– Прошу вас, перестаньте спорить! – крикнула Джинни, сжимая перед собой руки в замок и глядя на своих подруг испуганными глазами. – Может быть, нам лучше подняться в библиотеку и выпить по чашечке превосходного чая?

– Я не допущу, чтобы этот человек переступил порог нашего Общества образования и развития женщин! – непримиримо заявила Дженел. – Это просто возмутительно! И если бы Эдвина действительно хорошо выполняла обязанности президента общества, она бы разделяла мое чувство негодования!

«Президента? Это какое-то общество?»

Эдвина бросила на Дженел выразительный взгляд:

– Тебе прекрасно известно, в какой роли здесь выступает мистер Дивейн и почему его присутствие здесь…

– Это вопиющее безобразие! – вскричала Дженел, поднимая вверх указательный палец. – Вся твоя затея – абсолютный бред! Только мои врожденные доброжелательность и великодушие удерживали меня все это время от того, чтобы резко не выступить против твоего безумного плана.

– Доброжелательность и великодушие! – презрительно фыркнула Эдвина. – Хорошо сказано!

– Даже из бурной встречи со своей свекровью ты не сделала никаких выводов для себя!

– Ну почему же? Один вывод я все-таки сделала: кто-то ей все разболтал, – резко бросила Эдвина, гневно сверкая глазами. – И преподнес ей ситуацию в самом невыгодном для меня свете – совсем не так, как мы договаривались.

Дженел вплотную подошла к Эдвине и наклонилась, глядя на нее свысока.

– Согласно твоему хваленому плану, помолвка должна была получить широкую огласку. Ну что ж, теперь ты добилась того, чего хотела. И не говори, что тебе это не по вкусу.

Эдвина гордо вскинула голову.

– Оставим в стороне этот неприятный эпизод. Даже ты не сможешь помешать мне принять мистера Дивейна у себя дома.

Дженел прищурилась:

– Я всегда выступала против того, чтобы наше Общество образования и развития женщин размещалось в твоем доме. Теперь я начинаю понимать, почему ты так упорно настаивала на этом.

Не обращая никакого внимания на Дженел, Эдвина повернулась к Прескотту и взяла его за руку.

– Пойдемте наверх, мистер Дивейн.

Мгновение Прескотт размышлял. Дама в черном по имени Люси, кусая губы, с несчастным видом смотрела на своих ссорящихся подруг. Джинни в ужасе заламывала руки. Казалось, она, того и гляди, расплачется от досады.

Дженел готова была разразиться еще одной гневной тирадой. Было видно, что нервы у Эдвины натянуты как струна. Судя по тому, что дамы общались друг с другом без особых церемоний, несмотря на нешуточную словесную перепалку, они, вероятий, были очень близки и даже, может быть, по-своему любили друг друга.

Прескотт счел разумным не вмешиваться в их взаимоотношения. Кивнув Эдвине, он предложил ей руку, и они вместе направились к лестнице.

Дженел, расправив плечи, с грозным видом загородила им дорогу.

– Я костьми лягу, но помешаю вашему плану!

За всю свою жизнь Эдвина ни разу никого не ударила. Однако в этот миг ее охватила такая злость на Дженел, что у нее просто руки чесались.

Поймав себя на этой мысли, Эдвина ужаснулась. Как она может даже думать о подобных вещах?! Ведь она совсем не такая, как ее свекровь. От воспоминания о пощечине Эдвина залилась краской стыда.

Продолжая тяжело дышать, она то сжимала, то разжимала кулаки. У нее появилось ощущение, что она находится на боксерском ринге и противник наносит ей удар за ударом, швыряя ее то на сетку, то в угол.

Она должна действовать решительно и положить этому конец. Прощание подруг и без того затянулось.

Эдвина повернулась к Джинни и, качая головой, сказала:

– Знаю, что тебе неприятно видеть, как мы ссоримся, Джинни, но даже ради тебя я не намерена сносить нападки Дженел и ее змеиный язык. – Сказав это, Эдвина снова повернулась к Дженел и со спокойным достоинством заявила: – Учитывая все это, мне не остается ничего другого, как воспользоваться своим правом президента и исключить леди Дженел Бланкетт из членов общества.

Ошеломленная Дженел попятилась назад.

– Ты не посмеешь!

– К сожалению, ты не оставила мне выбора. – Переведя взгляд на Джинни и Люси, Эдвина спросила: – Вы поддерживаете данное предложение?

Наступила гробовая тишина.

Прескотт пододвинулся к Эдвине и, наклонившись, прошептал ей на ухо:

– Часто приходится жалеть о том, что сделано сгоряча. Поверьте мне на слово: я знаю это из собственного опыта.

Эдвина опустила глаза.

– Вы не понимаете.

– Я только хочу напомнить вам, что, вне всяких сомнений, это очень серьезное решение, которое следует принимать только в спокойном состоянии, после долгих размышлений, а не сразу после того, как вас вывела из себя старая карга, слишком много о себе возомнившая.

– Вы не знаете, Прескотт, это не единичный случай… – Эдвина не могла ему всего объяснить и только покачала головой.

Прескотт обвел взглядом присутствующих дам и проникновенно сказал:

– Мне больно видеть, что самое жгучее желание свекрови Эдвины сбывается.

– О чем вы? – с интересом спросила Джинни, ближе подходя к мистеру Дивейну.

Эдвина подняла на него удивленные глаза. Прескотт шумно вздохнул.

– Слышали бы вы, какие нелицеприятные вещи она говорит о вашем уважаемом обществе. Она утверждает, что его члены и организаторы – «синие чулки», чванливые, лишенные изящества женщины, чья заурядность толкнула их на создание общества, ставящего своей целью повсеместно насаждать вульгарность и вопиющую безвкусицу.

– О нет! Она не могла такое сказать про нас! – ахнула Джинни.

Ошеломленная услышанным, Эдвина заткнула уши.

– Прошу вас, не повторяйте за ней эти ужасные вещи!

Но Прескотт не унимался и, не обращая внимания на слова Эдвины, вдохновенно продолжал:

– Вдовствующая графиня называла вас идиотками с искаженным понятием о милосердии, прикрываясь которым вы общаетесь с отбросами общества и всякими подонками.

Лицо Дженел вспыхнуло от негодования.

– Она смела поносить мою программу преобразования тюрем? Да известно ли ей, сколько женщин с нашей помощью прошли обучение различным профессиям, с тем чтобы после выхода на свободу честно зарабатывать себе на жизнь?

Подняв глаза, Эдвина горячо прошептала:

– Это был камень в мой огород. Ни к одной из вас это совершенно не относится…

– А еще она заявила, что женщины, которые основали это общество – она говорила во множественном числе, – невоспитанные, самонадеянные нахалки.