неполные, искаженные и абсолютно ненадежные, как заурядные воспоминания, которые хранит эпизодическая память.

Рассмотрим следующее событие. Во вторник 28 января 1986 года в 11:39 в чистое голубое небо Флориды устремился космический челнок «Челленджер» с семью астронавтами на борту, среди которых была Криста Маколифф, первый учитель, который должен был полететь в космос. На 73-й секунде полета, сразу после того, как экипаж получил от центра управления полетами разрешение перейти на полную тягу, у корабля взорвался главный топливный бак. Небо прочертили полосы белого дыма – на глазах у всего мира космический челнок развалился на части. Весь экипаж погиб.

А вот какое воспоминание-вспышка о взрыве «Челленджера» сохранилось у меня по прошествии 35 лет. Это было время обеда, и я находилась в школьном кафетерии. Я увидела взрыв космического челнока, когда несла на подносе тарелку с картофелем фри и кетчупом. В кафетерии установили телевизор, чтобы школьники и учителя могли наблюдать за историческим событием. Я помню тишину и ужас.

Не так плохо для вторника тридцатипятилетней давности, особенно с учетом того, что я не могу вспомнить ни единой подробности предыдущего или следующего дня. Но точна ли информация, хранящаяся у меня в памяти?

На втором году учебы в старших классах у меня вполне мог быть обед в 11:40. Таким образом, эта часть моих воспоминаний, скорее всего, верна, но я достаточно много знаю об эпизодической памяти, чтобы настаивать на этом. В то время я не вела дневник, а других записей о том, чему я стала свидетелем в то утро, не существует, и я не могу быть уверена, что в школьном кафетерии действительно был телевизор, что я ела картофель фри (хотя в 1986 году я точно не имела представления о здоровом питании!) или что я даже была в кафетерии, когда взорвался «Челленджер». Подробности, запечатленные в этом воспоминании-вспышке, с равной вероятностью могут быть правдивыми, ложными или искаженными. Если бы мне предложили пари, я поставила бы деньги на то, что в мое воспоминание-вспышку проникла как минимум одна полностью ложная деталь.

И вот почему. Я не записывала то, чему стала свидетелем в тот трагический день – в отличие от психологов Ульрика Найссера и Николь Харш. Через 24 часа после взрыва космического челнока они задали нескольким студентам, изучающим начальный курс психологии в Университете Эмори, следующие вопросы:

• Где вы были?

• Что вы делали?

• С кем вы были?

• Что вы чувствовали?

• Какое это было время дня?

Кроме того, они попросили студентов оценить свою уверенность в точности каждого ответа по шкале от 1 (всего лишь предположение) до 5 (абсолютная уверенность).

Затем, осенью 1988 года, по прошествии двух с половиной лет, они задали тем же студентам те же вопросы и сравнили ответы – то есть воспоминания, хранящиеся в эпизодической памяти, – с первоначальными. Насколько надежной оказалась их эпизодическая память? Никто из студентов не показал 100-процентный результат, то есть через два с половиной года ни один человек не дал ответы, полностью совпадающие с ответами через 24 часа после трагедии. 25 процентов участников эксперимента показали нулевой результат. Каждый ответ, данный этими студентами, отличался от того, о чем они рассказывали непосредственно после взрыва. Их воспоминания о событии, случившемся всего два с половиной года назад, были полностью ложными. Половина студентов смогли правильно вспомнить свой ответ только на один из вопросов.

Кроме того, исследователи спросили студентов, отвечали ли они раньше на эти вопросы. Утвердительно ответили только 25 процентов участников эксперимента, а 75 процентов были уверены, что никогда раньше не видели этой анкеты.

Таким образом, по прошествии всего лишь двух с половиной лет в воспоминаниях молодых людей обнаружилось много ошибок. Как вы думаете, насколько достоверно мое воспоминание о взрыве космического челнока, когда с того дня минуло тридцать пять лет? Я помню, что была в школьном кафетерии, ела картофель фри и вместе с одноклассниками видела взрыв по телевизору. Но, может, в тот день я болела и не пошла в школу, в 11:40 в одиночестве ела куриный суп с лапшой у себя на кухне, а взрыв видела вечером по телевизору, вместе с братом и родителями. Три с лишним десятилетия спустя я абсолютно уверена в точности своей вспышки памяти, связанной со взрывом космического корабля. Но означает ли эта уверенность, что мои воспоминания на самом деле точны?

Вовсе нет. Вы можете быть на 100 процентов уверены в своих ярких воспоминаниях и в то же время на 100 процентов ошибаться. Если вновь обратиться к студентам из Университета Эмори, то можно увидеть, что независимо от точности их воспоминаний все они демонстрировали высокий уровень уверенности в том, что помнили, – даже когда им доказывали, что они абсолютно неправы.

Весной 1989 года этим же студентам показали оба варианта ответов на вопросы. Столкнувшись с множеством несоответствий между новыми воспоминаниями о взрыве и первоначальным рассказом, они были убеждены в точности более поздних воспоминаний, то есть ошибочной версии. Найссер и Харш неверно предположили, что подробности оригинала – как бы то ни было, собственноручно записанные студентами – послужат мощным стимулом, запускающим точные воспоминания о том, что они действительно видели 28 января 1986 года. Но этого не случилось. Все участники эксперимента настаивали на точности более поздних воспоминаний и недоумевали по поводу несовпадений, растерянно глядя на свой оригинальный рассказ. «И все-таки я думаю, что это было не так», – сказал один из студентов. Их воспоминания изменились необратимо. И стали ложными.

Однако с учетом того, что мы знаем об эпизодической памяти, эта убежденность в точности скорректированных воспоминаний совершенно логична. Каждый раз, когда мы «достаем с полки» своего мозга записи о событиях, обращаемся к эпизодической памяти, она становится уязвимой для изменений, и, прежде чем снова положить воспоминания на полку, мы переписываем только что извлеченную версию, заменяя новой редакцией, которая содержит все внесенные изменения. Таким образом, если предположить, что все студенты говорили или думали о взрыве космического челнока по крайней мере один раз после заполнения первых анкет, то оригинальная история о катастрофе давным-давно была стерта из их памяти и заменена новыми версиями, которые могли непреднамеренно все больше расходиться с тем, что произошло на самом деле.

Предположим, что вы вместе со школьной подругой вспоминаете, как двадцать лет назад поехали на концерт Джимми Баффетта. Предположим также, что с тех пор вы ни разу не вспоминали об этом концерте. Делясь своими воспоминаниями, подруга сообщает подробность, которая заставляет вас вспомнить о том, что вы забыли.

«Помнишь, с нами поехала Джен», – говорит она.

«О боже, точно! – восклицаете вы. – Я совсем забыла о ней, но теперь вспомнила. Она была