– Думаю, да, – согласился Брунетти и добавил, сам удивляясь ожесточению, которое вложил в свои слова: – Ненавижу это! Больше, чем любые другие преступления. Хотя и их ненавижу тоже.

– Даже больше, чем убийство? – спросила Гриффони.

– Можно и так сказать.

– Почему?

– Потому что жизнь в данном случае подменяется деньгами, а может, потому, что киднепперы пытаются продать чью-то жизнь за деньги.

Брунетти не совладал с голосом, и он прозвучал очень жестко.

– Никогда не слышала, чтобы ты говорил таким тоном, – заметила Клаудиа.

– Знаю. Хуже этого нет ничего. Киднепперов я бы сажал пожизненно, всех без исключения. И каждого, кто им помогал, тоже. Каждого, кто знал, что они задумали, и все равно помогал. Даже если все, что человек сделал, – это дал киднепперу почтовую марку, чтобы тот наклеил ее на письмо с требованием выкупа. Я бы держал их за решеткой, пока не сдохнут!

Огромным усилием воли Брунетти заставил себя успокоиться, хотя мог бы сказать и больше.

– Личный опыт? – спросила Гриффони.

– Да, одно из моих первых дел, двадцать с лишним лет назад.

– Все было так плохо?

– Похитили девочку у одного неаполитанского семейства.

– Где это случилось?

– На Сардинии. Я в то время работал в Неаполе, и меня и еще двух парней отправили туда разбираться.

– Похитителей нашли?

– Да, – резко ответил Брунетти.

– Как?

Он отмахнулся.

– Они оказались идиотами.

– Но? – Клаудиа решила прояснить то, что осталось недосказанным.

– Но девочка умерла.

– Ее убили еще до получения выкупа?

– Иногда я думаю, что лучше бы ее убили, – сказал Брунетти и, хотя его собеседница не настаивала, пояснил: – Они посадили ее в ящик и закопали. Когда полиция их арестовала, всех четверых, они сказали, где искать ящик. Но к тому времени, когда его откопали, девочка была уже мертва.

Гриффони молчала.

– Может, поговорим о чем-нибудь другом, Клаудиа?

Ответить ей помешал телефонный звонок.

– Гриффони! – сказала она в трубку. Кивнула, жестом приглашая Брунетти тоже послушать. – Да, синьора, он поставил меня в известность. – И после паузы произнесла: – Нет, по рангу мы более-менее равны, но здесь он работает дольше. Да, венецианец. Если я ничего не путаю, вырос в Кастелло.

Она глянула на Брунетти, откинула голову назад и прикрыла глаза, чуть помахивая правой рукой в такт разговору.

– Да, он сообщил об инциденте. Он с раннего утра был в больнице у пострадавшего.

Гриффони прикрыла глаза рукой – жест, который обычно выдавал ее нетерпение.

– Конечно, я понимаю, синьора диреттриче!

На этот раз Клаудиа довольно долго молчала, слушая собеседницу. Не открывая глаз, она переместила руку на макушку, словно удерживая на сосуде невидимую крышку. Слушала, не перебивая, и только время от времени одобрительно хмыкала.

Потом убрала руку от макушки и сказала:

– Значит, он на занятиях?

Клаудиа открыла глаза и посмотрела на Брунетти, издала нейтральное «м-м-м» и наконец произнесла: «Спасибо, синьора диреттриче!» Понижая тон, как обычно в конце разговора, она сказала:

– Не сомневаюсь, что мой коллега будет очень благодарен вам за информацию.

Еще пара вежливых реплик, и Клаудиа повесила трубку.

– Как ты уже понял, Сандро Гаспарини на занятиях. По школьным правилам родителей ставят в известность сразу же, если ученик не пришел в класс. – И уже иным, более пытливым тоном Гриффони добавила: – Что тебе известно об этом парне?

– Только то, что я тебе рассказал: ему пятнадцать, он учится во втором классе личео. У него случаются перепады настроения, он забросил учебу…

– И принимает наркотики, – подсказала Гриффони.

– Его мать настолько в этом уверена, что пришла ко мне поговорить.

Клаудиа, в чьем кабинете не было окна, встала, прислонилась спиной к стене и скрестила руки на груди.

– Думаешь, из-за этого и напали на его отца? – спросила она.

Брунетти почувствовал облегчение, отметив про себя, что его коллега не сомневается в том, что это все же было нападение.

– Эти два события сопряжены во времени, – сказал Гвидо. – И мне бы очень хотелось обнаружить между ними хоть какую-то связь.

Гриффони, мысленно проследив связь между этими двумя событиями, сказала:

– Если Гаспарини-старший узнал, кто дилер, но не захотел впутывать в это полицию, он мог назначить ему встречу и чем-то пригрозить…

Брунетти кивнул: такая версия у него уже была.

– Нам известны имена нескольких распространителей наркоты в школах, – сказал он. – Я знаю как минимум двоих.

Гриффони кивнула, подтверждая, что и она тоже в теме.

– Одному из них я когда-то оказал услугу, – продолжил Брунетти. – Пора ему об этом напомнить.

Клаудиа не сдвинулась с места, ничем не выказала любопытства или нетерпения. Просто стояла и спокойно смотрела на Гвидо. И правда, что тут такого? Ну сидит человек, что называется, в дверях (две ножки стула упираются в порог!), а ей самой приходится подпирать стену…

Брунетти услышал, как кто-то идет по коридору, у него за спиной, но поворачиваться не стал. Когда шаги стихли, комиссар подытожил:

– Спрошу у него, кто курирует Альбертини.

Гвидо сам изумился тому, как буднично это прозвучало: словно у дилера была лицензия на то, чтобы распространять наркотики среди школьников.

– И он скажет? – спросила Гриффони.

Брунетти кивнул.

– Много лет назад мой брат написал рекомендацию его сыну, когда тот поступал в медицинскую школу в Англии.

– В медицинскую школу?

– Да, на рентгенолога. Мой брат – старший рентгенотехник больницы в Местре. Парень проработал с ним два года, и брат говорил, что лучшего ассистента у него не было. Почему бы ему не написать рекомендацию?

– Разумеется, – согласилась Гриффони. – А дальше что?

– Теперь он – помощник главного рентгенолога в бирмингемской больнице.

– В то время как его отец толкает наркоту? – поразилась Гриффони.

– В то время как его отец толкает наркоту.

– Evviva l’Italia![31] – сказала Гриффони.

Они еще немного поболтали, прежде чем Брунетти поднялся со стула и отодвинул его на место, к стене. Теперь он, конечно, не загораживал дверь, но зато Гриффони было не подойти к своему столу справа.