– А я объясню. – Воронцов дружески обнял Никиту за плечи и перешел на «ты»: – Тебе, как Дантесу, то есть человеку, безумно влюбленному в Натали, необходимо знать следующее: она никогда не была простушкой, хотя и не прочь была таковой прикинуться. Но при этом она действовала на редкость целенаправленно и последовательно. Как ты думаешь, почему Натали, постоянно кокетничая с Дантесом, жаловалась мужу на своего поклонника – и вновь продолжала кокетничать?

– Хотела раззадорить.

– Прекрасно! Выходит, что после первой несостоявшейся дуэли, предотвращенной женитьбою Дантеса на Екатерине, Наталья Николаевна вновь сближается с Дантесом и в который уже раз жалуется мужу на дерзости кавалергарда, только чтобы его раззадорить?

– Ну да…

– Великолепно! А как ты объяснишь мне следующий факт: на отчаянную просьбу барона Геккерена-старшего написать Дантесу и уговорить того отказаться от дуэли она ответила однозначным отказом? Опять хотела раззадорить мужа, не так ли?

Никита неуверенно пожал плечами, а Воронцов, повернув его перед собой и возбужденно глядя ему в глаза, продолжал свой саркастический допрос:

– А почему, наконец, в злосчастный день дуэли Наталья Николаевна, уже предупрежденная Александриной, знавшей о письме Геккерену и даже о месте дуэли, встретив экипаж мужа на Дворцовой набережной, не только якобы не узнала его и Данзаса, но и загородила от него детей?

– Каких детей?

– Своих, естественно! Она везла их домой от княгини Мещерской, дочери Карамзина.

– Вот это номер!

– Номер что надо! Уже потом, рыдая на приеме у Николая и ссылаясь на свою близорукость, она заявила, что они просто «не разглядели друг друга»! Что скажешь?

– Даже не знаю… Запутанная история.

– И в конце, прикинувшись тяжелобольной от глубоких огорчений, наша «мадонна» просила государя письмом дозволить Данзасу проводить тело ее мужа до могилы, так как она не могла исполнить этого сама! Гениально! Мигрень, видите ли, замучила!

– Да уж…

Здесь Наташа, стоявшая с шарфом в руках, развернулась и вышла так же тихо, как и вошла. На лице она уносила отпечаток неприятного разочарования.

– Ладно, тогда давай вернемся к тому, что ничто человеческое нам не чуждо, – продолжал Воронцов, оглянувшись на дверь через секунду после того, как за ней исчезла Наташа.

– То есть?

– Вот то и есть, мой просвещенный друг. Перейдем к дням сегодняшним и поговорим по делу. Можете ли вы приударить за нынешней Натальей Николаевной, причем сделать это так, чтобы об этом узнал ее жених?

– Зачем это? – поразился Никита.

– Необходимо, чтобы между вами и Пушкиным возникла конфликтная ситуация, которая послужит фундаментом для выстраивания нужных отношений на сцене. А для этого он должен приревновать к вам свою невесту.

– Вы хотите, чтобы мы друг друга возненавидели?

– Больше чем возненавидели! – оживился Воронцов. – Я хочу видеть вас на сцене кровными врагами. Вспомните, что было во время настоящей дуэли. Соперники дрались насмерть, и примирение для них было невозможно! Пушкин хотел или убить соперника, или погибнуть сам… Ну что? Попробуете создать реальный конфликт?

Никита замялся.

– Понимаете, приударить за Наташей несложно, но стоит ли из-за одноразового спектакля все усложнять?

– Стоит, молодой человек, еще как стоит! И вы сами это поймете в самом ближайшем будущем. Ну так что?

– Ладно, я что-нибудь придумаю.

– И чем скорее, тем лучше. Слишком мало времени осталось до премьеры.

– Сегодня же и начну.

– Удачи вам, Жорж. И простите за ошибочное впечатление, которое поначалу создалось у меня о вас как об актере и творческой личности.

– Что вы имеете в виду? – в очередной раз удивился Никита.

– Не юлите, Дантес, вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, – покачал головой Воронцов.

– Нет, не понимаю.

– Разве Наташа не передала вам мои сомнения относительно ваших сценических возможностей?

– Нет, она ничего такого не говорила! – упрямо солгал Никита, сам не зная зачем.

– Замечательно! – неожиданно улыбнулся режиссер. – Вот теперь я вижу, что вы самый настоящий Дантес, сын Геккерена. Только подобные люди умеют так нагло лгать и получать от этого удовольствие! Кстати, Пушкин передал мне ваш разговор в ночном клубе.

– Вот болван! – невольно вырвалось у Никиты.

– А вы мне нравитесь, Жорж. И чем дальше, тем больше. До завтра.

Никита пожал плечами и ушел, а Воронцов перевернул тетрадный лист и взглянул на нарисованные круги, в центре которых значились имена действующих лиц. Затем он поставил крест на предпоследнем круге с надписью «Дантес». Неперечеркнутыми остались лишь круги с фамилиями сестер Гончаровых.

Тем же вечером Никита, по просьбе дяди Геры, заехал к нему в гости. Оказалось, что после чудесного спасения от подосланного киллера Герман Петрович пил уже третьи сутки. Поэтому разговор состоялся весьма бурный, но и весьма бестолковый. Да и как могло быть иначе, если полупьяный Пономарев вздумал поучать молодежь в лице злополучного Никиты.

А все началось с того, что он увидел у него одну из тех брошюрок, которые представители так называемых «патриотических сил» иногда раздают прохожим возле станций метро. Никита никогда не увлекался политикой и взял ее исключительно машинально, чтобы пролистать по дороге.

– Нет, Никитушка, – решительно заявил Герман Петрович, наставительно воздев перст к небу, – если такая молодежь, как ты, всерьез интересуется политикой, то это лишь потому, что вам девки не дают.

– Да я вообще-то на это не жалуюсь, да и политика мне по барабану, – вяло оправдывался Никита, но дядя Гера в своем обличительном пафосе был неудержим.

– Врешь! Ты, жалкий наркоман и убогий актеришка, только и можешь, что талдычить «Спасай Россию!», «Хвала России», «Великая Россия»… Вон, даже костюм себе не в состоянии приличный купить. – И он с презрением оглядел потертые джинсы собеседника. – Где уж тебе за породистыми девками ухаживать, а ведь они красивые подарки любят!

– Так потому и не могу себя обеспечить, что кругом одни жиды, которые нарочно держат русских людей в нищете! – шутливо заявил Никита, почти дословно процитировав один из самых запоминающихся пассажей вышеупомянутой брошюры.

– И это ты врешь! – не поняв или не приняв его иронии, гневно загремел Пономарев, после чего поднял бокал виски и опрокинул его в рот. – Никаких жидов не хватит, чтобы заниматься такими придурками, как ты, и мешать им жить.

– А для этого много жидов и не надо! Достаточно тех, что в правительстве и финансовой элите! – Никита и сам не знал, зачем вздумал провоцировать дядю Геру. Возможно, ему просто хотелось в кои-то веки поиздеваться над тем человеком, на которого привык смотреть снизу вверх и который теперь находился в полуневменяемом состоянии.