Каждый следующий мой визит, доводил меня до точки кипения. Каждый божий день, когда я приходила к другу я обязательно натыкалась на подозрительный и холодный взгляд его соседа, что как ни странно меня очень больно задевало, хотя по сути этот тронутый на голову мужик был мне совершенно посторонним человеком. Этот тип был невыносим. Его поведение граничило со старческим брюзжанием и детской истерикой. Он изводил меня медленно и методично. То ему не ту еду принесли на ужин, и он это есть не будет, потому что помои бы вкуснее были и тада-да-дам в этом обязательно буду виновата я, по его мнению, конечно же. То ему процедуры какие-то сделали, и он спустил всех собак на меня, то док сказал что-то не то, то здесь сервиса нет и все в таком духе. Крайней оставалась всегда я. Вот как мне нравилось, когда он был без сознания и просто молчал. Вот такой красавчик был, прямо на загляденье, а сейчас у меня есть огромное желание его треснуть чем-нибудь потяжелее, чтобы мозги на место встали, и он перестал брюзжать в мою сторону. Во всех его бедах и неприятностях я совершенно не при чем. Но апофеозом начала нашей будущей войны стали выходные, когда я, Егор и Тим появились в дверях палаты, где этот болезный клеил молоденькую медсестричку. Ворковал, как голубь сизокрылый, был улыбчив и мил. Рожа так и гляди сейчас треснет от такого очарования. Вот только стоило ему увидеть меня, как все его напускное человеколюбие слетело, и опять на его лицо появилась брезгливая гримаса.

— Мне это порядком надоело, — сказала вслух, ни капли не стесняясь барышню. — Мужик, у тебя какие-то проблемы?

— Никаких проблем, только твое притворство, которое смердит ложью за километр. Строишь здесь из себя несчастную, а сама готова танцевать на костях, — буквально выплюнул мне этот «красавчик».

— По себе людей не судят, это раз. Два, смердишь здесь только ты, уже давно бы не помешало принять хотя бы душ или помыться частично, а самое главное, что просто необходимо, так это помыть рот с мылом. И три, если для тебя сочувствие другу — это притворство, то мне тебя искренне жаль, значит за всю свою сознательную жизнь не нажил верных друзей, которые будут идти с тобой рука об руку и в болезни и в здравии, — бросила ему я и резко развернувшись на сто восемьдесят градусов пулей вылетела в коридор.

Я больше не желаю видеть этого заносчивого типа. Да как он только посмел такое сказать абсолютно постороннему человеку? Было обидно до глубины души. Я по сути своей совершенно не конфликтный человек, но такое терпеть, не намерена. Бывшему мужу раз позволила лишнего, так он это принял за правило. Теперь и возмущается, что у меня колпак потек, ведь все же было нормально. Ага, было, пока я молчала. А как надоело, так сразу посыпались обвинения и упреки. Нет уж спасибо, наелась. Я покажу еще этому «красавчику» что такое притворство и научу танцевать так, что он еще пожалеет о сказанном. На *рен всякую толерантность. Это война.

— Пять тысяч? — Спросил меня этот нахал.

— За что? — Удивленно приподняла я брови.

— За секс.

— Я не плачу за секс, — сказала я и в который раз мой гнев, в присутствии этого негодяя дал о себе знать.

Нет, ну где это видано, чтобы мне еще и за то самое нужно было платить, да и не в боевой готовности предполагаемый любовник, чтобы еще такое предлагать. Он конечно, «красавчик», но после его ежедневных нападок, будь он хоть сам Господь, я бы в его сторону не посмотрела в этом плане. Неужели я прямо таки вообще не очень, что бесплатно уже никто на меня и не посмотрит? Я невольно принялась осматривать себя, примечая детали. Узкие джинсы, лодочки на ногах, белая футболка, конечно до топ модели мне далеко, но и не отвратительное сельпо на выезде. Да все со мной в порядке, даже и думать об этом не буду.

— Хорошо, назови свою цену.

— Да пошел ты, — послала его, поцеловала в щеку Тараса и вылетела из палаты от греха подальше.

Иногда мне кажется, что я его когда-нибудь обязательно пришибу, он просто невыносимый тип, который изо дня в день мне всю кровь сворачивает. Раньше я хаяла своего бывшего, но сейчас я думаю о нем, как о святом человеке. Да Леха вообще лапочка, по сравнению с этим товарищем Бестужевым. В моих мыслях все чаще мелькает идея, чтобы он откусил себе свой гадкий язык, который не дает мне спокойно жить. Проработав несколько месяцев в Tarlnc, я думала, что нарастила толстую броню, сквозь которую ничего не пробьется, и была в чем-то права. В офисе я была, как ураган, не зря же их называют в честь женщин. Меня ни капли не задевал тот факт, что за глаза меня все с*кой называют, да, пожалуйста, лишь бы рабочему процессу это не мешало, а вот любое слово брошенное Андреем Бестужевым в мою сторону выводило меня из себя. Сколько раз за последнюю неделю я пыталась уговорить доктора перевести Тараса в другую палату, да в любое другое место, где не будет несдержанного на язык типа, но все как об стенку горох.

— Нет мест, — повторял мне врач каждый раз, как попугай одно и то же.

Да что за непруха такая? Последняя неделя была адской. Тимур уехал к Мидману обсуждать новый проект заграницей, Егор пропадал на стройке, а весь головной офис оставили на меня. Я наверное мазохистка, потому что мне по настоящему нравилась моя работа, я чувствовала себя, как никогда живой и во мне бурлила бешеная энергия.

Сын вдали от меня и моих рабочих авралов влился в деревенскую жизнь с первого же дня, что было понятно по присылаемым фото. Дай ему волю, он бы на улице и ночевал бы, но грозные бабушки и дедушки заставляли постоянно кушать (много кушать, чтобы внучек не дай Бог голодным не ходил), мыться и спать, когда за окном кипит такая интересная жизнь. Как ни странно с дедом, мужем моей тети, он научился копать картошку, конечно зрелище было поистине смешное, я получила подтверждающее видео, как маленький человек со своей маленькой лопаткой пытается выкопать хотя бы одну картошину. От усердия высунут язык, весь в земле, но сдаваться это не в его правилах. И надо было видеть его умильную рожицу, когда он добрался до первой своей добычи. Добычей его еще были ягодки, яблочки и немножко горошка, который специально, ради детей высаживался позже, чтобы внучек поел. Правда, были вытоптанные кусты и цветы после набегов маленьких чингачкуков, при виде которых тетушка только за сердце хваталась, но молчала. Короче, скоро я встречу маленького загоревшего колобка.

Пятница началась не радужно.

— Алина Афанасьевна к Вам посетитель, — сказала мне Марго по внутренней связи.

— Кто?

— Некая барышня. Она очень настойчива.

Я прекрасно знала этот тон Марго, она была в тихой ярости, что не предвещало ничего хорошего.

— Проводи, пожалуйста, в приемную.

Глотнув напоследок еще немного спасительного кофе, который не помогал прогнать мое не выспавшееся состояние, я выплыла в приемную, где меня уже ожидала она. Девочка, едва достигшая совершеннолетия. Она была очень хороша собой, типичная такая кукла, но стоило открыть свой ротик, как я тот час поменяла свое мнение.