Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Современные идиотии, населенные низкими людишками, могли бы поставить в тупик политика древности. Он уверенно сказал бы, что такого рода общество может управляться только насилием. Демократическая идиотия должна капитулировать перед первой же бандой головорезов-отморозков.
Примерно теми же соображениями вдохновлялись все те, кто — в разное время — надеялся на скорый закат западной демократии. К началу XX века всем сколько-нибудь здравомыслящим людям представлялось, что демократия себя изжила. Вопрос был только в том, что именно придет ей на смену — какой-нибудь вариант социализма (как то думало большинство «прогрессивно мыслящих интеллектуалов») или же откат в архаику (как надеялись их противники). Тем не менее, к началу XXI века «либеральная демократия» (реальная, или хотя бы признаваемая как ценность на государственном уровне) победила в мировом масштабе.
Отчасти это было связано с подавляющим техническим превосходством западных стран. Фактически, серьезная угроза Западу извне, со стороны каких-нибудь «диких кочевых племен», была ликвидирована еще в XIX веке, а для купирования внутренних угроз хватало полицейской рутины. Удачный итог двух мировых войн, когда две величайшие недемократические державы дважды перегрызли друг другу глотки, закрепил успех. Тем не менее нельзя не заметить, что события типа тех, которые произошли в Париже в 1968 году, — по традиционным меркам, малозначительные беспорядки, ликвидируемые несколькими выстрелами в толпу, — оказались серьезным испытанием для общества. Причем проблему составляли не сами бунтовщики (их было мало, и ничего опасного они не могли сделать при всем желании), а массовое восхищение, которое охватило идиотизирующие массы. Вместо того чтобы «по-охотнорядски» встать на защиту родных буржуазных ценностей, европейские буржуа аплодировали тому, что казалось им красивым спектаклем, причем все симпатии были на стороне «восставших студентов».
В этом смысле, если на Западе что и изменилось после 11 сентября, так это одно: уровень отторжения идиотических масс от власти. Грубо говоря, в Америке (и, в некоторой степени, на Западе в целом) массы вновь полюбили свое правительство. Эта любовь, однако, имеет истерический и компенсаторный характер: уровень отчуждения масс от власти не изменился. То, что мы видим, — скорее иллюзия «национального единения», чем оно само.
Общество спектакля изобразило свое «преодоление» — что, однако же, является продолжением того же спектакля: show must goon.
Впрочем, эта иллюзия была, по всей видимости, полезна — поскольку позволила в короткий срок ликвидировать ряд важных демократических институтов и создать ряд других, более напоминающих идеократические.
Скорее всего, западным ответом на террористическую угрозу будет «ужесточение режима», его трансформация в скрытый, но вполне работоспособный деспотизм — возможно, «технологичный», использующий все то же техническое превосходство, на этот раз с целью разработки новых способов контроля и управления всем и вся. Более того, возможно, что это самый эффективный ответ из всех возможных. Проблема состоит в том, можем ли нечто подобное позволить себе мы.
Как уже было сказано, Россия девяностых представляла собой химически чистый тип идиотии, где отторжение масс населения от всего того, что когда-то называлось res publica, достигло чудовищных, монструозных масштабов. Через какое-то время выяснилось, что с подобным обществом можно делать все, что угодно, имея сотню заряженных автоматов, три ящика взрывчатки и готовность убивать, не глядя: Буденновск продемонстрировал это со всей очевидностью.
Сейчас многие, комментируя те события, любят вспоминать поведение Черномырдина и ему подобных. Но не следует недооценивать того обстоятельства, что в то время и в той ситуации никакое иное поведение было невозможно: настроение подавляющего большинства населения были таковы, что другого решения проблемы просто не существовало. «Ельцинская» власть не вызывала ничего, кроме отвращения — а потому сознание того, что из-за каких-то там ихних раскладов погибнут «настоящие живые люди», было невыносимым. Чеченцев же отчаянно боялись — а следовательно, уважали. Всеобщее мнение было таково, что с этими серьезными людьми лучше не связываться, а сразу отдавать им все, чего они хотят, в том числе «независимость» («на кой черт нам сдалась ихняя земля?») и «контрибуцию» («пусть-ка богатеи заплатят) [23]. Что касается какой-то там «национальной гордости», то в ту пору никто даже и не вспоминал, что это такое.
Судя по всему, организаторы теракта в «Норд-Осте» исходили из того, что в России ничего не изменилось: имея автомат, гранаты и делая страшное лицо, можно управлять этой страной.
Следует отдавать себе отчет в том, что неуспех теракта не решил проблему, а только обозначил ее. Наш выбор небогат. Мы можем пойти по пути Запада, то есть начать строить систему коллективной безопасности, сравнимую с той, которую воздвигает у себя Америка. Однако не надо забывать, что Россия сейчас — малоуправляемая и очень плохо контролируемая страна. Повышение же управляемости и особенно возможностей контроля над территорией страны «в осмысленных пределах» требует ресурсов, на несколько порядков превосходящих все, имеющиеся в распоряжении. «Нечего и начинать»: государство тотальной безопасности нам не грозит, по крайней мере, в течение жизни нынешнего поколения. Нет надежды даже на то, что «Запад нам поможет»: похоже, массовая безопасность будет становиться эксклюзивной ценностью, которой с другими не делятся. Другим вариантом — рискованным и страшным, но технически более реальным — могло бы быть преодоление идиотизма. Разумеется, массы всегда состояли из низких людей. Однако весь вопрос в том, насколько им эту низость разрешено проявлять и культивировать.
Речь не идет о возвращении ко временам идеократии, когда обывателей заставляют изображать энтузиазм, порыв, горение и самоотвержение, — даже там, где они неуместны. Речь идет о формировании общества, более близкого к классическим демократиям, где за идиотами не признается никаких преимущественных прав. Никем не признается — в том числе и самими идиотами, которые знают, что «в случае чего» с ними будут считаться в последнюю очередь.
Самой разумной реакцией правительства на террористическую угрозу было бы следующее. Необходимо внятно и доказательно объяснить населению страны, что дальше будет только хуже. Это следует повторять почаще — пугая «возможными терактами», «несостоявшимися», «готовящимися». Особое внимание уделять объяснению того факта, что предохраниться от терроризма нельзя. Что никакие Ван-Дамм и Брюс Уиллис не спасут и не помогут. Что спасение заложников — это чудо, которое никому гарантировано быть не может. Что никакие требования террористов выполняться не будут. И так далее.