Не похоже, что я ее убедил. Но если сегодняшний вечер закончится так, как я надеюсь, то ей придется смириться со службой безопасности. Вызов принят.

* * *

Я привык к любопытным взглядам и шепоткам незнакомых людей на публике. Я – лев в зоопарке, который смирился с раздражающими детьми, стучащими по стеклу, и который ждет дня, когда оно наконец разобьется. Поэтому даже не обращаю никакого внимания, проходя в закрытую кабинку в задней части ресторана. Я их просто не замечаю.

Чего нельзя сказать об Оливии. Она с неодобрением смотрит на гостей ресторана из-за их невоспитанности, пока те не отводят взгляд. Она словно защищает меня. Заступается. Как же это мило!

Слишком дружелюбная хостесс наклоняется надо мной, приглашая меня глазами на рандеву. К такому я тоже привык.

Оливия замечает и это, вот только не знает, как ей реагировать, что весьма интересно. Я ей помогаю, приобняв ее за поясницу и властно направляя в сторону мягких сидений. Заняв свое место, кладу руку на спинку ее стула так близко, что при желании могу провести ладонью по плечу Оливии. Таким образом я демонстрирую, что сегодня заинтересован в единственной женщине, и она рядом со мной.

После того, как сомелье разлил нам вино (Оливия предпочла белое, потому что красное «сбивает ее с ног»), а шеф-повар рассказал о специальном меню, мы наконец остаемся наедине.

– Значит, ты управляешь кофейней с родителями? – спрашиваю я.

Оливия потягивает вино, скользя маленьким розовым язычком по нижней губе.

– Ну, мы с папой. Мама… умерла девять лет назад. На нее напали в метро… это плохо закончилось.

Я слышу знакомое мне эхо боли в ее словах.

– Соболезную.

– Спасибо.

Она на мгновение делает паузу, будто что-то обдумывает, а потом признается:

– Я гуглила тебя.

– И?

– Видела запись с похорон твоих родителей.

Я киваю.

– Похоже, это популярный запрос.

Она слабо и застенчиво улыбается.

– Я не смотрела это во время прямого эфира, но помню, как видео крутили по телевидению целый день. Везде. – Оливия поднимает свои потрясающие, сияющие глаза. – День похорон мамы стал худшим днем в моей жизни. Наверное, это ужасно, когда в твой худший день в жизни окружающие не только на тебя смотрят, но еще снимают и фотографируют.

Большинство о таком не задумываются. Все сосредоточены на деньгах, замках, известности, привилегиях. Не на сложной части драмы. Человеческой части.

– Да, это было ужасно, – тихо говорю я. Затем глубоко вдыхаю, чтобы избавиться от просочившейся в наш разговор грусти, – но… как говорится в бессмертных словах Канье Уэста: «Сейчас это меня не убьет, а сделает сильнее».

Она обворожительно смеется.

– Кто бы мог подумать, что парень вроде тебя такое слушает.

Я подмигиваю.

– Я полон сюрпризов.

* * *

Прежде чем мы приступаем к трапезе, к нашему столику подходят. Я представляю знакомым Оливию и перебрасываюсь с ними парой слов о делах. Когда они уходят, Оливия смотрит на меня опешившими глазами.

– Это был мэр.

– Да.

– И кардинал О’Брайн, архиепископ Нью-Йорка.

– Правильно.

– Это два самых могущественных человека в штате. Нет, в стране!

Мои губы растягиваются в ухмылке. Снова. В такие моменты мне нравится быть собой.

– Дворец работает с ними.

Она теребит булочку на тарелке, кромсая ее на мелкие кусочки.

– Ты можешь спрашивать меня о чем угодно. Оливия, не нужно стесняться.

Я хочу видеть ее смелой, дикой и безрассудной.

Она жует кусочек хлеба, склонив голову и явно обдумывая мои слова. Меня очаровывает то, как она жует. Боже, как странно такое замечать.

Когда она глотает, я нахожу эротичным движение ее бледной гладкой кожи.

– Почему ты не поцеловал его кольцо? – интересуется она.

Я делаю глоток вина.

– Я его превосхожу.

Она ухмыляется.

– Ты выше архиепископа? А Папы Римского? С ним тоже встречался?

– Нет, не с нынешним, лет в восемь в Весско познакомился с другим архиепископом. Он показался мне порядочным человеком… и от него пахло ирисками, потому что с собой он носил конфеты. Он угостил меня одной после того, как благословил.

– А его кольцо целовал?

Теперь, когда она расслабилась, ей легко меня расспрашивать.

– Нет.

– Почему нет?

Я наклоняюсь к ней поближе, опираясь локтями на стол. Бабушка хлопнулась бы в обморок от шока, но невозможно следовать этикету, когда тебя окутывает сладкий запах Оливии. Сегодня от нее пахнет розами с небольшой ноткой жасмина, как в саду весенним днем. Я глубоко вдыхаю, пытаясь не спалиться. Это не так-то просто, учитывая, что я хочу уткнуться носом в ее грудь, прежде чем скользнуть вниз, задрать ее платье и зарыться лицом между этих гладких, нежных бедер. В таком положении я смог бы остаться на всю гребаную ночь.

Ну вот, мой член напрягся в штанах, чувствуя себя узником в клетке.

Что там она спрашивала?

Я делаю еще один глоток и опускаю ладонь на ширинку, чтобы поправить штаны и хоть как-то облегчить неудобство. Без толку.

– Прости, Оливия, о чем мы говорили?

– Почему ты не поцеловал кольцо Папы?

У меня стояк, а мы говорим о Святом Престоле.

Получить билет в ад? Сделано.

– Церковь говорит, что Папа есть посланник Божий. Он ближе к Богу, чем любой человек на Земле. Но короли… в истории значится, что они происходят от Бога, следовательно, я могу поцеловать кольцо только моей бабушки, потому что только она превосходит меня.

Оливия изучает меня, игриво вскинув темную бровь.

– Ты сам-то в это веришь?

– Что я произошел от Всемогущего? – Я дьявольски ухмыляюсь. – Как-то мне сказали, что мой член – творение божье. Тебе стоит это проверить. Во благо религии, понимаешь?

– Умник, – смеется она.

– Шучу. Если быть откровенным, то нет, я в это не верю. – Оливия наблюдает, как я потираю пальцами нижнюю губу и честно отвечаю: – Как по мне, то всю эту историю с королями придумали мужчины, чтобы оправдать свою власть.

Мгновение Оливия над чем-то размышляет, а потом говорит:

– Я видела фотографию твоей бабушки в интернете. Она выглядит миленькой маленькой старушкой.

– Она скорее гром-баба с камнем вместо сердца, – откровенничаю я.