быть слабости, она изберет себе самую простительную и безопасную и до конца дней своих будет заботиться о своей внешности и о том впечатлении, которое производит на людей, даже самых ничтожных. Комплимент из уст какого-нибудь нищего из Лондонского Сити будет приниматься «доброй королевой Бесс» с той же искренней благосклонностью, что и учтивая речь испанского посла.