– Злится, – довольно прокомментировала Галкина, – увидел меня с Семеновым в коридоре, аж взбеленился. Подбежал к Виталику, стал требовать сведения про какого-то Пупушкина. Выдумал, сам не знает чего, а еще требует. Как ты думаешь, может, мне ему признаться, что Семенов – это несерьезно?

– А сама как думаешь? – поинтересовалась тихо Алла.

– Думаю, что серьезно. Вдруг Емельянов выберет не меня, а тебя. Семенов сразу из запасных перейдет в первый состав. Я не могу тянуть до твоего возраста, мне детей рожать нужно.

– Я тоже рожу, – таинственно произнесла Алла, пристально глядя на дверь Емельянова, – от Пупушкина. И пусть кусает себе локти, что упустил такое счастье!

– Кто такой этот Пупушкин? – удивилась Машка. – Новый мастер из столярного цеха?

– Это тебе Емельянов сказал? – Та кивнула головой. – Да, новый мастер.

– А он симпатичный? – кокетливо произнесла Галкина, разваливаясь в Аллином кресле.

– Он лучший, – Алла подумала о том, как она любит Пушкина, и на ее лице отразилась загадка.

– Так ты его любишь! – глядя на нее, сообразила Галкина. – Вот оно что.

Карлсон прилетел, как одуревшая ракета с ядерной боеголовкой. Во всяком случае, эффект был такой же. Все началось с лифта, заскочив в него, швед уронил пару молоденьких сотрудниц детективного агентства, которым вместо преступников пришлось искать выскочившие из декольте подушечки пуш-ап. Безжалостно поджал под себя старую даму с отчетными папками и случайно между пятым и шестым этажом нажал на кнопку остановки. Пока все искали причину вынужденного заточения и готовились к худшему, швед успел освежить рот и привести в порядок мужественный подбородок, побрив его на ходу заграничным инструментом, мало чем напоминающим современную бритву. Беседа с менеджером по продаже пластиковых окон о достижениях в брадобрейном деле заставила его немного задержать лифт на последнем этаже. Менеджер работал на шестом, но упустить случая побеседовать со шведом не мог.

Валерия Витальевна Голубкина спрятаться не успела. Ульрих заскочил к ней в кабинет и сгреб бумаги с самого большого стола. Из привезенной с собой сумки он достал скатерть-самобранку, включающую в себя деликатесы и яства, и посоветовал бухгалтеру заняться приготовлением пиршественного стола. До Аллы он добрался полным победителем, сумевшим по дороге осчастливить работниц «Меченосца»: Татьяну – ей достался пакет с изображением Ульриха и рекламным слоганом его компании – и Машку, она получила его визитку, тисненную чистым золотом. На Аллу обрушился шквал комплиментов, прерываемый короткими паузами, во время которых швед подыскивал нужные слова. Но, не находя таковых, особенно не расстраивался и пользовался тем, что «подворачивалось под руку».

– Аллочка! Какие у тебя огромные глаза! Твои не малые губы прячутся под громадным носом! Ты вся такая мини-а-тюрная, я по тебе, как это по-вашему, страдал. – Швед бухнулся перед ней на одно колено и приложил свою руку к сердцу. «Сейчас начнется, – подумала Алла, – не хватает только Емельянова, не к вечеру будь он помянут».

– Ульрих, – начала Алла, думая про себя, насколько она сильно увлечена великим русским поэтом. – Не нужно фамильярностей, я не давала никакого повода, что брошу все и уеду с тобой.

– Уля, – томно произнес швед и облизнул свои толстые губы, – зови меня просто Уля.

– Уля, – продолжила Алла, пытаясь опустить шведа с небес на землю, – держи себя в руках.

– Мне приятнее держать в руках тебя! – заявил швед и полез обниматься. Пушкин не помог. Уля плевать хотел на таинственное выражение Аллиного лица.

Жизнь устроена несправедливо. Алла сопротивлялась, как могла, но Карлсон был сильнее и считал ее отпор обычным женским кокетством. Вот как он воспринял ее обещание подумать над его предложением, когда он улетал в прошлый раз. Но она же не виновата, что за это время она успела полюбить другого. И сейчас этот человек откроет дверь своего кабинета…

Жизнь устроена подло. Он открыл дверь.

– А! – сфальшивил Емельянов, глядя на обнимающуюся парочку. – Ты приехал! Я рад, дружище, рад.

Если бы Максим убил их на месте, Алле стало бы гораздо спокойнее. Получилось, что это не у него, а у нее врожденный рефлекс обниматься с первым встречным. Стоп! А почему, собственно, с первым встречным? Она встречает Улю в третий раз. А не обняться со старым другом – это уж преступление. По виду шефа можно было сразу понять, что лично он считает преступлением совершенно другое.

– Осторожно, Ульрих, – Емельянов кивнул на Аллу, – у Аллы Викторовны за время твоего отсутствия появился еще один обожатель. Как бы тебя не вызвали на дуэль.

– Это правда, моя рогоносица?! – взвыл швед, пронзая ее колючим взглядом и на шаг отстраняясь. – Ты любишь другого? Не Улю?!

– Детский сад, – пожала плечами Алла. – Твоя меченосица никогда не была твоей. И кому какое дело, кого я люблю?! – Алла вызывающе посмотрела на Емельянова. – Да, я люблю, – призналась она и постаралась сказать следующее слово достаточно четко, – Пушкина!

– Пушкина?! – в голове Емельянова забегали шарики, ударяясь об ролики. – Новый системный администратор?! Помощник Тимошкина?! А! Это псевдоним профессора Смоленского!

– Дурдом, – умозаключила Алла и демонстративно отодвинулась от шведа.

– Разве? – удивился швед. – А я не знал, что вы переименовались.

Положение исправила Машка, как всегда пришедшая не вовремя. Но для Аллы на этот раз она была настоящим спасательным кругом, за который можно было зацепиться и выплыть наружу из этого омута страстей. Галкина, испепелив стоявшего на одном колене шведа суровым взглядом, торжественно сообщила, что стол в бухгалтерии накрыт и народ для разврата собран. Она специально при начальнике подчеркнула, что не одобряет пиршества во время чумы, которой был для нее каждый обычный рабочий день. Но Емельянов, не обратив внимания на колкость, побежал в отдел кадров, по совместительству бухгалтерию, пытаясь узнать у всеведающей Голубкиной, кто такой этот Пушкин.

Дружный коллектив «Меченосца» собирался за накрытым столом по большим праздникам, среди которых был Новый год. Но прошлый они провожали со старым начальником, а с новым еще ничего совместным образом не отмечали. Ульрих принял это во внимание и взял на себя роль тамады, поднимая настроение окружающим. Но все и без него были рады оторваться от повседневной рутины, хотя отрываться по полной, в ином смысле этого слова, побаивались. Мало ли как оценит их поведение новый босс или, что еще хуже, генеральная директорша, прибытие которой ждали с минуты на минуту. Ульрих сам ей позвонил и пригласил на посиделки с коллективом. Та поначалу обрадовалась, что-то прокричала в трубку, но потом сникла и заявила, что если и заедет, то только на минутку, чтобы увидеться с Карлсоном.

Алла довертелась на стуле до такой степени, что почувствовала, как на интересном месте образуется мозоль. Швед усадил ее рядом с собой и при каждом тосте обращался непременно к ней, что стало поводом для насмешек у Тимошкина с Голубкиной. Они поворчали, что в их годы такого не было. Судя по их рассказам, в их годы ничего не было: ни секса, ни распутства, ни жизни на Земле. Галкина устроилась рядом с Емельяновым и строила ему глазки. Но шефу было не до ее красноречивых претензий, Алла понимала, что он готовится к встрече с Эммой.