Смерть Кромберга стала неожиданной для всех, и для него в том числе. Аневризма сосуда головного мозга. Впоследствии, анализируя ситуацию, он признал, что все предпосылки для того у Кромберга имелись. Резкое ухудшение самочувствия, приступы головной боли.

Алексей не испытывал жалости к своему коллеге. Тот лично никого не расстреливал, деревни из огнемета не сжигал. Но, будучи на службе в Кракове, активно отлавливал и поставлял в подвалы гестапо местных подпольщиков и членов их семей, а там им, понятно, дифирамбы не пели.

Смерть Кромберга оказалась ему на руку. Спектакль удался, но у немцев остались сомнения, которые им хотелось устранить. Провал группы Шнейдермана был для Уварова, как ножом по горлу. Перед этим погибла почти целиком группа Вагнера. Магду Штильгер гестаповцы вывернули наизнанку, заставили расколоться. Она не должна была знать о второй группе. Налицо грубое нарушение инструкций!

Сердце Алексея сжалось, когда он услышал про заброшенную часть патронного завода Виттерлинка. Но предупредить товарищей Уваров уже не мог, шел с группой Калленберга. Когда тот приказал четверым своим людям идти в обход, Алексей мгновенно среагировал на это. Ему пришлось изворачиваться. Он уже готов был прикончить Шульца, Веппера и своего коллегу Беккера. Но подвернулся удобный случай. Веппер продырявил бедро, Шульц остался с ним. Беккера удалось отправить по ложному следу.

Сотрудник СМЕРШа был на грани провала и все же рискнул, не стал пускаться в бега. Когда его нашли ползущим по лестнице, вид у Алексея был жалким. Вся одежда в крови, сам не лучше. Его усадили на ступень, стали приводить в чувство.

«Где эти твари?! – заорал тогда Калленберг. – Гауптман, вы видели их?»

«Видел, – пробормотал Алексей. – Даже подстрелил кого-то, когда они пробегали мимо. Мне дали по голове, я ударился о трубу».

Часть гестаповцев пошла по следу. Уварову оставалось надеяться только на то, что подпольщики уже далеко. Кто-то из сотрудников гестапо побежал к оцеплению, дал эсэсовцам команду растянуть кольцо. Остальные мялись в нерешительности. Среди них были пострадавшие, с ушибами, царапинами. Кто-то вывихнул ногу, кувыркаясь через рухнувшую балку.

«Мартин, это ты его?» – недоверчиво спросил Беккер, переворачивая мертвое тело.

«А здесь был кто-то еще? – съязвил Алексей. – Отто, где тебя носило? Я звал, кричал, пришлось одному держаться. Я не мог их остановить, оберштурмфюрер, – сказал он Калленбергу. – Промчались мимо, я успел кого-то подстрелить. Они не стали даже останавливаться».

Микаэль Шнейдерман и после смерти оказал услугу офицеру контрразведки СМЕРШ. Он получил ранение еще в цехе, товарищи тащили его по тоннелю. Сперва он мог переставлять ноги, потом безжизненно повис. Пусть гестаповцы доказывают, что кто-то пристрелил его не здесь. Ранение сквозное, пулю не найти. Вряд ли специалисты из криминальной полиции будут делать вскрытие.

Беккер был смущен и озадачен. Он как-то странно смотрел на Алексея.

«Но в коридоре брызги крови, – подметил кто-то из сыщиков, копаясь под трубами. – Словно раненого тащили».

«Там другие раненые были. Я с фонарем на них вылетел. Из них кровь хлестала, как вода. У одного рука прострелена, у другого – плечо», – выкрутился Уваров.

Сотрудники тайной полиции вывели его с территории завода, посадили в машину и повезли в ближайший госпиталь. Сонный медик промыл рану, наложил повязку на голову и посоветовал час не шевелиться.

Уваров едва не лишился чувств, но поспать не смог. К нему ворвался Охман и потребовал заново все рассказать. Штурмбаннфюрер был озадачен и заинтригован. С одной стороны, его подчиненный выполнил свой долг, не побоялся схлестнуться с целой шайкой, застрелил Шнайдермана. С другой стороны, подпольщики ушли. Присутствовал при этом, как ни крути, его подчиненный.

Алексею удалось выпутаться. Он был невозмутим и убедителен. Кто же виноват, что сотрудники гестапо отстали? Не он насадил Веппера на штырь. Шульц мог бы бросить товарища и выполнять свои обязанности. Тот не умер бы за несколько минут. Почему Беккер не спустился с ним в канализацию, пошел в обход? На территории завода был кто-то еще. Коффман стрелял в этих людей. Не привидения же там шныряли. Значит, подпольщиков было не пятеро, а больше. Если те трое ушли канализацией, что мешало и этим?

Услышав просьбу описать лица, выхваченные светом фонаря, Уваров охотно это сделал. Никто из персон, рожденных его воображением, не подходил под описание Пауля Хермана, Клауса Хофрица и Зигмунда Шпеера.

Потом дежурная машина посреди ночи привезла его домой, и Эрика устроила полуночные пляски вокруг изнуренного тела.

Капитан Коффман не мог нежиться в кровати в столь трудный для Германии час. Он со скрипом поднялся, размял кости. На кухне гремела посуда, Эрика хлопотала у плиты. До спальни долетал ароматный запах свежеприготовленного кофе. Алексей принес его со службы. Кофе был дрянной, с цикорием, но женщина обладала талантом, могла приготовить вполне сносный напиток даже из такого продукта.

В последнее время в голову Уварова все чаще приходила невеселая мысль. Скоро он исчезнет. Не исключено, что провалится. Тогда теперешние сослуживцы расправятся с ним, хотя сразу, конечно, не расстреляют, сперва постараются использовать. Либо гауптман Коффман просто растворится, словно его и не было. Прощальной мелодрамы точно не будет.

Ему было жалко Эрику. Она была виновата лишь в том, что родилась немкой. Эта женщина пострадает в любом случае, причем не только морально. Зачем он согласился на эту амурную историю?

Трещала голова, саднили ушибы, обработанные йодом. Уваров с неприязнью разглядывал в зеркале свое отражение. Что за глупость – ходить с повязкой на голове? Надо снять ее. Череп ведь не развалится. Кофе, пара таблеток, и он будет как новенький. Еще к стоматологу надо заглянуть. Проблемы с зубами действительно имели место, хотя и не были столь беспощадны, как он изображал. В голове майора контрразведки СМЕРШ восстанавливалась ясность.

Работой за линией фронта Алексей Уваров занимался уже полтора года.

Половина жителей его квартала в городе Энгельсе имела немецкие корни. Немцев в Поволжье было много. Их язык Алексей знал уже в детстве. Иногда он ловил себя на мысли, что в равной степени владеет русским и немецким, а на последнем, бывает, что и думает.

Впервые он отправился в немецкий тыл летом сорок третьего. Дело было под Орлом. Небезызвестный Бронислав Каминский, который позднее печально отличился в Варшаве, уничтожал там под корень местное население, подмял под себя целый округ, создал собственную армию головорезов под эсэсовским флагом. Это было так называемое Локотское самоуправление. Мирные жители его до одури боялись. Бригада Каминского зверствовала в лесах и населенных пунктах, вполне успешно уничтожала подпольщиков, партизан и мирных людей, попавших под горячую руку. Его побаивались даже немцы, старались не лезть в сферу интересов Каминского.

Красная армия наступала. Сладить с танковыми армадами Каминский не мог.