– Она через несколько секунд прибыла сюда.

– Дальше.

– Макарова отослала меня к Кожинову, а сама осталась дежурить здесь. Я побежал.

Тон Александра не демонстрировал особого интереса; все это были, можно сказать, рутинные вопросы:

– Побежали?.. Почему нельзя было просто сообщить по переговорнику?

– Услышали бы посторонние, нет связи, которая бы работала только с Кожиновым.

– А телефон?

– Тоже кто-то услышал бы…

Бондарович сообразил:

– …и в записи осталось бы на прослушивании. Понятно. Потом ты прибежал с Кожиновым, и все закрутилось.

– Именно так.

– Ясно… Как был убит Смоленцев?

Наверное, Репеке этот вопрос задавали сегодня уже не один раз. Лейтенант отвечал почти механически:

– Мне кажется, ему треснули по голове тяжелой стеклянной пепельницей, а потом перетаскивали в кабинку туалета и повредили шею, он был крупный человек. Или ломали шею специально, чтобы добить.

– Где была пепельница?

– Обычно, понятное дело, стояла на столике между креслами. Вот тут, – он указал рукой. – А когда я вошел, она валялась на одном из кресел. Есть снимки, сами увидите.

Вытянув ноги под столик, Бондарович расслабился. Он хотел использовать эти несколько минут разговора с Репекой еще и для того, чтобы хоть немного отдохнуть…

– Понятно: в одном из кресел… А дверь?

– Какую вы имеете в виду дверь?

– Из курилки в коридор.

– Эта дверь была закрыта. Точнее притворена… Поскольку она на пружине, то всегда в таком положении…

В курилку вернулась Виктория.

Александр сразу ощутил, что от девушки повеяло некоей свежестью – волнующей, можно сказать, свежестью. А еще можно сказать – как бы весной. Всякой молодой девушке подошел бы этот аромат… Вероятно, Виктория воспользовалась каким-то очень редким благородным дезодорантом.

Девушка остановилась у столика:

– Разрешите? Вот список лиц, присутствовавших во время убийства на этаже, – она протянула Александру распечатку. – А это ваше удостоверение члена следовательской группы и пропуск в четвертый госпиталь.

– Спасибо. Я вам признателен, – он глянул в пропуск, потом бросил на девушку благодарный взгляд; и сам удивился: взгляд его получился очень искренним.

– Вы уже закончили? – она спокойно смотрела в глаза Бондаровичу.

– Расследование? Пока нет.

– Вы всегда шутите на месте убийства? – Виктория не была склонна улыбаться.

– Да, такой уж я весельчак, – Бондарович потер лицо ладонями. – Не подумайте только, что у меня неадекватная реакция. Это срабатывает своего рода защитный механизм… Куда мы направимся дальше?

Ему казалась все симпатичней эта девушка. Сдержанность ее, умение держать себя в руках просто не могли не подкупать.

Виктория сделала движение к двери:

– В рабочую комнату, там получите остальные документы, и там же – все свежие сведения.

– А кофе?

– Да, конечно, – на почти неуловимое мгновение глаза девушки стали удивительно уютными.

«Прямо обалдеть», – поставил себе диагноз Банда и поднялся из кресла:

– Тогда пойдемте.

Виктория Макарова обернулась к своему напарнику, спросила Александра:

– Лейтенант Репека вам еще нужен?

– Нет.

– Отправляйся домой, Николай, – тихим мягким голосом велела Виктория. – Отдохни и завтра к восьми.

Они пошли бесконечными кремлевскими коридорами. Теперь коридоры по большей части были пустыми. Женщина шла чуть впереди и справа от Александра, указывая дорогу. Шла довольно быстро и уверенно. Бондарович, у которого был наметанный глаз, обратил внимание на некую неправильность в том, как на ней сидит пиджак.

– Что это у вас под левым плечом морщит пиджак? Плохой портной или «волына»?

– Что? – удивилась Виктория.

– «Волына» – это пистолет на языке моих клиентов. Я по долгу службы в основном не с кремлевскими генералами общаюсь, а с «братвой».

Девушка чуть замедлила шаг:

– Это «волына», по-вашему.

– И вы из нее, простите, стреляете? Не для виду носите? «Макаров», наверное? – все острил Александр; такое у него было настроение. – Фамильный?

– Да, приходилось, – спокойно подтвердила Макарова, продолжая указывать дорогу. – А шутка про мою фамилию, как вы понимаете, второй свежести…

– …и последней, – подхватил Бондарович цитату.

«Господи, – подумалось ему, – что это меня сегодня несет? И чего я к ней привязался?.. Должно быть, понравилась девица… запала. Что ж, бывает! Но почему опять раздражаюсь? Ах, да! Чертовы кремлевские игры…»

– Как ни странно, это мое любимое занятие, – слегка потупившись, сказала Виктория. – И, наверное, единственное, что я умею делать хорошо.

– Вот как? – ничего умнее этого замечания у Александра не придумалось.

Ему показалось, что девушка взглянула на него насмешливо. Или лукаво?

– Да вы наверняка знаете об этом, Александр Владимирович, просто не вытащили из памяти, где слышали мою фамилию.

– Я о вас знаю?..

Александр встрепенулся, и несколько секунд в его голове происходил отсев данных.

– Ну конечно, – с облегчением воскликнул он, хлопнув себя по лбу ладонью. – Виктория Макарова, чемпион Европы и чемпион мира по стендовой стрельбе!

Она позволила себе тихо засмеяться:

– Вот видите!

– А я вас зачем-то подначиваю насчет стрельбы. Вы же родились ковбоем, – Бондарович взглянул на девушку с уважением. – Я вам признаюсь. И может, это послужит оправданием… Меня просто раздражают эти чертовы политические игры. Чувствую себя не в своей тарелке.

Виктория, мельком оглянувшись на спутника, слегка улыбнулась. Лицо ее, оставшись на мгновение без отчужденной официальной маски, сделалось вдруг опять по-настоящему красивым. Как все-таки выражение лица меняет человека! Как красит женщину улыбка!..

Девушка сказала:

– Вот видите, вы и без кофе проснулись.

– Спасибо. Дадите автограф? – Банда и не думал флиртовать; он знал, что через два – три дня следствие закончится, и он эту девицу больше не встретит и быстро выкинет ее из головы; сколько уже встречалось у него на жизненном пути таких красивых и миленьких девиц!..

– И не один, а на всех ваших бумагах.

Да, в остроумии ей не откажешь…

В довольно тесной комнате хлопотали человек восемь.