– Вы так откровенны, что я даже начинаю пугаться.

– А зачем мне вас бояться? Вы и так уже знаете то, что другие люди не должны знать. И я уже устала бояться. После того, как муж вернул меня Золотареву, пусть даже на некоторое время, я поняла, что ничего святого в моей жизни не осталось. Ничего. Живи как можешь, устраивайся как можно лучше. И не обращай внимания ни на окружающих, ни на их мораль. Это только мешает. Я думаю, мы все такие. Просто Алиса еще не смогла понять всей этой правды. Но теперь и она поймет.

– Как вы думаете, кто мог ударить Петра Золотарева? Кто из вашей группы?

– Не знаю. Не хочу даже гадать. Но это была не я. Может, я бы его задушила, но не стала бы бить лампой. Слишком легко и просто.

– А ваш муж? Он мог убить своего компаньона?

– Вы задаете мне такой вопрос, прекрасно сознавая, что я не могу на него искренне ответить. Конечно, не мог. Неужели вы полагаете, что хоть одна женщина в моем положении может дать иной ответ?

– А если искренне? И не в вашем положении? Вы сказали, что устали бояться.

– Мог. Разумеется, мог. Особенно после того, как Золотарев над ним так поиздевался. По полной программе. Подставил Алису, которая сидела с каменным выражением лица, как прокурор на судилище. И заставил меня лечь с ним в постель. Не понимаю, как он все это вытерпел. Даже если он был до этого «заслуженным свингером» республики.

– А сама Алиса могла нанести этот удар?

– Безусловно. Нужно было видеть, как она на все реагировала. Я бы ему не позавидовала. После такой встречи он должен был опасаться своей супруги каждую секунду жизни.

– Ясно. Спасибо вам за вашу искренность. И за ваше доверие.

– Остался еще один подозреваемый, – неожиданно произнесла Инна, – и мне кажется, что вы напрасно обходите молчанием эту фигуру?

– Кого?

– Его дочь. У нее всегда были проблемы с отцом. Она всегда была на стороне своей матери. Такая же недоступная и отстраненная, как и Алиса. Если Лиза узнала о том, что произошло, она вполне могла выйти из себя. Знаете, у таких особ бывают внезапные вспышки гнева. Я однажды видела, как Лиза разозлилась. Сотрудники ГАИ потребовали, чтобы она сняла темную пленку со своего автомобиля. И вы знаете, что она сделала? Взяла монтировку и разбила стекло. Кажется, это называется подпресс или нечто в этом роде. Просто разбила вдребезги. Вот такой сложный характер. Я понимаю, как это невозможно звучит, но в последние два дня здесь произошло много невероятного. Проверьте заодно и эту версию, господин эксперт.

Дронго поднялся.

– Я все проверю, – твердо пообещал он. – Остался еще пятый член вашей группы. Зять покойного. Надеюсь, он ничего не ломал и не разбивал? И у него не столь сложный характер?

– Он наивный мальчик в свои тридцать лет, – усмехнулась Инна, – мне иногда кажется, что он младше меня на целую вечность. Может, сказывается мой опыт выживания. У этого мальчика его не было.

– До свидания, – сказал Дронго, – извините, что я заставил вас вспомнить некоторые печальные моменты вашей жизни.

– Ничего, – улыбнулась она, поднимаясь со стула, – иногда это даже полезно. Чтобы помнить о пройденной дистанции и не совершать новых ошибок.

Он вышел из номера и увидел направлявшегося к нему Гарригеса. У того был мрачный вид, очевидно, их расследование зашло в тупик.

– Что-то не так? – поинтересовался Дронго. С Гарригесом они говорили по-английски. Так им было легче понимать друг друга.

– Все не так, и все против вас, – откровенно признался Гарригес. – Никто не понимает, почему Золотарев пошел ночевать в другой номер, почему вы, чужой человек, сняли ему эту комнату. Почему он не вернулся в свои апартаменты. Никто из них не понимает его поведения.

– Вы уже допросили всех?

– Почти всех. Жену, дочь, зятя. Сейчас допрашиваем его компаньона, потом будем беседовать с его женой. Больше никого не осталось. И боюсь, что все факты против вас, сеньор Дронго. А ваша специализация на преступниках в глазах нашего комиссара выглядит не смягчающим, а скорее отягчающим фактором не в вашу пользу.

– И все говорят, что ничего не понимают? – весело спросил Дронго.

– Представьте себе, – кивнул Гарригес, – комиссар даже решил поинтересоваться, не встречался ли раньше сеньор Золотарев с мужчинами…

– Он женатый человек, – напомнил Дронго.

– Есть много бисексуалов. Сейчас это модно. А в нашей стране разрешены однополые браки, и двое мужчин вполне могут снять одноместный номер. Вы меня понимаете?

– Спасибо за подсказку. Только я снимал номер совсем не для этого. Я знаю ваши законы, сеньор Гарригес, но уверяю вас, что до сих пор сохраняю традиционную сексуальную ориентацию и надеюсь не менять ее в будущем. Если вы считаете, что мы отправились туда из-за внезапно вспыхнувшей «страсти», то уверяю вас, что это самая последняя версия, которую вы можете рассматривать в качестве возможной гипотезы.

– Тогда зачем вы сняли ему номер? – не выдержал Гарригес. – Для чего? И заплатили своей кредитной карточкой, номер которой остался в главном компьютере отеля. Золотарев был очень состоятельным человеком, миллионером. Зачем вы должны были платить свои двести евро за этот номер?

– Триста, – возразил Дронго, – почти триста.

– Тем более. Вы же профессиональный эксперт. Должно быть какое-то объяснение. Морено не верит в ваш рассказ. Вы бы сами в него поверили? Поздно вечером вы встречаете в ресторане человека, которого видели только один раз в жизни много лет назад. И вы с ним беседуете, а затем решаете снять ему одноместный номер. И это несмотря на то, что у него есть два сюита в нашем отеле. Предположим, что он даже поругался со своей супругой и не хотел к ней возвращаться. Такое иногда случается. Но в отеле снимали апартаменты его дочь и его напарник. Он мог отправиться к ним. Или вообще сам снять себе номер, даже весь этаж. Его состояние позволяло ему это сделать…

– Подождите, – прервал его Дронго, – я вспомнил один существенный факт. У него в портмоне должна быть черная кредитная карточка «Американ экспресс» без ограниченного лимита. Вы нашли эту карту?

– Если вы считаете, что мы такие дилетанты, то уверяю вас, это не совсем так. Первое, на что мы обратили внимание, были его кредитные карточки. И все документы. Они были в полном порядке. Там были еще деньги. Две или три тысячи евро. Его не грабили, сеньор Дронго, за этим преступлением стоит нечто другое, и мы пытаемся выяснить, что именно. А его кредитную карточку мы вернем после завершения расследования его супруге.

– Вы уже закончили с ней разговаривать?

– Она рассказала, что в последние дни он чувствовал себя нормально. И она не понимает, почему он снял себе отдельный номер.

– Так и сказала?

– Да. Вы что-то знаете и скрываете от нас. Уверяю вас, это совсем не тот случай, когда вам нужно молчать и пытаться самому докопаться до истины. Улики против вас очень серьезные, сеньор Дронго. Я понимаю, что все это, возможно, случайное совпадение различных фактов, но они все против вас. И если вам что-то известно, то сейчас самое время мне об этом рассказать.