Но если честно, то все вышеперечисленные отдельные недостатки нам совершенно не мешают! Чем была бы наша планета без «Свободы»?! Она была бы захолустным Плутоном каким-нибудь! Без наших инженеров кто косил бы сено и убирал с полей картошку? Кто выращивал бы форель? Ну и разное там по мелочи, вроде навигационных приборов и аппаратов для лучевой терапии… Вообще, без «Свободы» сразу становится непонятно, который час, где штаны и кто я такой. Это каждый рабочий может заметить по себе на выходных. «Свобода» как-то дисциплинирует. Хотите, уважаемые инопланетяне, остаться у нас навсегда? У нас тут почти как у вас на Земле. Какие вкусные радиоактивные яблоки растут у четвёртого корпуса!

А серная кислота в ваннах такая крепкая! Оставайтесь, а то совершенно некому работать! Знаете, на «Свободе» пригодится всякий, от нас даже филологи не могут оторваться. На всех языках матерятся, но не уходят. Да и куда можно уйти со «Свободы»? В несвободу? Глупо же, согласитесь!

Ходжа Z и Данила L, активисты и приятели, идут по родному цеху ТНП в конце рабочего дня. День рабочий длится сегодня двенадцать часов. Аврал. Ходжа Z и Данила L видят красивых девушек и молодых людей. Скоро всё ёбнется, говорит Данила L. Ходжа Z мрачно кивает. Только их цех ТНП может спасти «Свободу». Ведь рыночная экономика не может производить одни пушки (Ходжа Z по вечерам поспешно хватает высшее экономическое образование). Ей нужно также и масло, такое как: радиоприёмники, электромясорубки, спецустройства для прочистки канализации (изобретение родного ОКБ), блокнотосшиватели, игрушки «Лук-самострел» для дошкольного возраста, калейдоскопы, фонендоскопы, береговые и судовые РЛС и, конечно же, «Золотой шар», убивающий раковые клетки. Только мы можем что-то сделать, — Данила L замечает намётанным глазом проскочившую в дверном проёме проф союзную кружевницу тётю Таню S, филолога и распределителя, с чем-то жёлто-пёстрым на руках. Идём-ка посмотрим.

Кабинет парторга тёти Пани Сикоед распахнут, за окном февральская слякоть, безбрежное и доброжелательное ненастье, с каплями на ветвях, уютными фонарями, снегом, доведённым до ртутного кипения, до спиртового возгорания; парторг Сикоед отсутствует (заседает), а на её столе, как воздушный торт, пенятся гроздья дамского белья. Огромные натитьники шестого размера, бюстгальтеры поменьше, карамельные и шафрановые трусики, и бежевые комбинации, и белоснежные, и даже чёрные. А когда будут мужские ботинки, слышат приятели из соседней комнаты, когда, когда, когда?! В прошлый раз распределяли, мне не досталось, а я одинокая мать, мне должны дать мужские ботинки в первую очередь, должны, должны, должны! Надо девочкам сказать, говорит Z. Да, надо сказать, говорит L. Трудно оторваться от этого абсурдного изобилия, от этой наваливающейся картины: ворох сверхчувственных материй на столе парторга, под красным знаменем. Ну, тётя Паня ей задаст, когда увидит. Ничего, она филолог, отбрехается.

На следующий день L и Z приступают к кабинету директора V с проектом: давайте продавать! У нас есть портативные приёмники «Джаз», «Рондо» и «Поход», один блестящий синий, другой матовый белый, а третий жёлтый с белыми обводами. Почему бы не организовать секцию радиоприёмников в Нарвском универмаге? Отлично! — V вспыхивает и сияет. — Молодцы! Орлы! С вами не пропадёшь! Отдаю вам из своего секретариата самую красивую девушку в продавщицы! Нет, нам не надо, у нас есть и свои. — Разрешите отпустить Елену E, это лучшие ноги цеха ТНП, просит Данила. Разрешаю! — повелевает директор. — Быть по сему! И не забывайте: реклама — двигатель торговли! Попросите у J видеокамеру и снимите несколько рекламных роликов для местного телевидения! Директорский размах впечатляет и озадачивает L и Z. Они принимаются за дело. Отдел в Нарвском универмаге поставлен с ног на голову. Всё переоборудовано. Z выглядывает из окошка и манит L: за окном фонарь! Тотчас же крепится на фонарь выносная антенна, на стекле малюется земной шар, и в каждой части света ставится по приёмнику с приделанными к нему лампочками. Антенна работает. Приёмники принимают. Лампочки моргают. Елена E, лучшие ноги цеха ТНП (и всей «Свободы»), улыбается лучше звезды. Покупатели ломают стойку. За три дня расхватано восемьсот штук: пятьсот «Джаза», двести «Рондо» и сто «Походов». Заказаны во «Внешторге» брошюрки с буквами (синее на серебре).

Шоколадки! — кричит директор V. — Мы должны торговать шоколадом! Кто из вас умеет варить шоколад?! Столовая переоборудуется под шоколадную фабрику. Во дворе «Свободы» мартовские трескучие лужи, над ними стоит невыносимо-шоколадный запах. Изготовлены на опытном производстве специальные формы, закуплена серебряная бумажка и красная ленточка с надписью «Шоколад Свобода». Через неделю бумажками и ленточками пестрят все окрестные улицы, все талые ручьи, запруды, ими завален парк Екатерингоф, и по Екатерингофке плывут красные ленточки, а серебристые комки, вспыхивая на солнце, погромыхивают в ещё голых ветвях. Лев Ильич голова, говорит L. Перцу, перцу подсыпайте, кричит V, мечась по столовой и натыкаясь на кастрюли. — Ещё никто в СССР никогда не производил шоколад с перцем, а я ел в Америке, это очень вкусно!

Наконец являются на экране и рекламные ролики (текст и сценарий Z, производство L и цеха ТНП завода «Свобода» в целом). Реклама электромясорубки очень проста. На экране появляется бодрый, встрёпанный L (по виду — студент, и не скажешь, что в свои двадцать девять многодетный отец). Как вы думаете, уважаемые зрители, срубит или не срубит мясорубка «Свобода» этот теннисный мяч? Давайте проверим! Дрр-т-ззз! Срубила. А как вы думаете, с пятью отработавшими лампочками справится? Д-дрр-тзз-зз! Справилась! А вот этот старенький еженедельник «Слава КПСС», ха-ха? Внимание! Мы рискуем! Может ведь и сломаться наш прибор, ах-ах… ДН-ДНРРРРР-ДРРТТ-ТТ-ТЗЗЗ-ЗЗЗ… В клочья! В мелкие ломтики! В лапшу! В труху! Вот так, пожалуйста! Так будет со всем, что попадёт в нашу мясорубку «Свобода». Только не суйте алмазы! — Эта последняя фраза очень быстро была подхвачена народом, как и сама мясорубка «Свобода». Лев Ильич голова! — сказал Z по этому поводу, но с каким-то странным выражением в глазах. Всё кипело, пенилось, товары имели спрос и сбыт. Только что-то было не так.

Что-то не так, повторял L про себя, шагая по улице Волынкиной. У Нарвского универмага, на углу проспекта Стачек, он заметил в толпе главного экономиста O. Он был в пальто с поднятым воротником. За его спиной болтался полупустой рюкзак. Ещё издалека в самой фигуре, в позе O чувствовалось сильное напряжение, даже тревога. O торговал вразнос калейдоскопами. У него покупали. Что-то не так, сказал L вслух, случайно посмотрел себе под ноги, вздрогнул и остановился как вкопанный. Поперёк Волынкиной проведена мелом жирная белая черта, по обоим выщербленным тротуарам и по проезжей части. Под чертой, прямо под ногами L, автор черты корявыми буквами написал: «Турба-урба». L сильно выругался и пошёл через черту дальше.

Программа интенсификации-91 предусматривает значительное куда уж больше-то повышение фефективности за счёт технического перевожеужения и реконструкции действующих предприятий, оптимального использохуния имеющегося производственного и заучно-технического с тех пор смотреть на них не могу потенциала, лямплексной феханизации и фефохатизации, широкого применения покуда внутри и плякгрессивных технологических проыссов. Зафакала уже эта безмазовая тусовка! В истекшем году в целях разгрузки фрезерных станляв выбрано восемгыдцать позиций и гыименохунных деталей, имеющих максимальное применение, и небрежно изготовление лятжеых переведено гы литьё под дурлением, что позволило снизить трудоёмбль изготовления перевёрнутых деталей гы семнысяч юксовых, условно высвободить восемь фрезеляк и сэкудамить более 12 тонн материала Д16. Принимая во внимание хужность и згычение выдстремнутой государством должно-то быть точно плякотонны, тыжческими силами ляллектива зуляда разрабогаты и шизоко внедряется лямплексная плякграмма финтенсификюции, рассчитангыя гы ближайшую пятилетку. Где-то оно было, а вот где, не помню.