В том месте, куда упала морская звезда, бурлящая вода сначала помутнела, а затем сделалась темной от ила. Кипение на поверхности стало распространяться во все стороны, но не концентрическими кругами, как можно было бы ожидать, а по совершенно прямым линиям. Их было пять, расходящихся из пузырящегося центра, и каждая соответствовала ноге уже невидимой морской звезды. Полоски всплывающего ила, отдаляясь от своего истока, постепенно расширялись, пока каждая не достигала сначала пяти, потом десяти и, наконец, двадцати футов в ширину. Одна из дорожек пролегла прямо мимо острова, между табуном и песчаным берегом.

Так же быстро, как и началось, кипение и пузырение стало ослабевать. После них оставался осадок ила и грязи, поднявшихся со дна. Когда бурление прекратилось, все это начало густеть и застывать, образуя широкие твердые дорожки. Их было пять, каждая соответствовала ноге морской звезды. Они поднимались всего на один-два дюйма над поверхностью воды. Эхомба надеялся, что этого окажется достаточно.

– Вы слишком долго бегали по воде. – Он указал на чудесные дорожки из грязи. – Попробуйте пробежаться по ним. Может, вы даже отыщете путь, по которому доберетесь в родные места.

Аргентус неуверенно ступил на поднявшуюся со дна насыпь. Эхомба затаил дыхание, но затвердевшая грязь не обрушилась под тяжестью коня, не осела и не превратилась снова в месиво из земли и воды. Осваиваясь, Аргентус медленно повернулся и ударил по поверхности передним копытом. Когда же он вновь посмотрел на путешественников, Эхомба увидел, что конь беззвучно плачет.

– Не знал, что лошади могут плакать, – заметил пастух.

– Я умею разговаривать, так почему бы мне не уметь плакать? Не знаю, как вас отблагодарить…

– Пока не надо благодарностей, – предупредил Эхомба. – Вы по-прежнему здесь, посреди болота. Сначала посмотрим, выведут ли дорожки вас на свободу. А когда вас здесь не будет, то ладно, можете поблагодарить меня. – Пастух улыбнулся. – Как бы далеко вы ни были, я вас услышу.

– Не сомневаюсь. – Повернувшись, Аргентус встал на дыбы, ударил передними копытами по воздуху. С гривой, сверкающей в дымке солнечного света, он был похож на отлитый из чистого серебра обелиск. Аргентус пронзительно и радостно заржал, и тысячи ушей повернулись в его сторону. Табун снова зашевелился, но это движение порождалось надеждой, а не тревогой.

Сначала робко, а потом все смелее небольшие группы начали отделяться от табуна. Тяжеловозы и пегие лошади пошли по одной из временных дорог. Рысца вскоре сменилась энергичным кентером[12], а затем радостным, безудержным галопом. Грохот тысяч копыт сотрясал болото, и маленький островок дрожал.

Гиппарионы и эогиппусы вели лохматых первобытных лошадей в другом направлении, выбрав иную дорогу, как, собственно, им и подобало. Они убегали не только из западни болота, но и из современной среды. В этом мире некоторые из них останутся, однако во всех других они будут бежать назад сквозь время, как по лугам и полям.

Восьминогие слейпниры и нарвалорогие единороги вздымали только что образовавшуюся пыль на третьей дорожке. Крылатые кони легко и низко скользили над тропой, ведущей к свободе. Все разнообразие воображаемых и выдуманных лошадей собралось в этом замечательном табуне. Здесь были кони с горящими красными глазами и вырывающимися из ноздрей языками пламени, кобылицы со шкурой из брони и лошади величиной с бегемота. Некоторые из них поддерживали водяных коней, которые из-за своих перепончатых передних ног и рыбьего крупа не могли скакать наравне с собратьями.

Две дороги оказались никем не заняты.

Аргентус скакнул вперед, к путешественникам. Грохот, поднятый разделившимся и рванувшим на волю табуном, уже начал стихать. Серебристая морда ткнулась Эхомбе в лицо и шею. Даже на таком близком расстоянии Симна не мог определить, была ли кожа животного из плоти или выкована из невообразимо тонкого серебра.

Пастух положил ладонь на морду коня и нежно погладил. Зебрам нравилось такое прикосновение, и, похоже, Аргентусу тоже. Как бы он ни превосходил их и, возможно, был даже умнее людей, но тем не менее отозвался на ласку радостным сопением и фырканьем.

Затем конь отпрянул назад, повернулся и вскочил на одну из двух еще не занятых дорожек. В последний раз взмахнув искрящейся гривой и серебряным хвостом, он помчался по пустынной тропе – один.

Мало-помалу на болото стало возвращаться птичье пение, переросшее в полноголосый пернатый крик. Невнятное бормотание и сварливый писк снова наполнили неподвижный воздух. Из близлежащих зарослей высокого тростника в небо величественно взмыла стая зеленых цапель. Жизнь болота входила в свою колею.

Вдалеке, в самых разных направлениях, пыль, поднятая тысячами копыт, стала оседать. Края дорожек уже начинали крошиться, мгновенно затвердевший ил расползался под терпеливым воздействием воды.

Забросив котомку за плечи, Эхомба двинулся вперед.

– Поторапливайтесь. Надо воспользоваться этой дорожкой, пока по ней еще можно пройти.

Симна, хотя в душе его и терзало беспокойство, не решившийся мешкать, когда пастух велел пошевеливаться, подхватил свой мешок и зашлепал по мелководью вслед за другом. Алита поплелся за ними ленивым шагом.

Северянин оглянулся на остров:

– А как же лодка?

Эхомба перебрался через тропу, по которой убежал Аргентус. Это был не их путь. Он вел в будущее, а у Эхомбы были дела в настоящем. Пастух энергично шагал по воде к следующей дороге. Симна тащился сзади, изо всех сил стараясь не отставать. Кот продвигался вперед легко, но время от времени останавливался, чтобы отряхнуть от воды то одну, то другую лапу.

– Если мы поспешим, пока дорожка окончательно не раскиснет, то лодка нам не понадобится, – сообщил Эхомба своему спутнику. – Придется немного пробежаться, но мы должны выбраться из этой низины до вечера.

Вскарабкавшись на вторую тропинку, он поглядел в сторону острова.

– Надеюсь, старая обезьяна отыщет свою лодку. Как только люди обнаружат, что путь через болото не преграждают сумасшедшие лошади, они начнут выяснять, что к чему. У меня такое чувство, что орангутанг появится тут одним из первых. – Эхомба зашагал по сухой ровной поверхности прямо на север. – Я не чувствую угрызений совести из-за того, что мы не вернули лодку. Более важные дела зовут нас вперед, да к тому же ты существенно переплатил за это суденышко.

– А мне казалось, что ты не обращаешь внимания на низкий торг… – Симна трусил рядом с другом, разбрызгивая болотную воду, которая стекала у него по ногам.

По мере того как путники бежали, обочины дороги продолжали медленно, но верно погружаться в мутную воду. Алита обгонял друзей, затем присаживался и вылизывал лапы, покуда люди не пробегали мимо, затем вскакивал и опять вырывался вперед. Он это проделывал до тех пор, пока ноги не высохли окончательно, что удовлетворило его тщеславие.

– Пять дорог из пяти ног морской звезды, – вслух бормотал Симна. – Одна для теперешних лошадей, одна для воображаемых, одна для тех, которые живут как в прошлом, так и в настоящем, и одна для лошадей будущего…