Через некоторое время герцогиня велела привести младшего сына, красивого, пышущего здоровьем мальчугана, появление которого на свет отняло у нее последние силы; мать с восторгом поглядела в его голубые глаза: как он похож на отца, на этого превыше всего любимого человека!

Она внезапно встала и, держа ребенка на руках, направилась к двери. Фрейлина и горничная бросились к ней, чтобы взять мальчика, но она с улыбкой отстранила их: «Мне хочется удивить герцога, пожалуйста, останьтесь!»

Герцогиня на цыпочках перешла гостиную, отделявшую ее комнаты от комнат мужа, и, порывисто дыша, остановилась у его двери. Как хорошо, что в Альтенштейне он живет так близко от нее, что здесь она может, как всякая счастливая жена, принести сына к отцу. Она взяла ручку ребенка и постучала ею в дверь.

– Папа! – воскликнула она. – Милый папа, мы здесь, открой нам, мы здесь – Лизель и Ади!

Послышался шум задвигаемого ящика, и дверь тотчас отворилась; герцог в черном бархатном домашнем пиджаке встал на пороге, видимо, удивленный внезапным посещением. У стола стоял Пальмер с бумагами в руках, а на столе было разложено несколько листов.

– Ах, я помешала, Адальберт! – сказала молодая женщина, закашлявшись. В комнате висел голубоватый дым турецких папирос.

– Тебе что-нибудь нужно, Элиза? – спросил он. – Извини за дым, он вызывает у тебя кашель, ты знаешь мою дурную привычку курить во время занятий… Но пойдем, я вас провожу, здесь не место для тебя.

Герцогиня тихо покачала темноволосой головой.

– Я ничего не хотела… – взглянув на Пальмера, она удержала слова. – Я хотела только посмотреть на тебя.

– Ничего? – повторил он, и легкое нетерпение выразилось в движении, которым он взял из ее рук ребенка.

Через несколько минут она снова сидела одна на кушетке. Герцог был занят, он слушал теперь доклад о постройке лесной академии в Нейреде – это было очень важно. На ее вопрос, будет ли он пить у нее пятичасовой чай, он рассеянно отвечал: «Может быть, дорогая, если будет время. Не жди меня».

Пробило пять часов; молодая женщина все-таки ждала, но под окнами послышался шум экипажа: герцог уезжал, несмотря на дурную погоду. О, да, она забыла, он еще вчера говорил, что поедет в Вальдегуст, старый герцогский охотничий замок, теперь вновь отделанный.

Как пусто было в чуждом ей помещении, при проливном дожде и в совершенном одиночестве. Ребенок давно играл в детской со своей гувернанткой: герцог не желал, чтобы она долго оставляла его у себя, потому что его детская живость утомляла ее. Действительно, доктор ежедневно повторял, что она должна избегать всякой усталости, – тяжелое приказание для матери. Впрочем, в соседней комнате всегда дремала или читала фрау Катценштейн, но герцогине было все равно, была ли она или никого не было. Добрая старушка не понимала ее и наперебой с горничной заботилась исключительно о физическом благополучии своей драгоценной госпожи. Герцогиня оставалась одинокой… Она снова взяла книгу, которую отложила, но не могла читать этот ужасный современный роман, где угадывалась модная развязка – героиня окончит жизнь самоубийством… Когда сам тоскливо настроен, да еще льет дождь, который, кажется, никогда не прекратится, нельзя читать таких грустных книг.

О, если бы иметь при себе человека, с которым можно откровенно поговорить о том, что лежит на сердце, как некогда разговаривала она с сестрой. Да, тогда бывает хорошо даже при непогоде…

Вдруг перед ее глазами, как живая, явилась фигура Клодины фон Герольд. Эта девушка в простом платье, со связкой ключей в руках, была так прелестна в своих заботах о бедном хозяйстве брата, она казалась сама счастливой и дающей счастье. Клодина так выглядела и прежде, среди других придворных дам. Герцогиня ни за что на свете не хотела бы иметь в тихом Альтенштейне ни маленькую графиню Г. с лицом субретки, ни фрейлейн X., которая никогда не поднимала глаз и не улыбалась. Нет, с ними у нее никогда не появлялось желания сблизиться. Но Клодина, Клодина Герольд! Страстное желание видеть кроткую девушку возле себя овладело герцогиней. Она нажала пуговку серебряного колокольчика, подошла к столу и написала несколько строк.

– Спешно пошлите карету за фрейлейн Клодиной фон Герольд, передайте ей это письмо. Торопитесь!

Лихорадочное нетерпение овладело молодой женщиной. Дорога туда и обратно займет около часа, через час Клодина могла уже быть здесь. Герцогиня велела растопить камин и накрыть чайный стол вблизи пылающего огня. Потом стала ходить по комнате, останавливаясь около окна и вглядываясь в туманную дождливую даль.

Прошел час. Клодины все еще не было. Сердце герцогини билось, как у юной невесты, ожидающей возлюбленного, она улыбнулась. «Христина опять назвала бы меня фантазеркой», – прошептала она, вспомнив о сестре.

В этот момент доложили, что по приказанию ее высочества явился барон Лотарь фон Герольд. Она совершенно забыла о нем. Сегодня? Да, очевидно, так. Действительно, она просила его сообщить ей сведения о бедняках, живущих в Вильроде – соседнем селении.

Она была рада видеть его и участливо расспрашивала обо всем, но в то же время постоянно к чему-то прислушивалась.

– Вы найдете, что я рассеянна, барон, я жду гостью, – с улыбкой пояснила она. – Угадайте, кого я жду? Или лучше пусть это будет для вас неожиданностью! Итак, милый Герольд, если вы хотите взяться серьезно за эту постройку, то рассчитывайте на мою помощь.

– Ваше высочество воплощенная доброта, – сказал Лотарь и встал. «Его высочество», – послышался из соседней комнаты голос фрейлейн Катценштейн, и вошел герцог.

– О, как уютно, Лизель! – весело сказал он, целуя руку, которую она протянула ему. – А, вы тут, милый барон, знаете ли вы, что я только что послал к вам своего егеря, думал устроить партию в ломбер. Очень подходящая погода для этой игры, не так ли?

– Я всецело в распоряжении вашего высочества!

Герцог подавил легкую зевоту и сел у камина. Старая фрейлина приготовляла чай у соседнего стола, лакей прошел тихими шагами и как тень стал у дверей, дожидаясь, когда надо будет подать чашки.

Сумерки быстро наступали, уже нельзя было ясно разглядеть лиц присутствующих, лишь изредка вспыхивал в камине огонь и на мгновение освещал лицо герцога. Он казался усталым и равномерно гладил рукой свою белокурую бороду.

– Здесь довольно пустынно в такую погоду, – заговорил он наконец. – Мы никого не встретили на большой дороге, кроме вашей сестры, милый барон. Решительная женщина шла в ватерпуфе с открытым зонтиком по пустынному мокрому шоссе с таким удовольствием, как будто было прекрасное майское утро. Вероятно, она направлялась к Совиному дому, потому что повернула направо.

– Наверное так, ваше высочество, никакая непогода не может помешать ей навестить свою кузину.

Герцог только что взял украшенную гербом чашку.

– Завидую! – сказал он вполголоса и положил огромный кусок сахара в душистый напиток.

– Здоровью, ваше высочество? Действительно, все Герольды не знают, что такое недомогание, у них, как говорят, нервы из стали и кости крепкие, как у слона.