– Мы его обратно не поведём, – отрезала Анна. – Я не хочу, чтобы он и близко подходил к приюту.

– Нам придётся, – сказала Элли. – Здесь он в опасности.

Анна с отвращением поглядела на Элли.

– Тебе охота его поизучать, верно? Он вроде… эксперимента, верно? Как одна из твоих дохлых крыс.

– Я не крыса! – воскликнул Сиф, накинувшись на Анну. – А кто ты вообще такая?

Анна сжала кулаки.

– Я та, кто сдаст тебя Инквизиторам, если ты не побережёшься.

Сиф шагнул вперёд, и Анна набычилась в ответ, встретив его практически нос к носу. Элли втиснулась между ними. И снова морские воды зарокотали.

– Иди и встань вон там, – велела Сифу Элли. К её удивлению, он послушался и, привалившись рядом с одной из статуй, закрыл глаза. Выглядел он так, словно вовсе не сомкнул ночью глаз.

– Это опасно, Элли, – зашептала Анна, стиснув Эллину руку. – Он…

– Он не Сосуд, – устало проговорила Элли. – Я могу тебе это доказать.

– Тогда что он такое?

Элли поглядела на Сифа, который, стоя с закрытыми глазами, морщился всякий раз, как волна накатывала, и расслаблялся, когда она отходила.

– Что-то иное.

– Знак Сосуда номер четыре, – зачитала Элли вслух, держа книгу в руках. – Кожа Сосуда имеет бледный, нездоровый оттенок и неестественную склонность к ссадинам и синякам, на ощупь она часто бывает влажная.

– Нам так необходимо всё это делать? – пожаловался Сиф. Он стоял на табурете посреди мастерской, а Элли осматривала его. Анна стояла на соседнем верстаке и, крепко держа обеими руками гарпунное ружьё, целилась прямо в Сифа. Только так Элли сумела убедить Анну позволить ей привести его обратно.

– Да, – сказала Элли. – Но осталось уже недолго. Кастион должен прийти с минуты на минуту со спешной доставкой. – Она снова повернулась к Анне. – Как я уже говорила, нездоровым он не выглядит. И он совсем не влажный, – прибавила она, приложив ладонь ко лбу Сифа. Сиф сморщил нос.

– А что насчёт тех синих отметин, что появились у него под кожей?

– Нездоровыми они точно не были – просто чудными. Давай продолжим. Знак Сосуда номер пять. Сосуд часто держится отчуждённо, поскольку прислушивается к внутреннему голосу, говорящему с ним. Воистину же это голос Врага.

– Так ведь он же слышит голос, – заметила Анна.

– Да, но мы уже выяснили, что он слышит море, а не Врага, – ответила Элли.

Сиф подавил ещё один зевок и опустился на свой табурет. Он взял каравай хлеба и принялся отрывать зубами большущие куски.

– Фи, он такая свинья, – сказала Анна. – И не в хорошем смысле этого слова.

Элли пробежала глазами страницу.

– Знак Сосуда номер одиннадцать, – прочитала она, довольная собой. – Сосуд отличает значительно сниженный аппетит.

Анна наградила её недобрым взглядом.

– Знак Сосуда номер двенадцать, – продолжала Элли. – Его волосы легко выпадают.

– Эй! – возмутился Сиф, когда Элли безуспешно попыталась вырвать прядь его густых чёрных волос. – Всё, ты доказала свою правоту, – сказал он, отталкивая её от себя.

Анна взмахом руки подозвала Элли поближе, не отводя гарпунного ружья от Сифа.

– Дай-ка мне посмотреть.

Элли неохотно протянула ей книгу. Анна едва взглянула на страницу.

– Сосуд любит лопать много хлеба, – провозгласила она.

– Анна, ты держишь книгу вверх тормашками, – сказала Элли.

Анна пихнула книгу в руки Элли.

– Мне плевать, что говорит какая-то дурацкая книга! Он Сосуд, и он не может здесь оставаться. Только не через улицу от сирот.

В дверь мастерской постучали. Все окаменели. Анна ткнула пальцем в дверь подвала.

– Иду, иду, – пробурчал Сиф и, проходя мимо, взмахом руки сбил в сторону гарпунное ружьё.

– Элли! – раздался голос Кастиона. – Это я. Ты у себя? – После небольшой паузы он добавил: – Тот твой паук ведь не сбежал опять?

Элли поспешила к двери и отбросила запоры в сторону. На улице стоял Кастион с четырьмя своими матросами, и лбы всех пятерых были усеяны каплями пота. Они держали большой железный сундук, напоминавший массивную ванну, только снабжённую крышкой.

– Всё доставлено точно, как заказано, – с ироничной улыбкой объявил Кастион. На протяжении многих лет его так часто призывали в мастерскую с заказами на странные материалы в не менее странное время суток, что он давно перестал задавать вопросы.