– А пятая дорога не для лошадей, а для нас, – закончил за него Эхомба.

Северянин кивнул:

– А что, если бы у тебя оказалась четырехногая морская звезда?

Эхомба на бегу глянул на друга.

– Тогда мы бы снова плыли в утлой неповоротливой лодке, изо всех сил орудуя шестами и надеясь, что лошади не оставили позади себя ничего такого, что преградило бы нам путь. Но так, как сейчас, лучше.

– Да, – согласился Симна, труся посередине растворяющейся тропы, – так лучше. Скажи-ка мне вот что: как неволшебник воздвигает пять дорог из самой сердцевины топи с помощью всего лишь высушенной морской звезды?

– Я здесь ни при чем. – Эхомба перехватил копье, чтобы нести его строго параллельно земле.

– Ага. Уже слышал что-то подобное. Ты всегда ни при чем. – Северянин язвительно улыбнулся.

– Морскую звезду дала мне Меруба. О бухточках, которые изрезали наше побережье, она знает больше, чем кто-нибудь еще в деревне. Много раз я видел, как старуха заходила в воду дальше, чем отваживались самые смелые рыбаки. Она, похоже, всегда знала, куда надо поставить ногу. Она мне сказала, что если я когда-нибудь окажусь среди воды и не на что будет опереться, то эта морская звезда мне поможет.

Симна увидел, что расползающаяся дорожка ведет прямо к ближайшему из невысоких, округлых холмов, которые вплотную подступали к северному краю Джарлемонских болот. Он надеялся, что твердая грязь под ногами не успеет раствориться. Скорость, с какой дорога разрушалась, похоже, росла.

– Любопытно, какое колдовство удерживало здесь лошадей? – спросил Симна.

– Как знать? Это могла быть всего-навсего неразбериха. Неразбериха – великий притеснитель, опутывающий своими сетями как людей, так и животных. Однажды начавшись, она сама себя вскармливает, становясь все сильнее с каждой новой неопределенностью, которую она присовокупляет к своему обрюзгшему телу. Возникает прочная преграда, которую трудно преодолеть. – Эхомба пожал плечами. – Или это могло быть проклятием, хотя кто станет проклинать таких красивых созданий? Или деянием Природы.

– Мне такая Природа неизвестна. – Сандалии Симны победоносно шлепали по разрушающейся, но пока еще твердой поверхности.

– Существует множество Природ, Симна. Большинство людей смотрят на мир и видят только одну, ту самую, которая воздействует на них в тот определенный момент. А чтобы увидеть все, надо заглянуть глубже. Надо больше времени проводить в деревне и меньше – в городе. Тогда научишься видеть разные Природы.

– Ага. И одна-то доставляет предостаточно хлопот. И мне, знаешь ли, нравятся города. Там есть таверны, и постоялые дворы, и дружеские компании, и водопровод, и сетки от надоедливых летающих тварей… – Северянин, скача вприпрыжку подле своего друга, словно антилопа, искоса взглянул на него. – Не каждому нравится жить в глуши и быть слугой у стада тупого скота.

Эхомба мягко улыбнулся.

– Наумкибы служат скоту, а скот служит нам. Так же как и овцы, и куры, и свиньи. Нас такое положение вполне устраивает.

– Тысяча благословений вашей простой деревне, и простым людям, и простой жизни. Что до меня, то я стремлюсь к большему.

– Надеюсь, что ты получишь то, к чему стремишься.

– Конечно, получу, будь спокоен! Главное, вцепиться в тебя, как клещ в собаку, пока мы не доберемся до сокровища. Ты ведь не думаешь, будто я верю всей этой чепухе насчет самозабвенной любви к пастушеству и желании всегда жить в домах из камней и китового уса под тростниковой крышей?

– Когда-то мне казалось, что веришь. Но ты много раз показывал мне, как я ошибаюсь.

– Правильно, клянусь Чокууном! Так что и не мечтай отделаться от меня, как от старой рубахи, с помощью россказней о том, как ты обожаешь ухаживать за паршивыми овцами или больными коровами. Ты мужчина, как и я, и тебе хочется того же, чего хочется всем мужчинам.

– А чего им хочется, Симна?

– Богатства и власти, разумеется! Сокровища Дамура-сесе, если его можно отыскать. Того сокровища, которое ты ищешь, если твой затерянный город не легенда.

– Конечно. Не беспокойся, Симна. Я не буду пытаться переубеждать тебя. Ты слишком проницательный.

– Ага, точно. – Убежденный в правильности своей догадки, северянин продолжал бежать на шаг или два впереди высокого пастуха, просто чтобы показать, что он может это делать, когда пожелает.

Холмы приближались, но почва под ногами путешественников рассасывалась все быстрее и быстрее: болото хотело вернуть себе то, что было временно поднято из его мутных недр. Из дороги шириной в двадцать и более футов она превратилась в тропинку шириною в ярд. Друзья бежали по ней, держась рядом и все ускоряя шаг. Впереди несся Симна, за ним следовал Эхомба, и замыкал группу Алита, прыгая без особых усилий. Ширина тропы уменьшилась на треть, потом наполовину, и бегунам вот-вот пришлось бы перепрыгивать с одной сухой кочки на другую.

Но брести, увязая в грязи, им все-таки не пришлось. Прежде чем остатки дороги перестали существовать, путники уже стояли на твердом, поросшем травой склоне холма. Переведя дыхание и оглянувшись назад, они увидели, как исчезает, растворяясь в окружающей воде, последняя полоска дороги, словно плитка шоколада, оставленная на солнцепеке.

Измученные долгим бегом, путешественники присели на гостеприимную зеленую мураву и полезли в свои мешки в поисках еды.

Перед ними во всех направлениях расстилались Джарлемонские болота, ровные, поросшие тростником и наполненные надводной и подводной жизнью, но уже без лошадей.

– Вот бы где поселиться, – завел беседу Эхомба. – Хорошее пастбище для скота, высокое место, откуда открывается прекрасный вид, безопасное с точки зрения оползней, много птицы и рыбы…

Симна вгрызался в сушеное яблоко.

– Подожди, пока жители Либондая не проведают, что безумные лошади ускакали и можно свободно пересекать болото. Бьюсь об заклад, через полгода это место будет похоже на городскую окраину.

Пастух нахмурился:

– Безотрадная картина. Не останется ни травы, ни тишины.

Фехтовальщик взмахнул яблоком, которое держал в кулаке.

– Не все такие, как наумкибы, Этиоль. Не каждому по душе тишь и необозримые пространства. Большинство людей предпочитают находиться среди других людей. А когда этого нет, они начинают нервничать и страдать от одиночества.

Упершись подбородком в скрещенные руки, пастух наклонился вперед.

– Как странно. Находясь среди больших групп людей, я чувствую себя как никогда одиноким. А когда оказываюсь на открытых пространствах, где нет ничего, кроме ветра, деревьев, ручьев да камней, мне совсем не одиноко.

– Но ты же скучаешь по семье, – напомнил Симна.

– Да, по семье скучаю. – Внезапно поднявшись, Этиоль взял свою котомку. – И как бы это ни было приятно, сидение здесь не приближает меня к ним.