Ее свободная рука сжалась в кулак, прежде чем она сунула ее в карман.

— Пожалуй, лучше всего подходит слово «удобный», — отчетливо ответила она.

— Не самое часто используемое слово в лексиконе любовницы. — Никос покачал головой. — Если, конечно, ты не имеешь в виду мое удобство. Я надеялся найти тебя выглядящей более привлекательно.

— Мы сейчас точно говорим о любовнице? — Голос Тристанны по-прежнему был раздражающе спокоен. — По-моему, под это описание больше подходит какое-нибудь вьючное животное или породистая собака.

— Ты любишь подо все подводить основание, — сказал Никос, словно проверяя список, — независимая. — Она прищурилась, а потом отвела взгляд. Он ненавидел, когда она так делала. — Невообразимо загадочная.

— Полагаю, эти характеристики присущи большинству взрослых людей. — Тристанна подошла к столику и положила на него альбом. — Тебе они, может быть, не встречались, ты ведь такой занятой человек, но, уверяю тебя, они существуют.

— А еще ты слишком умная, — шелковым голосом сказал он. — Пойми меня правильно, Тристанна: это не комплимент.

Она повернулась к нему, и что-то тенью пробежало по ее лицу. Что-то похожее на скорбь, хоть это и не имело смысла.

— Прости мое невежество. — В ее глазах бушевала буря, но на голосе это никак не сказалось. — Я думала, что единственный важный для тебя вопрос в отношении меня как твоей любовницы — буду ли я спать с тобой или нет. Не вижу, какое значение имеет все остальное после того, как ты получил удовлетворивший тебя ответ.

— Ты выхватываешь оружие в ответ на малейшую провокацию, — продолжал он, словно не слыша ее, словно ему не хотелось испытать удовлетворение, о котором она говорила, несмотря на то, что его тело говорило об обратном. Он скрестил руки на груди и посмотрел на нее. — Разве так ты должна вести себя? Разве такое поведение можно назвать соблазнительным?

Тристанна рассмеялась.

— А разве нельзя? — спросила она. — Я думала, тебе нравится борьба, которую можно выиграть. Выходит, я ошибалась.

Вчера они долго спорили из-за какой-то мелочи вроде статьи в местной газете, и спор закончился бурным сексом у бассейна. Действительно, борьба, которую можно выиграть. Он не мог не улыбнуться.

— Я имею в виду, что ты не подходишь под классическое определение любовницы, — сказал он. — Мне стоило сразу понять, что ничего не получится, как только ты подошла и попросилась ко мне.

— Почему же? — спросила она, заливаясь едва заметным румянцем.

— Потому что не принято проситься в любовницы, — мягко ответил он. — Женщинам это не нужно. Они по природе своей либо любовницы, либо нет, это всегда заметно. — Его восхищало, как хорошо ей удается держать эмоции под контролем: ее выдавала только бьющаяся у глаза жилка и легкое дрожание губ. — Инициатива исходит от меня.

— Думаю, я поняла тебя, — сухо сказала она. — Не нужно развивать свою мысль. Что же дальше, Никос? Разбор полетов каждый раз, когда мы…

— Ты не поняла меня, — перебил он, жестко глядя ей в глаза. — Я пытаюсь объяснить то, что тебя ни в коем случае не должно удивить. Ты правда думаешь, что я не знаю, что ты совсем не хотела становиться моей любовницей?

Она замерла.

— Не понимаю, о чем ты, — сказала она, помолчав.

Он подозревал, что будь на ее месте другая женщина, она начала бы заикаться.

— Понимаешь. — Он изогнул бровь. — Не волнуйся, Тристанна. Я знаю, что тебе было нужно.

— Вот как? — Она сглотнула и вздернула подбородок. — В таком случае просвети меня. Я думала, что ясно дала понять, чего хочу, и результат меня полностью удовлетворил.

Он помедлил, позволив себе насладиться моментом. Ему доставляло огромное удовольствие видеть страх в ее глазах, который она старалась подавить, взвинченность, выражавшуюся в неосознанных движениях: казалось, что она вот-вот начнет переминаться с ноги на ногу и покусывать губу.

— Я больше не могу держать тебя у себя как свою любовницу, Тристанна, — тихо сказал он наконец. — У тебя получается отвратительно.

— Чудесно, — ровным голосом ответила она, и он спросил себя, чего ей стоило сохранять равнодушное выражение лица. — Я, конечно, раздавлена.

Он чуть не рассмеялся от того, сколько яда она вложила в последнюю реплику. Эта женщина бьется до последнего, она будет продолжать идти, пока не упадет замертво, и это восхищало его против воли и напоминало его самого в молодости.

— Дурочка, — сказал он. — Я не собираюсь бросать тебя.

— Правда? — сухо спросила она; что-то мелькнуло в ее глазах — облегчение? Раздражение? — Трудно поверить в это после того, как ты так тщательно перечислил мои недостатки и свои ожидания, которые я не оправдала. Или это твой собственный способ выражения привязанности? Очень мило.

— Не можешь удержаться, да? — спросил он почти мягко, подходя к ней. Он коснулся ее губ, с которых срывались такие глупые слова, которые издевались над ним и раздражали его, о которых он так часто думал, когда ее не было рядом. — Будешь язвить до самой смерти, не важно, какой ценой.

Она не отстранилась и не задрожала от его прикосновения, но ему показалось, что это далось ей тяжело. Их взгляды встретились.

— К чему этот разговор? — тихо спросила она.

Он больше не мог откладывать. Что-то мощное пронеслось по его телу. Месть, сказал он себе, наконец-то он отомстит. И все-таки это было больше похоже на насущную необходимость, чем на тактический ход, хоть он и не позволил себе обдумать это ощущение.

— Выходи за меня, — сказал он.

— О, — только и смогла сказать Тристанна.

Мысли разбегались, сердце бешено стучало. К своему удивлению, она не отступила, не упала в обморок, а продолжала спокойно стоять посреди дворика, все еще разгоряченная путешествием по скалам и сердитым разговором. А может быть, только этим последним внезапным поворотом.

— Я не встану на колени, Тристанна, — высокомерно сказал он, — и стихов читать не буду.

Она не могла нормально думать, и это было плохо, потому что если она не может думать, чувства возьмут верх, и это будут неправильные чувства. Она не хотела ощущать то, что сейчас текло по венам, наполняя ее тело, делая ее легкой, как сухой лист. Безумное, застилающее все счастье поглотило ее, на мгновение выбивая из реальности. Мучительно сладкая мысль о том, что этот человек действительно может стать ее, хотя она всегда знала, что этого не будет никогда, пробудила настойчивую надежду, существование которой она никогда не осознавала. Как приятно было представить, пусть на долю секунды, что она не обманывает его, что делает предложение ей, настоящей Тристанне, а не той, кого она пыталась изображать. Он думал, что у нее ничего не получалось, но он представления не имел, как часто ей приходилось изменять себе, чтобы попасть сюда.