Пока я доедаю буррито, Терри слизывает кленовый сироп с маффина. Мое следующее блюдо – пакет сублимированных овсяных хлопьев с изюмом. Порции маленькие, чтобы ничего не оставалось недоеденным, и мы часто съедаем несколько разных блюд за один присест. Нам предстоит долгое утро, и неизвестно, когда удастся сделать перерыв на ланч.

Мы с другими членами экипажа собираемся в американском «Лэбе» на ежедневную DPC (Daily Planning Conference) – конференцию по планированию – с Центром управления полетами в Хьюстоне, сотрудниками других площадок НАСА и их коллегами из России, Японии и Европы. Я замечаю, что адаптируюсь быстрее, чем в прошлый раз, как физически – к жизни в невесомости, – так и к соблюдению процедур, пользованию оборудованием, выполнению работ. Зная, что пробуду здесь очень долго, я иначе воспринимаю время. Бегу марафон, а не спринт. Поскольку я настроился на годичное пребывание, приходится постоянно напоминать себе, что иногда лучшее – враг хорошего.

Обычно конференция начинается в 7:30 утра по времени МКС. Я здороваюсь с Самантой. Из российского сегмента участвуют Геннадий, Миша и Антон. Когда все в сборе, Терри берет микрофон, прикрепленный липучкой к стене.

– Хьюстон, станция на канале связи «борт – Земля» – 1, мы готовы к DPC.

Космический центр отвечает жизнерадостным «Доброе утро, станция!», хотя в Хьюстоне сейчас 2:30 ночи. Несколько минут мы сверяем планы на день, главным образом связанные с захватом корабля Dragon. Временные рамки уже заданы, и мы окончательно определяемся, во сколько должны начать операцию, в каком состоянии находится грузовой корабль, соответствует ли его поведение ожидаемому, когда он окажется в определенном положении относительно станции. Когда все вопросы с Хьюстоном решены, нас передают Космическому центру им. Маршалла в Хантсвилле (штат Алабама). Хантсвилл сменяется Мюнхеном для координации действий с Европейским космическим агентством. Затем мы говорим с J-COM, японским Центром в городе Цукуба. Подходит очередь России, и Терри уступает место космонавтам, произнеся по-русски: «Доброе утро, ЦУП, Москва. Антон, пожалуйста». Антон берет микрофон, поскольку он отвечает за российский сегмент и руководит планеркой с русскими. Их стиль совещания резко отличается от нашего: Земля спрашивает космонавтов, как они себя чувствуют, что в моем представлении пустая трата времени, поскольку в ответ неизменно слышится «khorosho». Иногда я подбиваю космонавтов ответить «не особенно», «так себе» или даже «дерьмово», но не помогает даже подкуп.

Космонавты сообщают об атмосферном давлении на станции, хотя сотрудники их ЦУПа видят всю информацию на рабочих мониторах. Затем они должны зачитать список параметров схода с орбиты, который опять-таки уже есть у Земли, – они нам его и прислали. Потеря времени сводит меня с ума, но, возможно, это повод поговорить с членами экипажа и скрытно оценить их настроение и внутреннее напряжение.

Система оплаты труда космонавтов, принятая в Российском космическом агентстве, также совершенно не похожа на нашу. Их базовые оклады значительно ниже, но за каждый день пребывания в космосе начисляется денежная премия. (Мои суточные – всего $5, но ставка существенно выше.) Премиальные, однако, уменьшаются при каждой совершенной «ошибке», причем ошибки определяются весьма произвольно. Я подозреваю, что жалоба, даже самая обоснованная, может быть расценена как ошибка, что грозит потерей денег, а то и возможности снова полететь в космос. Поэтому все всегда khorosho.

Может показаться, что координация работ с учреждениями по всему миру поглощает много времени (бывает и так), но никто никогда не предложит поменять эту систему. Когда сотрудничает так много агентств, важно, чтобы каждый знал, что делают все остальные. Планы быстро корректируются, а недопонимание может привести к катастрофе или трагедии. Мы проходим полный цикл конференций с центрами управления полетами каждое утро и каждый вечер пять дней в неделю. Я решил не думать о том, сколько раз проделаю это, прежде чем вернусь на Землю.

Dragon находится на своей орбите в 10 км над нами, двигаясь с той же скоростью, что и мы, 28 000 км/ч. Через внешние камеры мы наблюдаем его огни. Скоро Центр управления полетами SpaceX в Хоторне (штат Калифорния) подведет его к нам на расстояние 2 км и передаст полномочия центру в Хьюстоне. На пути имеются точки остановки: на 350 м, на 250 м, затем на 30 м и, наконец, точка захвата в 10 м от нас. В каждой точке наземные команды будут проверять системы грузового корабля и оценивать его положение, прежде чем разрешить или не разрешить переход на следующий этап. Когда между нами останется 250 м, мы включимся в процесс: убедимся, что транспортник находится в безопасном коридоре, ведет себя согласно расчетам и что мы готовы, при необходимости, аварийно завершить работу. Когда Dragon подойдет вплотную, Саманта захватит его одной из механических рук станции. Это крайне медленное и ответственное действие – одно из многих, радикально отличающихся в кино и в жизни. В фильмах «Интерстеллар» и «2001 год: Космическая одиссея» прибывающий корабль проскальзывает в космическую станцию, причаливает, распахивается крышка люка и люди проходят внутрь – все это за считаные минуты. В действительности мы действуем, сознавая, что один космический корабль всегда остается смертельно опасным для другого, – и чем они ближе, тем опасность выше, – следовательно, все действия должны выполняться очень медленно и с полным контролем.

Сегодня Саманта управляет роботом-манипулятором (его официальное название Canadarm2, поскольку он изготовлен Канадским космическим агентством) из робототехнической рабочей станции в «Куполе», Терри страхует, а я помогаю в ходе сближения и причаливания грузового корабля. Мы с Терри втискиваемся в тесное помещение вместе с Самантой, следя поверх ее плеча за цифрами на экране. Они показывают скорость и положение транспортника в пространстве.

Саманта Кристофоретти – одна из немногих женщин, служившая летчиком-истребителем в итальянских ВВС, – безупречно профессиональна. Она дружелюбная, смешливая и обладает редким талантом к языкам. На английском и русском, двух официальных языках МКС, она говорит как носитель и иногда выступает переводчиком между космонавтами и астронавтами при обсуждении каких-либо тонкостей или сложностей. Она также знает французский, немецкий, изучает китайский. Для некоторых людей, желающих полететь в космос, язык становится проблемой. Все мы должны владеть по крайней мере одним иностранным языком (я годами учу русский, а мои русские товарищи по экипажу говорят на английском гораздо лучше, чем я на их языке), но на европейцев и японцев ложится дополнительное бремя: им приходится учить два языка, если они еще не владеют английским или русским.

Знакомясь с Самантой, я увидел перед собой продвинутую молодую европейку; в ней ярко ощущался дух космополитизма и ителлектуальности. Впоследствии я узнал, что в юности она участвовала в программах международного обмена: год училась в школе в Миннесоте, провела много времени в Германии, подростком ездила на одно лето в Космический лагерь в Алабаме, где воспроизводится программа обучения астронавтов. В ней немало эксцентричного. Так, она часто пишет твиты о фантастических произведениях вроде «Доктора Кто» и «Автостопом по галактике», многих людей поразило и тронуло ее селфи в униформе из «Звездного пути», выложенное, когда скончался актер Леонард Нимой. Меня впечатляет умение Саманты находить общий язык с Центром управления полетами Европейского космического агентства в Мюнхене. Иногда его сотрудники кажутся равнодушными и невнимательными к тому, чем мы занимаемся на борту МКС, и это деморализует. Саманта умеет юмором скрасить самые скучные или раздражающие ситуации.