Но в Тайной канцелярии не спешили; прошло полгода, и, не получая никакого ответа, Норов снова пишет новое «доношение» почти в тех же выражениях, сообщая, что по предыдущей по этому поводу бумаге «решения учинено не было». К сожалению, окончание этой переписки до нас не дошло, но, как сейчас увидим, дела и далее по-прежнему хранились в казармах крепости, а условия такого хранения нисколько не изменились: бумаги продолжали гнить. В 1744 году, то есть еще через пять лет, Тайных розыскных дел канцелярия получает «промеморию», часть которой испорчена, но и оставшееся являет собой довольно яркую картину: «…минувшего июня 26 дня в присланном сообщении… за рукою секунд майора Ивана Вралова к дежур-майорским делам объявлено: имеется с казенным вином по правую сторону Петровских ворот третья казарма… по осмотру той конторы… на полу явилось несколько ветхих… баул и скатула и прочее; а которого оные ведомства и с чем оные ж баулы и скатула имеются, о том в той конторе… неизвестно; и сего ж июля по определению Санкт-Петербургской гарнизонной канцелярии велено имеющуюся по правую сторону от Петровских ворот третью верхнюю казарму, в которой стоит ведомства камор-конторы вино, дежур-майору Игнатьеву при гарнизонном фискале Фуфаеве и обретающемся на даточном дворе секунд-майоре Вралове, также и инженерной команде при… Ельчанинове осмотреть, и что по осмотру в той казарме явится, описать и в гарнизонную канцелярию рапортовать». По осмотру же этими чинами оказалось: «…казармы запечатанные. А чьи печати — неизвестно, и с чем закрыты, или стоят пусты, о том в Санкт-Петербургской гарнизонной канцелярии известия не имеется», а у «многих» казарм «лестницы сгнили и полы обвалились». Вслед за этим приписано: «По справке… о бывшем Санкт-Петербургской гарнизонной канцелярии секретаре Алексее Щеглове… явилось, что в Санкт-Петербургской крепости имеется одна казарма, в которой хранятся преждебывшей Тайной Канцелярии дела под смотрением… гарнизонной канцелярии, и о обстоятельстве отдачи оных дел под сохранение в той гарнизонной канцелярии известие имеется…»

После этого, видимо, было приказано отобрать сведения, не имеются ли у кого еще дела Тайной канцелярии, оставленные в крепости; а если есть, то «сколько именно» и «чьими печатями запечатаны». Из всех служащих только «истопники, находящиеся в Тайной Канцелярии… объявили, что с начала определения их в Тайную Канцелярию под смотрением их имеется в Санкт-Петербургской крепости одна казарма, состоящая близ старых Тайной Канцелярии покоев… без печати, токмо за замком имеются многие письма Тайной Канцелярии, и ключ от оной казармы в хранении имеется у них;… а какие именно оные письма… о том де они не знают, понеже де те письма во оной казарме имеются издавна». По следам этого известия в октябре того же 1744 года Тайная канцелярия пишет определение, которое заканчивается так: «Понеже те письма во оной казарме имеются издавна, а Тайной конторы канцеляристы и служители подписками объявили, что в оной казарме повытий их по делам писем и дел никаких не имеется, того ради означенные, имеющиеся по объявлению помянутых истопников письма из означенной казармы забрать все без остатку, перенесть в Тайную Контору и в той конторе оным письмам, осмотря, учинить надлежащую опись; и ежели те письма по описи явятся по делам Тайной Канцелярии, об оных у канцелярских служителей взять еще подписки, и у кого именно те письма по повытьям имелись и что по описи по подпискам явится, о том доложить немедленно». Соответственно этому определению была написана «промемория»: «Имеющиеся в казарме письма все без остатку забраны и в Тайную контору перенесены и осматриваны, а по осмотру явились по большей части по решенным Тайной Канцелярией делам всякие черные и к делам ненадобные». За этим идет длинная опись, наполовину сгнившая; все дела, там помеченные, относятся к деятельности Тайной канцелярии второго периода, так как начинаются с 1732 года. Дела же «прежде-бывшей» Тайной канцелярии продолжали находиться в неизменном положении.

Прошло еще семь лет. Наконец в конце 1752 года кн. Ф. Мещерский[75] прислал в Канцелярию тайных розыскных дел «доношение» с напоминанием о сундуках (восьми счетом) и с ссылками на донесения Прозоровского об этих сундуках в декабре 1738 года. На это Тайная канцелярия определяет: «…оные (то есть сундуки) распечатать и имевшие в них дела, осмотря, учинить надлежащую опись, хранить в Тайной Канцелярии; буде ж паче чаяния по осмотру… дела к описи неспособны, то оные, не описывая, поставить в тех же сундуках в Архив Тайной Канцелярии».

Проходит еще год; в декабре 1753 года в ответ на это определение секретарь Набоков[76] донес, что он осмотрел и открыл сундуки, которые «явились преждебывшей Тайной Канцелярии», но дела в них «весьма от мокроты и сгнили и описать их никаким образом невозможно». Конца этой переписки, к сожалению, не имеется, и чем в данном случае дело кончилось, остается неизвестным.

Все вышеизложенное отлично характеризует общие приемы хранения дел, даже важнейших, в Санкт-Петербургской крепости; через десять — двенадцать лет дела, засунутые в сундуки и поставленные в жилых казармах, оказываются совершенно забытыми; с трудом восстанавливается принадлежность этих дел. При этом в крепости находят немало дел, о которых никто вообще ничего не знает. Дела Тайной канцелярии Петровского периода лежали так, обреченные на порчу, по крайней мере до 1754 года. Дела же Тайной канцелярии второго периода, частью бывшие в крепости и там начавшие гнить, были все перевезены «в сенатские покои», где, видимо, архив Тайной канцелярии этого периода и был в дальнейшем храним.

Проходит еще около десяти лет. Что претерпели за это время дела «преждебывшей Тайной Канцелярии», нам выяснить не удалось, но с февраля 1768 года дела эти значатся уже хранящимися в I отделении архива Кабинета императорского двора. В одном из реестров этого архива (от 6 февраля 1768 года), подписанном кн. М.М. Щербатовым[77], помечены два ящика с делами неизвестного содержания. В архиве Кабинета эти ящики так не раскрытыми и оставались. Когда со вступлением на престол императора Николая Павловича министр императорского двора кн. Волконский[78] представил ему в ноябре 1826 года описи дел архива Кабинета, то между прочими делами под № 5 значились «два сундука больших с неизвестными делами, запечатанные»; собственноручной резолюцией императора Николая было поручено Д.Н. Блудову[79] их распечатать, осмотреть и донести. Во исполнение высочайшего повеления Блудов, по приглашению кн. Волконского, 8 декабря 1826 года прибыл в архив Кабинета, с помощью двух чиновников вскрыл ящики, разобрал, описал в них имеющиеся дела и опись представил царю. Из этой описи ясно видно, что в сундуках он нашел, во-первых, дела по розыску царевича и, во-вторых, дела Тайной канцелярии Петровского времени, как прямо и гласили этикеты на сундуках, найденных им внутри ящиков; причем ясно было, что кто-то уже рылся в лежавших там делах.