class="p1">– То есть, они в момент убийства были вдвоем? Как удобно!

– Один из них несколько раз за ночь выходил покурить, и его сняла камера наружного наблюдения на входе торгового центра. Второй парень не курит.

– Ладно, принято, но ты же понимаешь, что алиби – это еще не все?

– Конечно, мы будем копать дальше, но у Эдуарда алиби вовсе отсутствует, поэтому…

– А как же другие коллеги Фельдмана по цеху? – перебила Марина. – Он не отличался чистоплотностью в делах, и любой мог ему отомстить… Кстати, как именно был убит ювелир?

– Его ударили по голове тяжелым предметом. Экспертиза установила, что это, скорее всего, был бронзовый бюстик из тех, что стоят на каминной полке, но его так и не обнаружили – судя по всему, убийца его прихватил.

– То есть, он не принес орудие с собой? – задумчиво уточнила Бондаренко.

– Я понимаю, о чем ты, – кивнула Алла. – Скорее всего, это означает, что он не планировал убивать Фельдмана, а хотел лишь забрать бриллианты…

– Так вот почему ты вцепилась в Эдуарда Вагнера!

– И вовсе я в него не вцепилась! – обиделась Алла. – Просто он – единственный, чей скандал с убиенным стал публичным!

– Да ладно, не злись! А есть у ювелира родственники, которые тоже могли быть в курсе того, что бриллианты в доме?

– Он был в разводе, но у него есть сын от первого брака и старший брат, живущий за границей. Брат точно знал о бриллиантах, но вряд ли можно предположить, что он провернул бы такое дельце, специально приехав в Питер и тут же умотав обратно! Тем не менее, его мы тоже проверим, как и сына, который является единственным прямым наследником. Остаются друзья, знакомые и, возможно, даже клиенты.

– Вряд ли Фельдман распространялся направо и налево о том, что хранит дома дорогущие камни. На сколько, кстати, они тянут?

– На миллионы нашими деньгами.

– О-го-гошеньки! – присвистнула адвокатесса.

– Там, кажется, какая-то дорогая огранка, да и каратность большая.

– Представляешь, сколько стоила бы цацка из таких брюликов?!

– На них заранее претендовали три клиента, теперь они остались без украшений, на которые рассчитывали.

Марина сходила с ума от драгоценностей, и Алла всегда поражалась, сколько их подруга каждый раз нацепляла на себя, выходя в свет: золотые браслеты, огромные кулоны с самоцветами, серьги-люстры… Однако Марине все это шло, а главное – она могла себе это позволить, так как являлась чуть ли не самым дорогим адвокатом в Санкт-Петербурге. Правда, Алла немного переживала за Марину, ведь сияние драгоценностей привлекает бандитов разных мастей, и она рано или поздно может поплатиться за свою любовь к дорогим вещам.

Ноздри Аллы уловили божественный аромат: к ним приближался официант с большим подносом. Расставив блюда на столе, он с улыбкой пожелал подругам приятного аппетита, и они, решив, что дело подождет, с восторгом отдали должное великолепной национальной трапезе.

* * *

– Так вы, Никита Терентьевич, не в курсе, были ли у Кати враги в городе?

На этот раз Лера приехала к Рогову на службу, и сейчас они находились в его просторном, по-спартански обставленном кабинете. Она устроилась в кожаном кресле напротив прокурора города, а он восседал в другом, в два раза большем по размеру, сильно смахивавшем на трон: это был, пожалуй, самый заметный предмет мебели в довольно скромном окружении.

– Да какие враги могут быть у двадцатилетней девчонки? – развел руками Рогов.

Лера внимательно следила за каждым его движением и мимикой, пытаясь понять, насколько хорошим актером стал прокурор за время, что вел передачу на ТВ. Научился ли он скрывать эмоции и беззастенчиво врать? Ей казалось, что он достаточно спокоен – во всяком случае, не более ажитирован, чем человек, переживающий за мать, в чью квартиру вторглись, а также искренне сожалеющий о смерти малознакомой девушки. Права ли она насчет их близких отношений? В тот, первый, день после убийства Рогов выглядел встревоженным и огорченным – что это было, мастерская актерская игра, маскирующая ужас перед тем, что он недавно совершил, или настоящие чувства?

– Она же была студенткой, – продолжал между тем прокурор, – ничем противозаконным не занималась…

– Откуда вы знаете? – перебила Лера.

– То есть? – растерялся ее собеседник, застигнутый вопросом врасплох.

– Ну, откуда вам известно, что Катерина ни в чем противоправном не замешана? Вдруг она употребляла наркотики, или продавала их, занималась проституцией или эскорт-услугами, подворовывала у однокашников или, к примеру, была наводчицей?

– Наводчицей?

– Подбирала богатые квартиры для своих подельников, которые те могли бы ограбить.

– Я знаю, что означает этот термин! – сердито фыркнул Рогов. – Но я представить себе не могу, что Катя участвовала в чем-то подобном!

– Почему? Вы ведь ее совсем не знаете, по вашим же словам! Как вы вообще на нее вышли, да еще и так прониклись, что позволили жить в доме собственной матери?

– Я никому ничего не позволял – моя матушка самостоятельный человек, и это было целиком ее решение! Что же касается вашего первого вопроса, то Катю порекомендовала матушке моя дочь Таня, а она не стала бы этого делать, если бы что-то из упомянутого вами имело под собой основания!

– То есть, ваша мать искала человека, который присматривал бы за домом, пока она в отъезде? – уточнила Лера. – И Таня об этом знала, потому и предложила Уткину?

– Именно так!

Это меняло дело: выходит, Рогов не сам нашел Катерину, однако на основную версию новая информация не влияла, ведь завести шашни с девицей он мог уже после того, как та оказалась в искомой квартире.

– Никита Терентьевич, я хотела спросить, какие именно документы вы хранили у матери? – неожиданно сменила тему Лера.

– А какое это имеет значение?

– Ну, вы же сказали, что зашли к матери, так как вам понадобились какие-то бумаги, помните? Потому что вам, в сущности, нечего было там делать, раз Уткина присматривала за жилплощадью. Она и цветы поливала, и кота кормила, поэтому ваше присутствие не требовалось. Или вы все-таки ей не доверяли?

– Глупости, конечно же, доверял! Неужели вы полагаете, что я впустил бы в дом человека, от которого не знал бы, чего ожидать?

– Надеюсь, что нет. Так все-таки насчет документов…

– Да что вы привязались-то к этим документам?! – неожиданно взорвался Рогов. – Никаких особо важных бумаг, если вас это интересует, я у матушки не храню – в основном, личное, письма, старые ежедневники… Иногда они могут мне понадобиться, и тогда я прихожу к ней, так как знаю, что у нее привычка ничего не выбрасывать. Если вы думаете, что я выношу какие-то документы из здания прокуратуры и держу