– Поменьше бы читали детективов, милый доктор, – словно про себя произнес парень в красном свитере. Он, похоже, был единственным, кому история не казалась увлекательной.

Все в ожидании смотрели на Мулю. Оказавшись в центре внимания, Муля приосанилась. Жирные складки на ее боках приобрели монументальность. Она напоминала жирную гусеницу, вставшую на хвост, чтобы полакомиться свежим листочком.

– Амалия! – простонала Эллочка, изнемогая от любопытства.

– Мама, не надо! – еле слышно прошептала Карина.

Какое там! Муля вошла в раж. Ей подвернулась возможность раскатать своего врага в лепешку. Да не просто так! Что там продавщицы в магазине – можно сказать, свои люди и повидали всякое. А здесь, среди приличных людей, при Павле Райском, который, может быть, запал на эту выскочку… Когда он узнает правду, даже не взглянет больше в ее сторону.

Набрав в грудь побольше воздуха, Муля медленно и отчетливо произнесла вслух имя Глашиной матери.

По комнате, как сквозняк, пронесся тихий возглас.

– Как, та самая, которая…

Эллочка не договорила, но в глазах ее уже зажегся нездоровый интерес.

О, да! Имя Глашиной матери знали все. Кинозвезда, певица, красавица. Ей поклонялись миллионы! Ее добивались первые лица страны, а она умерла от передозировки наркотиков в компании молодого рокера. Наркоманкой мать не была. Это Глаша знала точно. До сих пор неизвестно, кто подсунул ей смертельную дозу. Возможно, кто-то из ревнивых любовников. Мама меняла их, как перчатки, и это тоже было достоянием гласности, как и то, что все они были намного моложе ее.

Глаша жадно глотнула сок из фужера, у нее внезапно пересохло горло. Она не видела взглядов, обращенных на нее, но чувствовала их всей кожей, как липкие ядовитые щупальца.

Несмотря на грязные сплетни, Глашина мать не была развратной. Она была смелой и больше всего ценила свободу. Она умела любить и всегда хотела быть любимой. Ее имя впервые прогремело много десятков лет назад, когда она стала звездой в одночасье. А потом о ней забыли на долгие десять лет. За это время она родила дочь и приобрела неистребимое желание вернуться туда, где от нее избавились как от ненужной вещи. И она вернулась! Она смогла! Ее снова носили на руках. Но она не простила. Все ее выходки были откровенным вызовом обществу. Они думали, что глумятся над ней, обсасывая в прессе пикантные подробности, а на самом деле это она смеялась над их моралью, снобизмом и лживой добродетелью. Она не прятала любовь от людских глаз, она протягивала ее на ладонях. Если тупая толпа отвергла ее дар, то их всех можно только пожалеть.

Внезапно страх Глаши будто растворился. Ее мама ни за какие блага не стала бы скрывать родство со своей дочерью, как бы низко та ни пала. И она, Глаша, не станет. Что бы о ней ни подумали, она останется верна себе.

И своей матери…

В полной тишине Глаша встала со своего места. Ее никто больше не удерживал. Она посмотрела на собравшихся. Их нездоровое любопытство теперь вызывало у нее лишь брезгливость.

– Куда же вы, дорогая моя? – заволновалась Эллочка, как маленький ребенок, у которого отбирают конфетку.

Девушка облизнула губы и небрежно улыбнулась:

– Мое присутствие здесь необязательно. – Она обернулась к Райскому. – Спасибо за ужин.

– Но…

Глаша не хотела слушать. Она развернулась и пошла к двери. Она держала спину прямо, но ноги ее дрожали, и больше всего она боялась поскользнуться на скользком паркете.

– Останьтесь, дорогая моя! Мы не имели в виду ничего дурного! – промурлыкала Эллочка. – В конце концов, это не вы совершали все те аморальные поступки! Мы понимаем вас и сочувствуем…

– Заткнись.

Резкий голос брюнета прозвучал как пощечина. Глаша благодарно улыбнулась ему, хотя он вряд ли нуждался в ее благодарности. Когда она перевела взгляд на Эллочку, ее глаза были холоднее, чем камни в горной реке.

– Вас ведь интересует, кто, где и сколько раз трахнул мою матушку… дорогая моя? – уточнила Глаша внезапно охрипшим голосом. – Правду вы слушать не станете, а грязные сплетни вам с восторгом выложит ваша специалистка по помоям.

– Но я не понимаю, почему…

– Это просто, – заметила Глафира сочувственным тоном. – Потому, что вы – тупая.

Подвижная мордочка Эллы вытянулась и побагровела. Карина истерично хихикнула и тут же зажала рот ладошкой.

– Да как она…

– Заткнись! – рявкнул Святой.

Выведенная из себя откровенными намеками, Глафира выскочила из столовой. Плевать ей, что они подумают. Пусть себе перемывают ей кости, как стая голодных собак.

Сердце ее стучало, каждый нерв напрягся как струна. Пробегая через пурпурную гостиную, погруженную в полумрак, она совсем забыла о дереве, шарахнулась от огромной корявой тени и, очевидно, перепутала двери, так как вместо холла почему-то оказалась в огромной светлой кухне.

Девушка сощурилась от неожиданно яркого света, прикрыла глаза рукой и услышала насмешливый женский голос:

– Если ты не моя новая помощница по хозяйству, деточка, то тебе тут не место!

– Что? А где я?

– Э, да ты, я вижу, не в себе. – Женщина подошла ближе, и Глаша смогла ее рассмотреть.

Судя по фартуку, надетому поверх просторного платья, перед ней была кухарка. Глаша всегда считала, что приставленные к котлам люди непременно должны быть толстыми. Наталья Алексеевна ее теорию опровергала. Глаша не увидела ни пухлых щек, ни мягкого живота, ни необъятного бюста. Женщина выглядела поджарой и скорее напоминала русскую борзую: вытянутое удлиненное лицо, рыжевато-седые курчавые волосы, жилистые руки и ноги. Внимательные светло-карие глаза смотрели на Глашу с дружелюбным интересом, кончик длинного носа слегка шевелился, как будто повариха принюхивалась.

– Прости, если напугала. Откуда ты взялась?

Глаша взглянула на женщину умоляюще:

– Можно я сяду?

– Валяй.

Глаша рухнула на деревянный стул и почувствовала, что дрожит. Сил, чтобы сохранять внешнее спокойствие, у нее не осталось.

– Чаю хочешь? – спросила Наталья Алексеевна. – Или чего покрепче?

– Нет, спасибо. Я ужинала.

– Вот как? Так ты прямо из столовой? Странно, – повариха взглянула на Глашу внимательнее, – Элла Антоновна сказала, что будет шесть человек, а ты, выходит, седьмая?

– Павел Аркадьевич пригласил меня неожиданно, вас не успели предупредить, – ответила девушка уклончиво.

Почему-то этот ответ кухарке понравился. Она присела напротив Глаши на массивный дубовый табурет, облокотилась на стол и неожиданно заявила:

– Слава богу, что ты не из этих.