Курт кивнул и взглянул на Асю:

– Пошли, познакомлю с Тимкой!

Ася подхватила миски и в тревоге и любопытстве пошла вместе с Куртом к загончику.

– А мы Гурзуфа с Марфушей привезли! – проговорила она, словно оправдываясь. – Это как раз того погибшего собака… – И осеклась.

Игнорируя просьбу хозяина, Курт отпер калитку, витиевато свистнул, и тут же из дальнего домика с фырканьем выскочил рыжий короткошёрстый пёс. У Тимки не было передней лапы, отчего его бег выглядел отчаянно, – так, словно бы он рвался изо всех сил, но кто-то крепко держал его за ошейник. Лихо взбив брызги льда, он наскочил и, прыгая на задних лапах, поскрёб единственной передней грудь хозяина. Ася заметила: сукно пальто было сплошь в затяжках.

Курт полез в карман штанов, модных и небрежных, как всё, что было на нём нацеплено, и выловил несколько горошинок корма. Тимка ухватывал их по одной с хозяйской ладони. Курт снова слазил в карман, ещё и ещё. Ася загипнотизированно следила за его действиями, пока не осознала, что лакомства больше нет, Курт добывал и скармливал Тимке какие-то крошки, пыль, а тот всё лизал и лизал руку.

– Ты, если будешь приходить, играй с ним, ладно? – проговорил Курт, почёсывая и гладя крепкую Тимкину голову. – Он такой… Как маленький. С ним обязательно надо играть. А ты почему с мисками? Пашка мыть послал? Там вода ледяная – простудишься! Давай лучше я!

В подсобном помещении бывшей спортбазы у большой чугунной раковины Курт скинул пальтишко и с воодушевлением, показавшимся Асе избыточным, приступил к делу.

– Я от тебя бессовестно скрыл, – заговорил он под звон воды. – Два года назад я в твою честь сочинил гимн! Очень красивый! – И, обернувшись, улыбнулся ей так беспечно, что и Ася улыбнулась в ответ. – Его можно было бы сделать гимном какой-нибудь очень хорошей страны, если бы такая нашлась. Я сегодня, когда вышел из дома, почему-то про него вспомнил. И вдруг оказалось – ты здесь! В моём нынешнем положении это мистика!

Ася сняла с гвоздя полотенце и принялась вытирать отмытые Куртом миски.

– Я вообще довольно неплохо знаю тебя, – продолжал он, передёргивая повыше фенечки на запястье, уже залитые пеной. – Даже следил за твоим творчеством. Софья выкладывала твои рисунки у вас на сайте студии. Я их все люблю! Вот так, потихоньку мы с тобой сблизились. То есть это я с тобой сблизился. И у меня к тебе есть просьба. Она не сложная. Выполнишь? – Курт быстро взглянул на Асю. Должно быть, испуг и отчуждение в её лице сбили его с настроя. Он опустил взгляд и подменил приготовленную фразу другой. – Пожалуйста, передай Софье, чтобы она не волновалась. Скажи ей, я кое-что придумал. Есть безотказное средство… Оно снимет с неё обвинение. Не могу пока рассказать, чтобы не сглазить, но уверен, всё будет в порядке.

– Ох, спасибо! Как бы хорошо! – заволновалась Ася. – Ведь у неё Серафима! А Серафимин отец, если узнает, он дочь может отсудить! Он давно уже… И, главное, этот ужасный тормозной путь! Так что если можно хоть что-то сделать… Спасибо!

Курт выключил кран. Звон по чугунной раковине умолк, и в распахнутую дверь вошёл ещё безлистый голос леса. Этот большой голос состоял из голосов деревьев и птиц, ударов капели, из отдалённого разговора Пашки с непокорным Гурзуфом и хруста шагов. Все эти звуки деликатно соседствовали, не губя и не притесняя друг друга. Курт поглядел в сияние дверного проёма и шагнул на порог.

– Я всё-таки очень люблю вот это всё! Свет, звук… – сказал он. – Хотя, конечно, должно быть что-то ещё, кроме любви к деталям. Но вот не удалось.

Ася в тревоге смотрела на Курта. Оттого ли, что тень и свет разрубали его пополам, ей казалось: она наблюдает крушение маленькой вселенной. Что-то оборвалось и летело в пропасть, ещё не достигнув дна.

– А насчёт Софьи… Да. Я об этом думал с самого начала, но как-то сомневался. Но вот ты сказала про Серафиму – и всё прояснилось окончательно. Передай Соне – всё будет хорошо! – заключил он твёрдо. Затем вынул из раковины и сунул безмолвной Асе последнюю миску, подхватил пальтишко и влез в рукава. Мокрые руки застревали. Он повёл плечами, устраиваясь внутри пальто, застегнул пуговицы, выправил из-под воротника хвост волос и бодро улыбнулся: – Ну что, к Пашке?

Со двора доносились собачье ворчанье и строгий голос тренера. Пашка знакомил Гурзуфа с Дружком. Похоже, у псов завязался мужской разговор.

– Ну как? Не загрызли ещё друг друга? Ну ты смелый, Паш! Я бы на этого намордник надел, – сказал Курт, понаблюдав за сценой собачьего знакомства. – А я всё – закончил дела. Предлагаю отпраздновать! – И, порывшись в брошенном у крыльца пакете с кормом, выудил розовую, сверкнувшую, как вечерний снег, бутылку крымского шампанского. – Ребята, будете? Я теперь пошёл по игристым винам. Знаете, почему? Мне нравится звук хлопка. Можно по-всякому стрельнуть – и так и сяк. Пальнём? Пашка, тащи посуду!

– Я эту вашу гадость не пью, – холодно отозвался Пашка. – Только идиоты кайфуют за счёт клеток мозга!

Курт тихо рассмеялся и принялся развинчивать проволочку.

– Ася, а ты? – И, на миг остановив движение, взглянул на растерявшуюся Асю. Он смотрел внимательно и с надеждой, как будто от её решения зависело многое.

Потом Ася жалела: надо было не строить из себя недотрогу, а спросить – в честь каких таких завершённых дел шампанское? И предложить встречный тост – за приют, за собачье везение. Может, тогда день пошёл бы иначе. Но в ту минуту она отпрянула, словно ей предложили яд.

– Нет, я не хочу! Нам ещё с Лёшкой в гости! Я совсем не могу!

– Значит, никто не хочет? Ладно! – сразу смирился Курт и, завинтив проволоку, поставил бутылку под лавку. Его оживлённое секунду назад лицо ушло под плотное облако. – Ну, наверно, тогда пошёл я… – сказал он и, сделав несколько шагов, обернулся. – Паш, ты прости меня в честь Прощёного воскресенья! Ася, и ты!

– Это завтра, – заметил Пашка.

– Ну да. – Курт кивнул и взял было разгон в сторону орешниковой тропы, но опять что-то остановило его.

Он вернулся к домику.

– Я ключи тут у тебя повешу, запасные, ладно? А то родители уехали на неделю. А мне, наверно, придётся лететь… в Берлин. Может так получиться. Да и вообще, вдруг дверь захлопнется. У меня там «собачка» – всё никак не откручу.

Пашка дёрнул плечом – мол, мне-то чего, вешай.

Порывшись в кармане, Курт выудил ключи и, взбежав по ступеням, нацепил на гвоздик за дверью.

– И бутылку забери, – напомнил Пашка.

– А как же! – улыбнулся Курт, подхватил из-под лавки шампанское и, на ходу отвинчивая проволочку, нырнул в орешник.

Ася проследила, как угасают за ним шум и колебание ветвей. А затем в отдалении раздался выстрел пробки.

– Мне тоже уже пора идти, – проговорила она и огляделась в поисках брошенной сумки.

– Хочешь – приезжай ещё, будешь помогать, – придерживая Гурзуфа, сказал Пашка. – Я в выходные тут рано. Выпускаю их попастись, пока народ не повалит.