В книге «10 мифов об Украине» 2009 года в главе «Уныние семи Уний» я рассматривал их – от Лионской унии (1274), Флорентийской (1439) и до Люблинской и Брестской, когда в 1595 году посланцы четырёх униатских епископов прибыли в Рим, изъявили покорность папе, приняв все католические догматы, оставив только обряды Православной церкви. Папа Климент VIII радостно принял это соединение, отпечатал медаль с надписью Ruthenis receptis («Русские приняли»). Да-да, панове-«украинцы», так все и звались в Южной и Западной Руси, до «вторичной украинизации» при царях Александре и Николае Первых, о чём будет сказано и в этой книге.

Но фактически русские НЕ приняли унию. Восставали против неё сотни лет (считая и Правобережную Украину, воссоединённую с Россией позднее), и прекрасно известно, чем заканчивались те восстания.

Архиепископ Белорусский Георгий Конисский так описывает одну из расправ:

«Казнь оная была ещё первая в мире и в своём роде, и неслыханная в человечестве по лютости своей и коварству, и потомство едва ли поверит сему событию, ибо никакому дикому и самому свирепому японцу не придёт в голову её изобретение; а произведение в действо устрашило бы самых зверей и чудовищ.

Зрелище оное открывала процессия римская со множеством ксендзов их, которые уговаривали ведомых на жертву малороссиян, чтобы они приняли закон их на избавление своё… Но сии, ничего им не отвечая, молились Богу по своей вере. Место казни наполнено было народом, войском и палачами с их орудиями. Гетман Остраница, обозный генерал Сурмила и полковники Недригайло, Боюн и Риндич были колесованы, и им переломали поминутно руки и ноги, тянули с них по колесу жилы, пока они не скончались; Чуприна, Околович, Сокальский, Мирович и Ворожбит прибиты гвоздями стоячие к доскам, облитым смолою, и сожжены медленно огнём; старшины: Ментяй, Дунаевский, Скубрей, Глянский, Завезун, Косырь, Гуртовый, Тумарь и Тугай четвертованы по частям. Жёны и дети страдальцев оных, увидя первоначальную казнь, наполняли воздух воплями и рыданием; скоро замолкли. Жёнам сим, по невероятному тогдашнему зверству, обрезавши груди, перерубили их до одной, а сосцами их били мужей, в живых ещё бывших, по лицам их, оставшихся же по матерям детей, бродивших и ползавших около их трупов, пережгли всех в виду своих отцов на железных решётках, под кои подкидывали уголья и раздували шапками и метлами.

Они между прочим несколько раз повторяли произведённые в Варшаве лютости над несчастными малороссиянами, несколько раз варили в котлах и сжигали на угольях детей их в виду родителей, предавая самих отцов лютейшим казням…»

Подобных описаний (как и самих казней украинцев) существует немало в том числе и у польских авторов – бедняги просто не знали чего здесь стыдиться и ретиво исписывали сотни страниц!..

Могут возразить, что к XIX веку нравы смягчились, и «Соловьёвская уния» прошла бы скорее всего более либерально. Правда, сегодняшнему читателю следует остеречься и другой иллюзии: что «контрагентами» Соловьёва, т. е. деятелями «с той стороны» его унии, были крайне толерантные персоны вроде нынешних Римских Пап XXI века – кроткого Иоанна Павла II или нынешнего задумчивого учёного Бенедикта XVI.

Конечно, башибузуки времён папства Льва XIII (фактически исполнители проекта Соловьёвской унии ) просто, без польских затей вырезавшие в 1877 году болгарских, сербских православных священников (вкупе с их паствой), были как-то более, извините, либеральны, более гуманны, чем борцы за унию XVII века, но… свою порцию кровавых жертв резни 1870-х годов Соня Соловьёва все же получила.

Мою работу с тезисами, краткими, но вполне выверенными выводами из работ Соловьёва дополню более подробным исследованием признанного специалиста Константина Леонтьева. Конечно, я сохраняю благожелательные оценки Леонтьевым Соловьёва, или места, где Леонтьев признаётся, что не в силах его опровергнуть, ведь время написания этой статьи – 1888 год… Дальше ответила сама жизнь.

Леонтьев К. Н . Владимир Соловьёв против Данилевского.

«Нет спора, это так просто, ясно и возвышенно – сделать первый шаг к примирению двух Церквей, разделённых и давно враждующих, но внутренне соединённых общей “благодатью”, как доказывал Соловьёв.

Я могу, в личных действиях моих и даже в помыслах относительно настоящего, быть в полном подчинении духа у представителей Восточной иерархии и вместе с тем могу говорить себе так: “Если это соединение Церквей, в какой бы то ни было форме, даже и в форме простого подчинения папе, находится в предначертаниях Божиих, то придёт время, когда наши Восточные Епископы найдут это возможным и правильным, и верующие потомки наши обязаны будут идти за ними хотя бы и “в Каноссу”. А если нет – нет! И тогда лишь будет решено и ясно, что такое был в своё время Владимир Соловьёв, великий ли пророк истины или лжепророк, захотевший, на поприще духовном, стать выше духовных властей…”

Широкое основание духовно-церковной пирамиды – общее; вершина её должна быть в Риме, по мнению г. Соловьёва. Мы можем не соглашаться с этим последним выводом (Владимир Соловьёв не собор Восточных Епископов); мы можем и, вернее, даже должны теперь, как православные, думать и надеяться, что вершина эта отклонится скорее на восток, чем на запад…

Самое своеволие и самая оригинальность его первоначальных объяснений подкупает в его пользу даже и зрелый ум, даже и богобоязненное сердце.

Но возможность личного спасения, видимо, признаёт Соловьёв и на лоне Восточного Православия. Зачем же я пойду в Рим, когда никто, имеющий право духовно мне повелевать, этого мне не предписывает? Ни Всевосточный собор, ни Восточные Патриархи, ни Св. русский синод – мне этого ещё не сказали!

Владимир Соловьёв для меня не имеет ни личного мистического помазания, ни собирательной мощи духовного собора.

Я признаю за ним с радостью и любовью силу личного духа, но духовной силы благодати не признаю за ним. В этом смысле, в смысле обязательности, катехизис самый краткий, сухой и плохо составленный, но духовною цензурою просто-напросто одобренный, для меня, православного, в миллион раз важнее всей его учёности и всего его таланта!

По мнению Влад. Соловьёва, у России нет и не должно быть никакого особого культурного призвания. Назначение русской (и вообще славянской) цивилизации одно: служить почвой для примирения Православия с папством. Призвание исключительно религиозное; всё остальное и безнадежно, и неважно. Поэтому всякая попытка резко обособить Россию от Запада в других отношениях: в государственном, экономическом, в научном, философском и эстетическом, есть попытка не только тщетная, но и прямо вредная, как помеха и задержка на главном пути…

Расшатывать основы государственной силы нашей поэтому г. Соловьёву ничуть нежелательно. Касаться прямо Православия, для подчинения его папству, повторяю, практически неудобно (хотя, быть может, слегка и желательно).

Что же делать? Надо (всё для расчищения того же пути к “высшему”) пошатнуть более доступные опоры; потрясти основание собственно культурных надежд; надо развенчать Данилевского и обезнадёжить раз и навсегда его учеников и поклонников.