У меня двенадцатисантиметровых каблуков нет. Даже десяти. Да что там! Туфли на шпильке я выкинула после того, как каблук сломался. А произошло это на третий день после того, как я их купила. Из чего я поняла: это не мое. И мини я тоже не ношу. Если на купленной мною одежде случайно попадаются блестки или пайетки, я их тут же отпарываю. А все почему? Проклятая привычка! Пять лет жизни в московском метро и пригородных электричках! До сих пор слышу змеиное шипение:

– Девушка, вы мне своими волосами ноздри щекочите. Не обижайтесь, если я вас сейчас обчихаю.

Или:

– Ваша кофта царапается! На моем «Армани» сплошные затяжки! Понаехали! Колхоз! – И удар локтем в поясницу.

С тех пор я стала в одежде скромницей. Минимум вызова, максимум комфорта. Что кардинально противоречит нашей провинциальной моде. Вот почему Арсений вздыхает. Идти с такой унылой особой в ресторан не комильфо. Если бы не моя репутация… Капка недаром сказала: твоя слава гремит сразу после моей. Где бы я ни появилась, на меня обращают внимание все, даже несмотря на полное отсутствие блесток.

– Явилась!

– Нашли же друг друга, два придурка!

– Мы им отомстим, – пообещал Арсений, отодвигая мне стул.

Наш столик лучший – у окна. Едва я туда направилась, сидевших за ним людей как ветром сдуло. Официанты долго препирались, кому к нам идти, наконец татарочка с раскосыми глазами, явно из гастарбайтеров, после того как ей придали ускорение толчком в спину, принесла нам меню. И тут же хотела уйти.

– Стоять! – рявкнул Арсений. – Регистрация есть? Что-то я тебя здесь раньше не видел. Когда приехала? Откуда? Надолго?

Она что-то залепетала, явно напуганная, и я поспешила ей на помощь:

– Оставь ее, Сеня, у девушки горе. Она еще об этом не знает, но скоро придет письмо…

Официантка чуть в обморок не хлопнулась, ее вовремя подхватил бармен, метнувшийся к нам из-за стойки.

– Извините, не желаете пройти в отдельный кабинет? – дрожащим голосом спросил метрдотель, пока бармен уносил татарочку. – Чтобы вам никто не мешал?

– Да тут и так никого нет, – обвел Арсений зал недоумевающим взглядом. В самом деле, после нашего короткого диалога с официанткой посетители разбежались. Несмотря на то что был субботний вечер, а ресторан пользовался у местных жителей популярностью, он обезлюдел. Сунувшийся было в дверь высоченный парень, после того как я махнула ему рукой (старый знакомый), метнулся обратно, сделав вид, что забыл деньги.

– Это вам ничего не будет стоить, – продолжал умолять метрдотель. – Шампанское – в подарок от заведения!

– Анфиса, будешь шампанское?

– Буду!

– Ну что ж… Раз бесплатно… – Арсений встал и подошел, чтобы отодвинуть мне стул. Как же красиво он за мной ухаживал! – Темные люди.

– Средневековье, – поддакнула я.

– И все время нарушают закон. Вот среди таких и растет преступность!

«Средневековье» стояло вытянувшись в струнку, пока мы шествовали за ширму. «Ну, почему именно к нам?» – еле слышно простонал метрдотель. Я уже хотела сказать ему, что ресторан прогорит, что было сущей правдой, но сдержалась. Мы ведь с Арсением пошутили. У нас просто есть чувство юмора в отличие от всех остальных жителей этого города.

– Я вижу, к тебе вернулся дар, – важно сказал Арсений, когда разлили шампанское. Официант, русоволосый парень с испуганным лицом, тут же исчез. – Выпьем за это. – Мой жених высоко поднял свой бокал, я не осталась в долгу, но, сделав глоток, чуть не поперхнулась, потому что услышала: – И очень кстати, ведь я вычислил всех, кто может иметь отношение к убийству.

Поскольку нас спрятали за ширму, зал постепенно стал заполняться. Я решила пока не ходить в туалет. Пусть сначала хоть что-то закажут. А пока решила залить тоску халявным шампанским. Арсений одобрительно кивал, глядя, как я опустошаю второй бокал:

– Вот это дело! Давай, Анфиса, за нас!

– Ты добросовестно всех опросил? – вздохнув, спросила я. Потому что поняла: мне не отвертеться.

Могла бы не спрашивать. Арсений – фанатик. Он потому меня и любит, что обожает свою работу.

– Смотрительница, директор музея, сторож… – начал перечислять он. – Этого я допрашивал с пристрастием. Чуть не засадил на пятнадцать суток.

– За что?

– За алкоголизм, – серьезно сказал Арсений. – Он, сволочь, не помнит, как выглядел мужик, спросивший, где живет приезжий художник?

– Значит, это был мужчина… – задумчиво протянула я.

– Все на нем сходится. Во-первых, Зима сказал смотрительнице: «Картина продана, сегодня за ней придет покупатель».

– Почему он не мог так сказать о женщине?

– Он сказал бы: покупательница.

Не лишено логики. Но я все равно усомнилась:

– Покупатель короче, чем покупательница. Москвичи экономят время, они все экономят, даже буквы в словах.

– Зима еще объяснил: «Картина ему так понравилась, что он попросил срочно убрать ее с выставки. Боится, как бы не перебили цену».

– Принимается, – согласилась я. – Убийца – мужчина.

– К тому же стол был накрыт для гостя, не для гостьи. Женщине бы художник купил вино, шампанское или ликер. Что-нибудь сладенькое. На столе же стоял коньяк. В нашем городе дамы не пьют коньяк. – Я кивнула: что правда, то правда. – Закуска, опять же. Ни тебе конфетки, ни фруктов.

– Я же сказала: принимается.

– Все надо проверить тщательнейшим образом, – наставительно заявил Арсений. – Поэтому окончательно я утвердился в мысли, что убийца мужчина, лишь после показаний сторожа. Плюс сами удары гирей нанесены явно не женской рукой.

– Давай ближе к теме, – нетерпеливо перебила я. – Кто из мужчин нашего города посетил экспозицию?

– Начнем по порядку. В субботу во второй половине дня в краеведческий музей наведался режиссер Народного театра Станиславский с семьей.

Сейчас вы будете смеяться. А напрасно. Да, фамилия Александра Николаевича Станиславский. Причем это не псевдоним. Настоящий-то носил фамилию Алексеев, хотя теперь об этом мало кто помнит. А наш режиссер истинный Станиславский по паспорту. Сама видела. Человеку, родившемуся с такой фамилией, либо срочно надо ее менять, либо оправдывать. Александр Николаевич выбрал второй путь. И из этой, прямо-таки скажем, непростой ситуации вышел с честью. Закончил ВГИК и нашел работу по специальности. Правда, москвичи юмор не оценили. С фамилией Станиславский режиссеру проще пробиться в «Комеди-клаб», чем на сцену, будь он трижды талантлив.

– Как-как? Станиславский? Почему не Немирович-Данченко?

Да потому. Фамилию при рождении не выбирают. Можно потом ее поменять, но можно же ею и гордиться! Александр Николаевич – великий человек. До него мы не жили, а прозябали. Каждый провинциальный город должен хоть чем-то или кем-то гордиться. Это в Москве представлен полный ассортимент. Хочешь, гордись Кремлем, хочешь Большим театром или опять же Пушкинским музеем. Достопримечательностей столько, что в итоге москвичи просто гордятся тем, что они москвичи. И у них все есть.