Далее, для такой сельской категории, как «крестьянин», в городе места не было. Поэтому крестьянам, жившим в Петербурге, для того чтобы стать городскими жителями, необходимо было приписываться к официально признанным категориям городского населения. Если они этого не делали, то и горожанами не считались. Приобретая же статус городских жителей, крестьяне попадали в другие группы. Те, кто не приписывался к цехам и гильдиям, оказывались в числе посадских людей. После 1785 г., если они имели собственные дома, то попадали в разряд «настоящих городовых обывателей». Дворовые же ни в какие разряды горожан не попадали, даже в низшую категорию посадских людей.

Кроме того, эта система классификации не учитывала новые виды деятельности. По крайней мере одна группа, приобретавшая всё большую важность, а именно чиновная бюрократия, включала в себя выходцев из разных сословий – дворянства, купечества, духовенства и т. д. Чиновничество, официально не признанное как сословие, начинало тем не менее складываться в особую группу городского населения с собственными ценностями, интересами и мотивами поведения[113].

Итак, в XVIII в. система социальной дифференциации в столице определялась официальной сословной принадлежностью, а не экономической деятельностью. Но поскольку эта система сословий фактически не отражала все виды занятий петербуржцев, то в настоящем исследовании большее значение придается их экономической и социальной функциям, чем классификации по сословиям. Таким образом, мы будем рассматривать городское население не столько исходя из сословной системы XVIII в., сколько ориентируясь на классификацию жителей по социальным и экономическим ролям, которые они играли в городской жизни. В Петербург людей приводила не сословная принадлежность, полученная от рождения, а род занятий, поэтому их место в жизни города лучше всего объясняется их экономической функцией. Необходимость заново определять социальные категории, отражающие реальность Петербурга, ясно показывает, что жизненная энергия, динамика развития города была чрезвычайно высока. Власть не успевала осмысливать идущий процесс урбанизации и тем более контролировать и направлять его посредством планирования. В новой системе классификации некоторые группы в целом остаются прежними, но другие выходят за рамки ряда категорий XVIII в. Шесть групп, которые мы выделяем и рассматриваем ниже, – это городская аристократия, гражданские государственные служащие, торговцы, ремесленники (включая и не приписанных к цехам), военные, работники (в том числе подёнщики и прислуга). Численность духовенства была так мала, что его рассмотрение носит лишь дополнительный характер. Эти подразделения ни в коем случае не представляли собой социальные классы и явственно отличались друг от друга образом повседневной жизни. Место каждой группы в социальной системе и роль в экономической жизни можно определить в общих чертах следующим образом.

Группа, названная здесь городской аристократией, может быть также описана как богатейшее титулованное и нетитулованное дворянство, к которому можно добавить и крупнейших купцов. Эта группа образовывала не только официально признанную верхушку общественной структуры, но и стояла на вершине экономической иерархии. Она пользовалась более широкими законными правами и привилегиями, чем любая другая группа. В самом деле, привилегированный социальный статус дворянства проистекал из его глубокого и прочного правового превосходства над остальными категориями горожан, дарованного государством. Городская аристократия владела половиной каменных домов в городе, расположенных главным образом вблизи от центра, на лучших участках, выходящих на реки и каналы. У многих имелись ещё и загородные дома за окраинами города или по берегам Финского залива.

Городская аристократия тяготела к более роскошному образу жизни, чем любая другая группа. Богатейшие её представители, высокородные вельможи, стремились превзойти друг друга богатством и окружали себя множеством слуг. Известнейшие и богатейшие аристократы выставляли напоказ, сверх обычного штата домашней прислуги, толпы ливрейных слуг на особых ролях – конюхов, кучеров, егерей, буфетчиков. Кирилл Григорьевич Разумовский держал в городе свыше двухсот слуг, а о Шереметевых говорили, что у них целых триста[114]. Никакая другая категория населения не могла подражать им в такой нарочитой пышности. Именно этих людей чаще всего приглашали на придворные приемы, маскарады, балы, и это в их дома сама Екатерина нередко заглядывала на обед, скоротать вечер за картами или на какое-нибудь другое светское собрание[115].

Имена каких семейств ассоциируются с этой группой? Во-первых, те дома, что были глубоко вовлечены в придворную жизнь. Это были хозяева дворцов. К их числу принадлежали не только обладатели высших государственных должностей, но и придворные чины, а также члены их обширных семейных кланов. В работе Д. Рэнсела, посвящённой политике придворных «партий» в екатерининской России, названы многие из них. В первую очередь это имена Бестужевых, Долгоруких и Долгоруковых, Куракиных, Орловых, Паниных, Потемкиных, Шереметевых, Шуваловых, Трубецких и Воронцовых, но были и другие, не занимающие видного места в исследовании Рэнсела – Белосельские, Бецкие, Демидовы, Нарышкины, Юсуповы. Высокопоставленные военные нередко имели в Петербурге дома, в которых жили их многочисленные родственники в те долгие периоды, когда сами они отсутствовали. Например, М.И. Кутузов, будущий победитель Наполеона, в конце 1760-х гг. унаследовал от отца дом на берегу Невы и продолжал содержать его, несмотря на свои длительные отлучки из города[116]. В числе привилегированного купечества значились русские имена Болин, Чулков, Северин, Шемякин, фамилии голландцев Бахерахта и Бетлингка, британские дома Кейли, Гарднер, Гомм, Шэрп, Сазерленд, Своллоу и Томсон, армяне Маничар и Лазарев.

М.И. Кутузов