— Этот парень мне позвонил, — начал Барбер, усаживаясь на диван, который я выдвинула на середину кабинета. Элизабет последовала его примеру, а Сассмэн подошел к окну и, пока мы разговаривали, рассматривал двор университета на другой стороне улицы. — Он хотел встретиться на бульваре, и мне это показалось очень странным. Но он так отчаянно упрашивал…

— Он может описать его поведение? — спросил меня дядя Боб.

— Он нервничал, — припомнил Барбер. — Дергался. Постоянно оглядывался через плечо и посматривал на часы. Я решил, что он принял какой-то новомодный наркотик.

— Но вы все равно его выслушали? — встряла я в дядин допрос.

— Парень сказал, что у него есть информация об одном из наших клиентов, — пояснила Элизабет. — Джейсон не мог не выслушать его.

— Что за информация? — спросила я, отметив про себя, как стремительно она бросилась на его защиту.

Когда Барбер закончил рассказ, мы узнали, что, по словам ныне покойного Карлоса Риверы, некто очень надолго сел в тюрьму, хотя худшее, что он совершил в своей жизни, — выкурил косячок в колледже. Очевидно, бедняга все же затягивался.

Но суд признал его виновным в более серьезном преступлении. Полиция нашла у него во дворе труп подростка, а кроссовки подозреваемого оказались испачканы кровью убитого. Они и стали последним гвоздем в гроб подсудимого. К этому добавились дополнительные доказательства — свидетельство восьмидесятилетней старухи в очках со стеклами толщиной с консервную банку и шишками на пальцах, — и бедолага сел за убийство. Старуха под присягой подтвердила, что видела, как подсудимый прятал тело подростка на заднем дворе. За сараем. Темной ночью, в грозу. Она явно перечитала детективов.

— Но ведь было же темно, — заметила я. — Шел дождь. Старуха могла видеть мою двоюродную бабушку Лиллиан, которая прятала там труп, и решить, что это ваш клиент.

— Именно, — согласился Барбер. — Тем не менее его признали виновным в умышленном убийстве со смягчающими обстоятельствами.

— А ваш клиент был знаком с убитым? — поинтересовался дядя Боб. Это был мой следующий вопрос.

Барбер покачал головой:

— Сказал, что никогда в жизни его не видел.

— Как зовут вашего клиента? — снова спросила я, опередив дядю Боба.

— Уир. Марк Уир. Он передал мне флешку, — сообщил Барбер.

— Кто передал? Ваш клиент?

— Кто что передал? — полюбопытствовал дядя Боб, не поднимая глаз от записей.

— Кто-то передал Барберу флешку.

— Кто? — повторил он. Черт, разве я только что не сказала то же самое?

— Нет, тот парень. — Барбер кивнул на фото. — Ривера. Он так и не представился, но назвал место, где искать доказательства, необходимые, чтобы оправдать мистера Уира, — на складе в западном районе. Велел там быть в среду ночью.

— Во сколько? — уточнил дядя Боб. Очевидно, тем, кто силен в допросах, не обязательно изъясняться полными предложениями. Я мысленно взяла это на заметку.

— Времени он не назвал. Мне кажется, за ним кто-то следил. Ривера накинул капюшон спортивного свитера и, не успел я задать следующий вопрос, нырнул в какую-то пиццерию. — Барбер снова взглянул на фото. — Похоже, его все равно поймали, узнав о том, что он задумал.

— Сегодня среда, — напомнила я. — Когда все это было?

Сассмэн обернулся к коллегам, и трое адвокатов переглянулись. Потом Элизабет ответила с грустью, смягчившей ее голос:

— В день, когда мы умерли. — Она посмотрела на Барбера. — Кажется, это было так давно.

Барбер взял ее руки в свои. И на миг с нее слетела маска жесткой бескомпромиссной деловой дамы.

— Это случилось вчера, — доложила я дяде Бобу.

— Понял, — кивнул он и переключился на допрос с пристрастием в духе нацистов: задал бессчетное количество вопросов, поспешно записывая в блокнот ответы, которые я передавала. Интересно, он когда-нибудь слышал, что диктофон уже изобрели?

— Флешка на столе в его кабинете, — ответила я на очередной вопрос. — Нет, Ривера не сказал, что на ней, но Барбер решил, что какая-то видеозапись. Да, в эту среду, сегодня. Нет, он не видел, кто следил за Риверой. Они уже подали апелляцию, но пока она дойдет до судьи, пройдут месяцы. Да. Нет. Клиента еще не перевели. Может быть. Даже не думай. После второго пришествия. Ну ладно. Нет, другое левое яйцо.

Когда у дяди Боба наконец закончились вопросы — к счастью, потому что он постоянно отклонялся от темы, — я выбилась из сил. Но не настолько, чтобы оставить без внимания некоторые появившиеся у меня подозрения по поводу этого дела. Тут крылось нечто поважнее, чем один невинно осужденный, и я считала, что ключ к разгадке — убитый подросток. Мне нужно было больше информации и о том, и о другом.

Мы спустились вниз перекусить. Папа готовил лучшие «Монте-Кристо»[10]по эту сторону Эйфелевой башни: при мысли о них у меня потекли слюнки. Когда мне наконец удалось перевести дух, я снова вспомнила о Рейесе. Трудно было не думать о человеке, одно присутствие которого пробуждало греховные фантазии.

— Мне нравится название бара, — призналась Элизабет по пути вниз.

Я заставила себя вернуться к действительности. С той минуты, когда я при ней едва не занялась сексом с бестелесным существом, ее отношение ко мне как-то переменилось. Не похоже, чтобы она злилась. Или чувствовала себя задетой. Может, дело в Гаррете. Вдруг она решила, что я его обманываю, поскольку он, видимо, питает ко мне чувства. Насчет чувств она не ошиблась — вот только они были отнюдь не теплыми.

— Спасибо. Папа назвал бар в мою честь, к вящей досаде моей сестры, — фыркнула я.

Сассмэн усмехнулся:

— В вашу честь? Я думал, бар называется «Ворона».

— Ага. Дядя Боб меня так называл всю жизнь. Говорил: «Вечно ты каркаешь». А папа, купив бар, решил, что это подходящее название.

— Мне нравится, — повторила Элизабет. — Когда-то у меня была собака, которую я назвала в свою честь.

Я подавила смешок.

— Какой породы?

— Питбуль. — Она лукаво ухмыльнулась.

— Могу себе представить, — хихикнула я.

Мы сели за столик в укромном уголке, где я могла пообщаться с клиентами вдали от посторонних ушей. После краткого предисловия — чтобы объяснить, почему у меня все лицо в синяках, мне пришлось вкратце рассказать о вечере, проведенном в баре в компании домашнего тирана, — я спросила папу, нет ли для меня сообщений.

— Здесь, в баре? — переспросил он. — Ты ждешь от кого-то вестей?

— И да, и нет.

Рози Хершел, моя первая исчезнувшая клиентка, которой я лично помогла скрыться, должна была позвонить, только если попадет в беду, так что отсутствие новостей — лучшая новость. Мы не хотели рисковать, выходя на связь, не хотели, чтобы ее чокнутый муж узнал обо мне и моей работе и обнаружил, что жена просто сбежала от него, от их мучительной совместной жизни, хотя, конечно, он не производил впечатления человека, способного сообразить, что же на самом деле произошло.