– Ну, если мозги были, мог в Америку уехать, – махнула рукой Даша. – Там вон сколько русских.

– Ну разве что в Америку, – кивнул дядька.

– Ладно, поеду я. – Даша вымыла чашку, поставила в сушку. Чмокнула старика. – Я на минутку, действительно мимо проезжала.

Ей отчего-то стало грустно, кольнуло неприятное предчувствие. Стало жаль дядю Гошу, старого, чуть пьяненького, стало жалко молодую бабушку – подмосковную медсестричку, отхватившую «завидного» москвича и наверняка до смерти боявшуюся его потерять. А больше всего стало жалко себя, прозябающую в убогой панельной девятиэтажке.

Отъезжая от дядиного дома, она нашла в приемнике тихую музыку и пожалела, что у нее нет дома коньяку.

Ровно в семь Надежда поставила на прилавок криво написанную от руки табличку «перерыв 15 мин», крикнула девушке из соседнего отдела, чтобы присмотрела за прилавком, и почти бегом повела Корсуна по заснеженной улице.

Федор Косякин жил действительно в двух шагах и оказался веселым здоровенным мужиком, добродушным и отчего-то сразу вызывающим доверие.

– Федя, – начала объяснять Надя, – помнишь, я тебе телефон подарила? Около станции.

– Ну, помню, – сконфуженно улыбнулся тот.

– Вы не помните, куда его дели? – вступил Николай.

– Помню, – здоровенный Федор в упор посмотрел на Корсуна и сразу перестал быть добродушным, сделавшись внимательным и суровым.

– Ну я пойду, – заторопилась Надя.

– Спасибо, – поблагодарил ее Корсун.

– Пока, – бросил Федор.

– Мне нужен этот телефон. Мне надо знать, у кого он сейчас, – поправился Корсун.

– Зачем? Кыш, – Федор стряхнул двух забавных пацанят, цепляющихся за его брюки. – Идите к маме.

Как ни странно, мальчишки послушались. Старший припустил бегом, младший подумал, опустился на четвереньки и пополз вслед за братом.

– Шантажируют мою знакомую, – решился Коля.

Федор поразмышлял немного, поразглядывал Корсуна, хмыкнул.

– Мужу рога наставляет?

– Нет. Там… другое. – Корсун сам бы хотел знать, что «другое» у соседки Лили.

– Мужик местный. Мы все тут друг друга знаем, – опять поразглядывав Николая, решился Федор. – Но фамилии и адреса не скажу, не знаю. Когда я у станции ошивался, приезжал на московской электричке в 19:40. У нас на этой электричке полгорода приезжает.

– Федор, покажи мне его, – попросил Корсун. – За любые деньги.

– Да я без денег покажу, – усмехнулся тот. – Сейчас оденусь и как раз к электричке успеем.

Квартира у Федора была чистенькой, ухоженной и все-таки не по-московски бедной: дешевые обои, это даже не разбирающийся в ценах Корсун понял, старые двери, совсем древние светильники. Принесу малышне игрушки, решил он. Куплю самые дорогие машинки и принесу.

Идущих с электрички людей Корсуну с Федором было хорошо видно, машину удалось поставить удачно, почти перед пешеходным переходом.

– Он? – куртку с пушистым капюшоном Николай заметил первым.

А может быть, узнал не куртку, а самого шантажиста по походке, по манере двигаться, по тому, как тот все время поправлял капюшон. Странно, еще минуту назад Корсун не смог бы назвать ни одного признака, отличающего шантажиста от любого другого мужика, а тем не менее узнал.

– Он, – подтвердил Федор. – Помощь нужна?

– Нет, – отказался Николай. – Дальше я сам. Спасибо тебе.

Мужик шел не торопясь, по сторонам не глядел, на проезжающие машины внимания не обращал. Корсун только в последний момент понял, что он идет прямиком к автобусным остановкам, и еле успел вскочить вслед за предполагаемым преступником в отходящий автобус. Автобус оказался с кондуктором, Корсун сто лет таких не видел и даже не предполагал, что они еще существуют.

– До конца, – буркнул он необъятных размеров кондукторше и, расплатившись, уселся на неудобное сиденье.

Мужик вышел через несколько остановок и опять к окружающему миру никакого интереса не проявлял, по сторонам не глазел, не оглядывался. Зашел в какой-то магазинчик, вышел с целлофановым пакетом, из которого торчала аппетитная буханка, свернул в ближайший двор и исчез в одном из подъездов.

По всему выходило, что он направился домой. Корсун еще потоптался в чужом дворе и, окончательно замерзнув, вернулся к брошенной у станции машине.

Колосову весь день хотелось увидеть Тоню. Просто увидеть, постоять рядом, но в коридорах института давно установили камеры видеонаблюдения, к нему в кабинет без конца заходили люди, и побыть с Тоней наедине не было никакой возможности.

Стемнело. Колосов подошел к окну. От института уже потянулись люди, мелькали огни проезжающих машин, прогрохотал, сверкая полоской окон, трамвай.

Поговорить с Тоней было необходимо, пришлось оторваться от окна, он нащупал телефон под ворохом бумаг, которые обязательно надлежало просмотреть и к которым он не притронулся.

Она ответила сразу, и ему тут же стало легче, как все последние годы становилось легко от ее присутствия и голоса.

– Тонечка, выслушай меня, пожалуйста, – попросил он. – И не перебивай.

– Я слушаю, Дима, – ему показалось, что она хотела сказать что-то другое, но он не обратил внимания. – Понимаешь… Я люблю тебя.

– Дима…

– Не перебивай. Я не могу без тебя остаться, я просто не выживу. Я люблю тебя, но не могу бросить Асю. Не могу, Тонечка, пойми. Она дурочка совсем, она ни к чему не приспособлена, я не могу от нее уйти. Понимаешь?

– Понимаю, Дима. А теперь ты меня послушай. Это и есть любовь, когда не можешь кого-то бросить. Только это и есть любовь, а все остальное называется как-то по-другому. Тебе только кажется, что ты несчастлив с Асей, а на самом деле ты будешь по-настоящему несчастлив без нее. И еще, Дима… Я люблю другого человека. Я всегда его любила. Прости, – зачем-то добавила Тоня. Она ни в чем не виновата перед Димой и все-таки чувствовала свою вину.

Тоня отключилась, а он еще какое-то время не понимал, что для него все кончилось, и тупо смотрел на погасший телефон.

Нужно было приниматься за работу, но он не смог. Посидел, глядя в экран компьютера, тяжело поднялся, достал из шкафа пуховик и, заперев кабинет, побрел вниз по лестнице. Ждать лифта у него не было сил.

Ася оказалась дома, аппетитно пахло готовящимся ужином. У нее отличное настроение, обреченно подумал Колосов. Сегодня ему хотелось, чтобы жена обиделась, замолчала и оставила его в покое.

– Митюша, раздевайся скорее, ужинать будем.

– Спасибо, котенок, я не хочу сейчас есть. Попозже. Чаю с тобой выпью. – «Митюшу» Колосов ненавидел еще больше, чем «Митю».

– Почему? – Ася обиженно, как пятилетняя девочка, посмотрела на него снизу вверх. – Я готовлю, стараюсь, а ты…