А вот и художники. Арсений перевел дыхание и, еле сдерживая волнение, приятно клокочущее в горле, откашлялся, пригладил ладонью волосы и пошел. Прямо на сигнальный маяк – ветровку защитного цвета, которую всегда носил его друг, ветровку, которая сейчас мелькала в толпе буквально в десяти метрах правее.

«Миха…» – хрипло выдохнул он и закашлялся. Мужчина не обернулся, продолжая рисовать. Морозов тронул художника за плечо и в тот же момент увидел мольберт, на котором пестрел незаконченный рисунок. Пейзаж. А Мишка был первоклассным портретистом и никогда не писал ничего, кроме человеческих лиц.

– Что хотел, отец? – пробасил молодой человек, владелец ветровки.

– Извините, обознался.

Арсений моментально сник и нехотя оглянулся по сторонам, уже понимая, что друга здесь нет. Чувствуя это каждой клеткой. Он тоже обладал даром интуиции, не таким сильным, как у родного брата Владимира, и даже слабее, чем у собственной жены, но обладал. Вот и сейчас в голове отчетливо прозвучало: «Его здесь нет».

– Вам нехорошо? – нахмурился художник.

– Нет-нет, все в порядке, просто вдруг почувствовал, что устал. Я пойду. Хотя… Может, вы знаете Михаила Солодкина, он всегда работал здесь, на Арбате, лет до сорока, а сейчас ему должно быть уже за шестьдесят, и я не слышал ничего о нем лет двадцать.

– Извини, не знаю. Двадцать лет назад я еще в средней школе учился. Спроси лучше у Костяна, его отец тоже из долгожителей, может, что подскажет. А вот и он, кстати!

Пока Арсений рассеянно смотрел по сторонам и думал, как быть дальше, художник вернулся и с восхищением присвистнул.

– Ну ты даешь, отец! Узнал я про твоего Михаила Солодкина!

– Правда? – Морозов в недоумении смотрел на парня, до конца не понимая, о чем ему говорят.

– Еще как! Ты лично знаком с Михеем Солодовым, с легендой Арбата? Друг твой, говоришь? Ничего себе…

– Постой, фамилия другая. Михаил Солодкин, а не Солодов, да и никакой не Михей, что это за имя такое, нерусское?

– Псевдоним творческий, наверное. В Европе лучше воспринимают Михей Солодов, тем более на конце фамилия теперь пишется с двумя «ф», по новой моде.

– В Европе?

Через полчаса Арсений и Саня, как представился художник, уже сидели в кафе. Молодой человек без раздумий согласился перекусить и погреться и, с легкостью оставив свой пост и пейзаж, пошел со стариком.

– Я знаю только то, что люди говорят, о чем тут ходят легенды. Жил-был, значит, портретист, рисовал себе всю жизнь за деньги лица прогуливающихся по Арбату зевак, зарабатывал свои жалкие пять копеек и каждый день приходил снова и заступал на пост. Но однажды, как рассказывают очевидцы, мужик случайно нарисовал девушку. Просто незнакомку, проходящую мимо. Написал ее по памяти, и картина получилась совсем другая. Несколько штрихов дороги, немного неба, и женский полупрофиль, как будто исчезающий в тумане. И настолько это получилось необычно, лицо с портрета так притягивало взгляды, так завораживало, что работу чуть ли не в тот же день захотели купить. Михей, Михаил то есть, обалдел и внезапно продавать отказался. А вместо того чтобы приступить к обычному ремеслу, зазывать прохожих, он, как говорят, вдруг начал внимательно смотреть по сторонам и искать образы. И вот выловил из толпы «театральную старушку», бабушку, божий одуванчик, которая еле передвигала ноги, но сумела накрасить губы и надеть шляпку с цветком. И все в таком духе. Говорят, он перебивался с копейки на копейку, совсем ничего не зарабатывал, все рисовал, не мог остановиться. Пока однажды его работы не заметила одна дама, байер известной лондонской галереи. И тогда понеслось. Первая выставка «Лица Арбата» с успехом прошла не только в Англии, но и по всей Европе. Потом Михей сделал «Лица Монмартра», «Лица Пикадилли» и так далее. Уже лет пять как живет где-то в Италии, в своем особняке, стал известной персоной в мире искусства.

Арсений испытывал двоякие чувства. С одной стороны, трепетную гордость за старого друга, который смог так изменить судьбу. Никто и предположить не мог, что в Мишке дремлет такой талант, который не давал о себе знать столько лет. А с другой – сегодняшние планы рухнули. Словно новая жизнь художника была каким-то знаком для него, Арсения, что все не так. Что все изменилось и прошлого не вернуть.

– Бред какой-то, – прошептал Морозов, тряхнув головой, словно желая выйти из оцепенения.

– Какой же это бред? – возмутился парень. – История Михея для всех нас словно пресловутый луч в темном царстве, надежда…

– Нет-нет, я не об этом. В голове у меня черт-те что творится. Прошлого не существует, оно хранится лишь в наших сердцах. И тревожит только до тех пор, пока скрывает какую-то тайну. Все меняется. И если старинного друга нет на месте, если кафе, в котором мы сейчас сидим, зовется совсем не так, как я помню, значит, и жизнь идет. И моя должна продолжаться тоже, а не пробуксовывать на месте из-за ржавых якорей десятилетней давности. Все еще можно исправить, но для этого мне надо последний раз вернуться в прошлое. Спасибо за рассказ, порадовал меня, не ожидал я такого. Ты прости, закажи себе нормальный обед, угощаю. А мне пора, дела.

Арсений бодро вышел из кафе и пошел в сторону метро, оставив за столиком молодого художника, ошарашенного этим странным монологом о прошлом. Теперь Морозов точно знал, что нужно делать.

До той деревушки, затерянной по дороге к подмосковному Устюгу, добраться можно было только на машине. Да и неизвестно, куда понадобится ехать потом, где искать нужных людей. Получается, придется тратить целое состояние на такси или искать помощи в корпорации. Нет, там нельзя. Сначала нужно разобраться во всем самому, а потом уже идти на контакт. Не осталось никаких телефонов, никаких адресов, ни одного человека, к которому можно было бы обратиться за помощью. Хотя…

Художник Саня уже снова стоял у мольберта.

– Почему-то так и знал, что вы вернетесь! – усмехнулся он.

– Вернулся. Так уж получилось, что ты сейчас единственный, кто может помочь. Мне нужно найти врача или акушерку, которые двадцать пять лет назад работали в деревенской больнице в районе Устюга. В Москве сейчас ведь уже есть что-то вроде сыскных агентств? Потому что мне нужен частный детектив. Хороший.

* * *

– Мы увидимся еще? Несмотря на провал с рестораном? Очень хочу все исправить!

Влада улыбнулась. Ощущение, что они с Максом с одной планеты, вроде бы немного растаяло в начале вечера, но потом свидание спасла Доманья.

– Увидимся. Ты ведь не мог знать, что я не люблю пафосные заведения. И вообще, проехали, я уже забыла про фуа-гра и лягушачьи лапки. И про швейцара, который не хотел меня пускать. Главное, что с тобой было интересно.

– Честно говоря, ужин был больше похож на деловую встречу. Я еще ни разу не обсуждал с девушкой бизнес, а тебе вот даже дизайн-проект будущего доманского отеля показал. Но если учесть, что об этом месте вообще ни один из моих знакомых не знает и обсудить подробности не с кем, то ты оказалась просто спасением. Знаешь, когда в голове прочно сидит какая-то идея, говорить хочется только о ней. Тебе ведь не было скучно?