– Жизнь не кончается, – тихо произнесла Бри. – Как ни удивительно.

Нора помотала головой:

– В любой момент может случиться все что угодно.

– Да, дорогая, – кивнула Бри, – это правда. (Раздражение Норы исчезло, сметенное благодарностью. Сестра умела слушать и пыталась вникнуть в самую суть.) Ты права, Нора, случиться может что угодно и когда угодно. Но если плохое происходит, ты тут ни при чем. Невозможно до конца дней жить на цыпочках, опасаясь спугнуть благополучие. Не выйдет. Жизнь пройдет стороной, вот и все.

Что тут ответишь? Нора потянулась за Полом, явно проголодавшимся. Он весь извертелся на руках у Бри. При каждом движении его длинные волосы – слишком длинные, да только у Норы духу не хватало их отстричь – взвевались, как будто бы он плыл под водой.

Бри вновь наполнила бокалы и взяла яблоко из вазы с фруктами. Нора нарезала крошечными кусочками сыр, хлеб, банан, вареные овощи и разложила на подносе, прикрепленном к высокому стульчику Пола. Между делом она потягивала вино, и мало-помалу окружающий мир стал оживать. Нора вдруг заметила ладошки Пола, маленькие морские звездочки, размазывающие морковку по его волосам. Свет из кухонного окна сквозь перила заднего крыльца разливался по траве, образуя четкие тени, узор из света и тьмы.

– Я купила Дэвиду фотоаппарат на нашу годовщину, – сказала Нора, которой хотелось запечатлеть эти мгновения, удержать навсегда. – На новом месте он так много работает. Ему нужно как-то отвлечься. Поверить не могу, что ему пришлось сегодня оперировать.

– А знаешь что? – отозвалась Бри. – Давай-ка я все равно заберу Пола. Вдруг Дэвид появится хотя бы в полночь? Наплюйте на еду, сметите к черту тарелки и займитесь любовью прямо на столе!

– Бри!

Та засмеялась.

– Ну пожалуйста, Нора! Так хочется побыть со своим любимым племянником!

– Его нужно искупать, – сказала Нора.

– Ничего, – ответила Бри. – Обещаю не утопить.

– Не смешно, – буркнула Нора. – Ни капельки.

В конце концов она сдалась и собрала вещи Пола. Мягкие тонкие волосы прикоснулись к ее щеке, большие темные глаза глядели серьезно, когда Бри выносила его за дверь. Ушли. Нора приникла к окну. Огоньки фар машины Бри растворились во мраке, вместе с ее сыном. Она едва удержалась, чтобы не броситься следом. Как это страшно, должно быть, когда дети вырастают и приходится отпускать их в непредсказуемый, зачастую опасный мир. Еще несколько минут Нора смотрела в темноту, затем пошла на кухню, накрыла фольгой мясо и выключила плиту. Семь часов. Бутылка, которую принесла Бри, почти опустела. В кухне тишина, лишь тикали часы. Нора открыла другую бутылку – дорогое французское вино, купленное к ужину.

В доме царило безмолвие. После рождения Пола она впервые осталась дома одна. Нора намеренно избегала одиночества, тишины – и невольно порождаемых ими мыслей об умершей дочери. Поминальная служба, проведенная у церкви, в резком свете молодого мартовского солнца, немного помогла ей, но порой, и довольно часто, Нора по-прежнему ощущала присутствие дочери. Казалось, только обернись – и увидишь ее на лестнице или на лужайке перед домом.

Нора оперлась ладонью о стену, потрясла головой, прогоняя хмель, и с бокалом в руке пошла по дому, осматривая результаты своего труда; подошвы ее туфель глухо стучали по недавно натертому полу. За окнами непрерывно лил дождь, размывая свет уличных фонарей. Нора вспомнила другую ночь, вихри снега. Дэвид держал ее под локоть и помогал надеть зеленое пальто – теперь уже тряпье, выбросить которое у Норы не поднималась рука. Расстегнутые полы не сходились на ее животе. Дэвид был так взволнован и серьезен, весь заряжен нервной энергией, Нора тогда чувствовала, что знает его, как саму себя.

Но все изменилось. Дэвид изменился. Вечерами, когда он сидит с ней на диване, листая журналы, его словно и нет рядом. В своей прошлой жизни – телефонистки междугородней станции – Нора жала на металлические кнопки, передвигала прохладные рычажки и слышала далекие звонки, щелчок соединения. Пожалуйста, подождите, говорила она. Ее слова доносились эхом, с задержкой, абоненты начинали говорить оба разом – и обрывали слова, и между ними протягивались бесконечные мили электрически потрескивающего безмолвия. Иногда Нора слушала разговоры. Незнакомые голоса тех, кого ей никогда не суждено встретить, взволнованно сообщали важные новости: о рождениях, свадьбах, болезнях, смертях. Нора физически ощущала ночной мрак расстояний и собственную власть над ними, умение превращать их в ничто.

Но она потеряла эту власть – почему-то именно сейчас, когда это было так важно. Иногда даже ночью, после любви, когда они замирали сердце к сердцу, она смотрела на Дэвида и слышала, как в ушах гулко звенит вселенная.

Девятый час. Окружающий мир немного расплылся по краям. Нора вернулась на кухню, остановилась у плиты и стала отщипывать кусочки засохшей свинины. Съела одну картофелину, размяв вилкой прямо на сковородке. Сырный соус капусты брокколи загустел и заветрился. Нора тем не менее попробовала и хотела запить вином слишком острое блюдо, но бокал оказался пуст. Она осушила стакан воды из-под крана, потом еще один, держась рукой за шкафчик: все вокруг сделалось таким шатким. «Да я напилась», – подумала Нора удивленно, но и с некоторым удовольствием. С ней такое случилось впервые, а вот Бри однажды вернулась домой с танцев, и ее вырвало на линолеум. Матери она наврала – мол, подлили спиртного в газировку без ее ведома, – зато Норе рассказала и о первом глотке спиртного из бутылки, для конспирации спрятанной в бумажный пакет, и о первой сигарете, дымок от которой растворялся в вечернем воздухе над зарослями, где собралась теплая компания ее друзей.

Телефон оказался невероятно далеко. Нора шла и чувствовала себя очень странно – вроде плыла на шаг впереди себя. Держась за дверной косяк, она набрала номер и зажала трубку плечом. Бри ответила после первого звонка.

– Так и знала, что это ты, – сказала она. – С Полом все в порядке. Мы почитали книжку, искупались, и теперь он крепко спит.

– Отлично. Просто здорово. – Нора собиралась рассказать Бри про зыбкий мир, но передумала, решив, что это глубоко личное.

– А ты как? – поинтересовалась Бри. – Нормально?

– Да-да, – ответила Нора. – Дэвид еще не пришел, но у меня все в порядке.

Она быстро повесила трубку, налила еще вина, вышла на крыльцо и подняла лицо к небу. В ночном воздухе висел легкий туман. Ей казалось, что вино струится сквозь нее, как тепло или свет, бежит по рукам и ногам к самым кончикам пальцев. Она повернулась, и ее тело снова поплыло, будто она выскользнула из него на мгновение. Ей вспомнилась обледенелая дорога и автомобиль, словно не касавшийся колесами земли; он вильнул, а Дэвид его выровнял. Правду говорят про роды: она уже не помнит боли – но никогда не забудет, как, ускользая, завертелся мир, а ее руки впились в холодную приборную доску, и как Дэвид методично останавливался у каждого светофора.

Где он, подумала Нора с неожиданными слезами на глазах. Зачем она вообще вышла за него замуж? Почему он так сильно этого хотел? Несколько головокружительных недель после знакомства он каждый день появлялся у нее с цветами, приглашал ужинать, возил за город. А в сочельник, услышав звонок в дверь, она пошла открывать в старом халате, поскольку ждала Бри, – а обнаружила Дэвида с раскрасневшимся от холода лицом, с коробками в яркой упаковке. «Знаю, уже поздно, – сказал он, – но, может быть, все-таки прокатимся?»