Старый следователь шел по ночной улице и напряженно думал. Мысль была необычно четкой и ясной, так бывало у него и раньше, когда, распутывая совершенно немыслимые дела, он на подобных ночных прогулках находил ключи. Точнее – отмычки. Он шел, что-то бормотал, что-то думал, что-то напевал и чувствовал – на этот раз он где-то очень близко. До ответа – рукой подать. Не может быть все так просто. И дело тут не в том, что Сявкин о чем-то умолчал. Сявкин и не знал. Тут все серьезнее, тут, в этой гребаной цепочке, есть одно недостающее звено, самое важное. И, скорее всего, самое страшное. Стоит его нащупать, стоит приложить между двумя обрывками, и все станет ясно. Ясно-ясно. У кого бы стрельнуть сигарету? Ночная улица ответила ревом двигателя и визгом тормозов. Фридман успел повернуться и даже, как ему показалось, заметить две тени, летящие в его сторону. А потом бьшо уже поздно анализировать увиденное. Потом были

удар по голове

чьи-то сильные руки с двух сторон

запах бензина и еще чего-то автомобильного

какая-то веревка

запах свежести

невероятной свежести

прикосновение теплой воды

плеск теплой воды

тишина и темнота теплой воды

Пассажиры переднего внедорожника выслушали короткий рассказ, водитель сверился с картой. Пятеро мужчин сняли оружие с предохранителей. Сидевший на заднем сиденье, в середине, кому-то позвонил и доложил обстановку. Золотой конвой, в самом худшем случае, опаздывал не больше чем на полтора часа. Неприятное, но – не фатальное отклонение от графика. Что-то подобное случалось и раньше.

Молодой гаишник объяснил дорогу правильно и четко: следуя его инструкциям, колонна достигла полуразрушенной фермы. Водитель первым и, похоже, единственным из всех увидел черный силуэт на крыше коровника. Он открыт было рот, чтобы поделиться новостью с товарищами, но не успел. Реактивный снаряд ударил прямо в двигатель.

Сидевший на заднем сиденье, в середине, каким-то чудом остался жив – он ничего не видел, не слышал и, похоже, не понимал, но инстинкты были сильнее. Хрипя, давясь собственной кровью, он из последних сил тянул руку во внутренний карман. За телефоном или оружием – решили не выяснять. Мужчина в камуфляже и черной маске, подошедший к развороченному внедорожнику, дважды выстрелил в голову раненому из небольшого пистолета с глушителем.

– Жалко парня, – сообщил он подошедшему двойнику – такому же громиле с черной шерстяной головой. – Знал его?

– Неа, – мотнул маской громила.

– А я знал. Мы с ним еще в погранвойсках вместе служили. Я у него на свадьбе два месяца назад был. Нормально так погуляли, скажу тебе.

– Теперь на поминках гульнем, меня не забудь! – хохотнул громила и отошел в сторону.

Человек, только что прекративший мучения раненого, оттянул маску, злобно сплюнул и что-то неразборчиво пробурчал. Было похоже, что юмор товарища он не оценил.

Чуть в стороне от них человек в дорогом сером костюме что-то тихо говорил в трубку спутникового телефона с огромной толстой антенной. Он говорил с жаром, даже помогал себе левой рукой, но всякий раз, когда его собеседник на другом конце провода начинал отвечать, замирал, вытянувшись по струнке, отводя локоть правой руки в сторону, четко параллельно телу, как будто отдавая честь. Ветер заглушал его слова, и можно было расслышать только последнюю фразу: «Будет исполнено, товарищ генерал армии!» Спецназовцы уважительно покачали шерстяными черными головами и вернулись к работе с удвоенной силой – они догадывались, что выполняют личный приказ директора ФСБ, а теперь все сомнения рассеялись. Генерал лишнего не прикажет.

«КамАЗ» и второй внедорожник, замыкавший колонну, не пострадали, находившиеся там люди не успели оказать сопротивления. Связав им руки полимерными наручниками, люди в масках быстро и по-деловому увели всех куда-то за угол заброшенной фермы. Предварительно всех – и живых, и мертвых – тщательно обыскали. Человек в сером костюме собрал в большой черный мешок личное оружие, жетоны-«смертники», сотовые телефоны, кольца, цепочки и одинаковые удостоверения в кожаных обложках с гербом. Остатки машины, в которую попал реактивный снаряд, стащили с дороги. Один из спецназовцев притащил портативную автомобильную мойку: мощная струя смыла с дороги бензин, масло, гарь и кровь.

С момента обстрела прошел всего час, когда колонна снова двинулась в путь. Место уничтоженного внедорожника занял другой – точно такой же, с таким же номером. Теперь конвой сопровождали еще три автомобиля: два больших американских микроавтобуса с наглухо тонированными стеклами и приземистая «семерка» «БМВ».

Расскажи кому – скажут, глупая и дикая история. В сотне километров от Москвы спецназ ФСБ уничтожает спецназ ФСО. Глупо и дико. Люди, сидевшие сейчас в машинах, двигавшихся в сторону столицы, понимали это лучше многих. Час назад им пришлось стрелять – в упор, глядя в глаза сквозь прорези черных матерчатых масок. Они стреляли не во врагов, даже не в условного противника. Они все вместе прошли одну учебку, тренировались на одних базах, вместе отмечали праздники. Просто был приказ. А приказы – уж так принято – обсуждают только после выполнения. Если обсуждают вообще. Золотой конвой ехал в сторону столицы в полной тишине и радиомолчании. И если последнее было предписано отдельным приказом, то вот с первым все было сложнее. Невероятно хотелось говорить, рассказывать анекдоты, травить сальные байки. Но не было сил. Невидимые замки сковали людей, которым обещали квартальные премии и отгулы за то, что они сделали только что. Гарантированный уик-энд с женой и детьми на шестисоточной даче за убийство друзей.

На десятый день квартира в Последнем тупике стала почти родной. Баринов приходил каждый день. Солировал. Отвечать ему, по большому счету, было нечего. Заботливый, как сука добермана, родившая два теннисных мячика, он приносил то горячую курочку, то пару литров разливного пива из ближайшего бара, то стопку газет.

Курочка и пиво потреблялись, газеты – нет. Не было желания.

На этот раз он рассказывал про похороны, на которые нельзя было ходить. Девчонок так и не опознали. Эпицентр взрыва находился четко этажом ниже, там вообще ничего не осталось. Майор пытался подбирать слова, искренне полагая, что может если уж не совсем избежать смертельных ранений, то, по крайней мере, сделать их легкими, сквозными, так, чтобы жизненно важные органы – не задеты. Получалось у майора плохо, но вовсе не от того, что он не старался. Просто ситуация была немного другая. С оторванной головой не пьют обезболивающее, каким бы невероятно сильным и импортным оно ни было.

– Представляешь, даже президент приезжал. И, – Баринов немного помолчал, – даже ничего не сказал.

– А что он мог сказать?