— Понимаю, — после минутного молчания сказал эльф. — А вот, кстати, и гости к нам…

Прозрачная стена, мельком замеченная Тимофеем, теперь стояла вокруг костра в полный рост, метра на три-четыре. И слегка помутнела.

А за стенкою, как будто за стеклом, топтались три дамы. Очаровательно-зеленоватые, с красноватыми космами вокруг удивительно симпатичных мордашек. И клычки у них изо рта торчали только самую чуточку, в отличие от прочих местных аборигенок…

— Вот, хотят побеседовать, — с полнейшим равнодушием в голосе заявил Вигала. — Как вы думаете — пускать или пусть постоят там до утра? Через заговоренный круг им все равно не пройти.

— Они, нас… э-э… украсть желают? — с некоторой опаской спросил Тимофей.

— Нет. Я же сказал — по-бе-се-до-ватъ.

— Какие, к черту, беседы, — проворчал Леха, зябко озираясь. — Эти местные сексуальные маньячки… Что мне им — камасутру пересказывать, что ли? Так я там только картинки смотрел.

— Они опасны? — напрямик спросил Тимофей у Вигалы.

Тот пожал плечами, на лице у него появилось ласково-ехидное выражение.

— Красота, как у вас говорят, страшная сила…

У дам за призрачной преградой лица были умоляющие и растерянные.

— Вообще-то можно и впустить, — задумчиво рассудил Вигала. — Камасутра, картинки, гм… Мне ведь тоже надо учиться, учиться и учиться…

— Нет! — в один голос завопили Леха с Тимофеем.

Призрачные стены упали. Дамы гуськом зашли в круг света, отбрасываемый костром. Потоптались возле кострища.

Трегуб вынырнул откуда-то из темноты, внимательно оглядел все общество. И особое внимание уделил трем зеленоватым прелестницам. Которые, кстати, были совершенно голыми.

Дамы тут же начали строить домовому какие-то рожи, мерзко свистеть и шипеть.

— Блудницы вавилонские, — ханжеским тоном сообщил Трегуб. — Требуют, чтобы я им помог. Хотят с вами поговорить на вашем языке, тьфу! А теперь вот просят, чуть ли не умоляют…

— А ты можешь это устроить? — быстро переспросил Тимофей.

— Я все могу! — все тем же противным голосом сказал Трегуб. — Но ты не бойся, хозяин! Я не позволю смутить тебя всякими разными грязными намеками. Вас теперь у меня на всю планету всего двадцать с небольшим осталось, так что я вас буду держать исключительно на развод, на племя то есть.

— Ты сначала кобыл заведи! — огрызнулся Тимофей. — Нашей породы. А то все производительницы, как ты сам заявил, улетели… А сейчас, будь добр, сделай так, чтобы мы их могли понять. Ну пожалуйста.

Трегуб взмахнул рукой, выпустил в воздух сверкающие шарики. Шарики походили на мыльные, переливались по всей поверхности радужными разводами, но внутри их словно заполняла мутноватая водица.

— Говорите. Крошки-сальви сами переведут, кому что надо…

— Что за крошки-сальви?

Сверкающие шарики разразились свистом и шипением.

— Хозяин, — наставительно проговорил Трегуб, — не спрашивай о многом. Спрашивай о нужном! Ну вот скажи, тебе легче будет, если я скажу, что крошки-сальви из разряда малых духов, одарены телепатическим даром и способностями к языкам. Понимают все с полуслова, короче. И тут же переводят… Ну и что ты уяснил из сказанного?

— Крошки-сальви, — напряженно повторил Тимофей, — принадлежат к разряду малых духов, одарены телепатическим даром и крайне способны к языкам. В общем, это что-то такое маленькое, разумное и работающее как переводчик. Так?

— Гений, — ехидно признал домовой. — Да это же просто Ньютон какой-то! Тот тоже — как только его яблочко в темя тюк, так он сразу — ба, да оно же не просто так на меня свалилось, тут законом всемирного тяготения пахнет! А потом еще немножко помозговал, и опять — ба, да оно ж не просто так от меня отскочило, это моя голова на него так мощно подействовала! А раз так, то всякое тело сохраняет состояние покоя или равномерного движения, пока не тюкнется обо что-нибудь, вот как это яблоко об мою голову…

— Короче, — вклинился Тимофей. — Нельзя же, в конце концов, заставлять дам так долго ждать, у них дела, работа, дом… точнее водоем, в котором они бултыхаются. Опять же и мужчины недоловленные где-то бродят, их дожидаются, как снега на голову… Итак, что вам, очаровательные вы наши?

Крошки-сальви разразились долгим проникновенным свистом. Дамы тоже засвистели, зашипели и даже, кажется, замяукали.

— Уважаемые путешественники, — мурлыкающим голосом перевел ближайший к Тимофею крошка-сальви, предупредительно повисший в воздухе возле его правого плеча. — Мы — несчастные женщины, брошенные судьбой в пучину бед. Одиночество гнетет нас, будущее ужасно, никто нас не любит… Ну и так далее. Э-э… В общем, бьемся мы тут как рыбы об лед.

— А как поэтично переводит… — Вигала чуть повернул голову, желтоватые глаза насмешливо блеснули в полутьме.

— Гарвард, сэр! — восторженно пропиликал крошка-сальви. — И МГУ, и Сорбонна… У меня три университетских образования в области языкознания, степень магистра наук по английскому, доктора наук по русскому, академика Пре-Нуво по французскому… Правда, все это получено мною в обличье человека, в которого меня на время так любезно превратил мой друг и хозяин Трегуб… Все прочие языки всех миров я перевожу дословно — но уже без поэтичности, ибо она, увы, требует университетского образования. О, да они тут дальше стонут — мол, спасите нас, отважные пришельцы черт знает откуда, без вас мы никак, хоть ложись да помирай. Да мы бы легли, нам не жалко, да… это я пропущу. Молим о спасении, на том стоим и челом бьем…

— Это они на что намекают?! — встревожено спросил Леха. — Своих мужиков загоняли непосильным трудом, а теперь проходящих туристов отлавливают? Не, братан, соглашаться не будем… Ни за что! Я еще хочу увидеть это… ну, это самое… как там один писака писал… «зеленые холмы Земли», во!

Тимофей одарил Леху уважительным взглядом. Надо же — пальцы веером и при этом цитирует Брэдбери. Почти не запинаясь.

— Не волнуйтесь, — лениво сказал Вигала. — За одну ночь с вами ничего не случится. Зато потом будет что вспомнить! И только. К тому же они просят не об этом. Ну… То есть не только об этом.

Крошка-сальви подпрыгнул в воздухе и обиженным голоском пропищал:

— Действительно. Дамы молят сразу о двух подвигах. Сначала об… об одном не совсем приятном, а затем о том, что, несомненно, доставит вам всем величайшее удовольствие, негу и наслаждение.

— Удовольствие — это хорошо! — проникновенно пробасил враз повеселевший Леха. — Я, конечно, смущаюсь, но примерно представляю, о чем речь… Да, есть еще на свете люди, приносящие с собой все тридцать три удовольствия сразу! Это я про себя, любимого… А что там насчет неприятного?

Дамы потупились, зачертили прелестными ножками круги по траве.

— Первое и, как мы понимаем, крайне неприятное для вас дело — это то, что вы называете продолжением рода, — высоким тоном возвестил крошка-сальви. — Мы понимаем, что это вам совсем не по вкусу, отважные путешественники. Вы только мимоходом посетили наш мир, вам ни к чему глупые плотские развлечения. Но мы вас умоляем — только на эту ночь… А наутро вы сможете совершить то, что для вас есть дело привычное, приносящее удовольствие и так далее — негу, комфорт, чувство выполненного долга… Умиротворяющее, счищающее грехи.