— Нет, Нэнси, он мне сто лет не нужен. Пообещай — ни слова.

После того как она поклялась на стопке итальянских изданий журнала «Вог», я продолжила:

— Так вот, я познакомилась с замечательными людьми, которые пригласили меня пожить на их загородном ранчо, где я сейчас и нахожусь. Будем считать это творческим отпуском.

Нэнси пронзительно вскрикнула и спросила, где находится ранчо. Я назвала модный городок, находящийся на другом конце географии, и добавила:

— Меня пригласила к себе Дурка Пескателли. У них тут потрясающие виноградники. — (Дурка Пескателли — это героиня одного из моих рассказов.) — Я потусуюсь здесь немного. Дурка очаровательна. Она собирает оловянные кружки.

— Оловянные кружки? Мама дорогая! А симпатичные парни там есть?

— Нет! Ну, в общем, да, — поправилась я, взглянув на симпатичных парней, которые по-прежнему беседовали возле кабинета, — но я здесь не поэтому. Мне действительно необходимо отдохнуть от города. Нужны свободное время, тишина и помещение без крыс за стенами, чтобы я могла спокойно поразмышлять и поработать над своим романом.

Это безыскусное объяснение вполне удовлетворило Нэнси. И она принялась во всех отвратительных деталях описывать мне разнообразные виды отделки свадебных платьев.

— Нэнс, вы же еще не определились с датой свадьбы, — заметила я.

— Да, но я уже решила устроить девичник. Ты должна прийти. И обязательно в чем-нибудь пюсовом.

После того как мы немного поспорили о пюсовом цвете, она радостно сообщила:

— Девичник будет в «Крофте».

Когда она назвала дату, до меня дошло — я не имею ни малейшего понятия о том, какой сегодня день.

— Постараюсь прийти, — пообещала я.

— Ты должна явиться, Милагро Де Лос Сантос, мне не нужны всякие там «если», «но» и прочее говно. Пообещай, что ты придешь.

Мы обсудили, каким образом я должна произнести клятву, и в конце концов решили, что я поклянусь на аннотированном собрании трагедий Шекспира.

Когда я набрала номер хозяина моей квартиры и там включился автоответчик, я вздохнула с облегчением.

— Привет, это Мил. Я просто хотела сказать, что вынуждена была уехать из города по срочному личному делу. — Понизив голос, я добавила: — Я знаю, что просрочила оплату, и обещаю заплатить очень скоро. Не забывай, пожалуйста, как следует поливать палисадник хотя бы раз в неделю. Только как следует. — Я старалась говорить как можно более эротичным голосом, чтобы заставить его смягчиться.

Следующей по списку была Мерседес. Судя по всему, она считала, что мне не помешает пожить за городом. Она прочитала мне лекцию о том, что для того чтобы достигнуть цели, нужно много работать, заметила, что быть творческим человеком — не значит таскаться по вечеринкам и проводить время с красивыми мальчиками, напротив — необходимо по-настоящему усердно и самоотверженно трудиться. Будучи постоянно в долгу у Мерседес, я пообещала ей не расслабляться.

К тому времени, когда я закончила разговаривать, Гэбриел уже ушел.

— Разве вы не хотите позвонить своим родителям и сказать, что вы уехали? — поинтересовался Сэм.

Я пожала плечами:

— Не так чтобы очень.

Взглянув на свои уродливые chancletas'[32], я сказала:

— Одежда.

— Хотелось бы, чтобы сначала вы прошли медицинский осмотр и мы смогли убедиться в вашем добром здравии, — проговорил он. — А потом можно будет купить одежду.

В моем воображении возникла сцена торжественного шопинга на неприличную сумму в духе «больная красотка». Я кручусь, демонстрируя дизайнерскую одежду, а Сэм потягивает эспрессо и одобрительно кивает. Работающие за проценты продавцы улыбаются, восхищаясь моим стилем и способностью тратить чужие деньги.

Внезапно на пороге материализовалась Эдна.

— Вы же не поедете в таком виде, верно? — довольно грубо спросила она.

Это было смешно, потому что моя мать Регина неоднократно спрашивала у меня то же самое.

— Если бы вы могли одолжить мне что-нибудь, какую-нибудь юбку или…

— Неважно, — оборвала она меня. — Поехали.

— Спасибо, бабушка, — поблагодарил Сэм.

Я колебалась.

— А разве мы не должны опасаться Себастьяна и его людей?

— О, со мной вы не пропадете, юная леди, — заявила Эдна и погладила рукой свою сумочку.

— У вас есть пистолет?

— Нет, у меня есть телефон и здравый смысл. Уверена, вы понятия не имеете, что это такое, — сказала она и зашагала прочь.

Я пошаркала за ней. Испытывая неловкость, я радовалась тому, что Эдна наверняка чувствует себя еще хуже — ведь ей предстоит показаться со мной на людях. И это говорило о том, что я ее слишком плохо знала.

Когда мы, минуя кухню, направились на улицу через прихожую-прачечную, день уже клонился к вечеру. Эдна сняла с вешалки соломенную шляпку, а мне протянула заношенную парусиновую бейсболку оливкового цвета. Затем она взяла бутылочку с солнцезащитным лосьоном, стоявшую возле мойки, выдавила крем себе на руку и передала бутылочку мне.

— Спасибо, не надо. Я никогда не обгораю на солнце.

— Ха! Как знаете, — сказала она таким тоном, будто была только рада, если бы я зажарилась, как чоризо'[33].

На всякий случай я тоже намазалась лосьоном.

Мы прошли к подъездной дорожке, которая начиналась сразу позади дома. Парковка частично скрывалась за забором. Навстречу нам ринулись собаки, и я была крайне удивлена, заметив, что Эдна угощает их печеньем. Возможно, она откармливает их для торжественного вечера, когда ей захочется barbeque de perros'[34].

Поля были уже покрыты молодой весенней травой, ярко-зеленой, как лайм. Вдалеке виднелась серебряная зыбь ручья. Чуть поодаль у дороги располагалась конюшня. Я была увлечена видом и наверняка не заметила бы, что Эдна забралась в пыльный зеленый джип, если бы она не завела двигатель. А я-то представляла ее за рулем роскошного седана!

Я села в джип.

— Здесь очень красиво.

— Я поражена вашей наблюдательностью.

Наверное, стоило бы огрызнуться, но способность огрызаться почему-то отказала мне. Ближайшие соседи размещались в белом коттеджике слева. Их дом огораживал увитый виноградом забор. Судя по всему, ветхая хибара Освальда стояла с другой стороны участка.

Когда мы приблизились к воротам, Эдна объехала всадника на чалой лошади. На нем были выцветшие джинсы и светло-голубая рубашка; сам ездок прямо сидел в седле, а его рука без напряжения удерживала поводья. Мне хватило секунды, чтобы разглядеть его лицо в тени ковбойской шляпы: это был Освальд; он смотрел прямо на меня. Как же это получается — с виду вроде красавец, а на самом деле такой негодяй!