Можно было перезвонить Папазяну и узнать подробности, но я не стала этого делать. У меня в кармане лежал ключ от квартиры Зелениных, и я решила посмотреть на место действия своими глазами.

Через двадцать минут я припарковала свою «девятку» в двух шагах от Светланиного дома. В подъезде меня не видела ни одна живая душа, милиции здесь тоже пока (или уже?) делать нечего, поэтому при желании я могла оставаться в пустой квартире хоть до утра. Я даже рискнула зажечь в комнатах свет, поскольку вряд ли кто в наше время способен переполошиться по такому поводу.

Все было настолько явно, будто несчастье произошло несколько минут назад. Никто ничего не трогал в квартире с того момента, как Светлану увезла карета «Скорой помощи».

На полу там и здесь виднелись бурые пятна, свидетельствовавшие о способе, которым Светлана попыталась свести счеты с жизнью.

Это была бритва.

Ванная напоминала кадр из фильма ужасов. Никто не удосужился даже спустить воду. Не говоря уже о том, что весь пол был залит кровью.

Мне можно было даже не особенно стараться не оставлять следов. Потому что скорее всего никакого визита сюда криминалистов не будет. Если, конечно, Светлана останется в живых.

Я набрала номер телефона клиники, куда, по моим предположениям, ее увезли, и не ошиблась. Дежурная медсестра сообщила, что состояние больной «средней тяжести», что непосредственной угрозы жизни уже нет и что в настоящий момент пострадавшая спит. Она именно так и сказала — «пострадавшая».

И неожиданно это слово открылось мне в новом, неведомом до сих пор значении. Пострадать ей, судя по всему, пришлось немало. Я вспоминала ее поведение во время первой нашей совместной «прогулки», и теперь мне казалось, что решение уйти из жизни созрело у нее именно тогда, на берегу Волги.

Через пятнадцать минут я хорошо представляла себя, что произошло в этой квартире несколько часов назад.

Светлана навела порядок, помыла посуду, с бритвой в руках залезла в ванну и открыла горячую воду. До сих пор полы были влажными, а кое-где стояли еще небольшие лужицы.

«Вот тебе, — подумала я, — и ответ на вопрос, кто сообщил в милицию». Видимо, вода протекла в квартиру на четвертом этаже. Обеспокоенные этим соседи позвонили в дверь, но им никто не открыл. Тогда они позвонили в милицию. Наверняка льющаяся с потолка вода и неожиданная после недавнего грохота музыки тишина навели их на подозрения, что не все ладно.

Вернувшись к входной двери, я не обнаружила никаких следов взлома, хотя обычно в таких случаях милиция не церемонится. Может, у соседей был запасной ключ? Вряд ли сама Светлана открыла им дверь.

Но так или иначе, Светлана жива, и мне не придется сообщать ее мужу о ее последних перед попыткой самоубийства минутах жизни. Подумав об этом, я облегченно вздохнула. Терпеть не могу сообщать о смерти родным и близким, тем более в подобных обстоятельствах.

Если бы Светлана умерла, чем бы я могла успокоить Вениамина? Сообщением, что его жена перед смертью в голом виде танцевала перед видеокамерой? Не самое достойное занятие пред вратами вечности. И не самое лучшее утешение для вдовца.

Как ни странно, я не нашла в квартире никаких шприцов и ничего другого, что так или иначе было бы связано с наркотиками. Скорее всего ничего такого в квартире не было, и Светлана никогда прежде дома не кололась. Или Хрусталев принес все необходимое сам и забрал с собой после «праздника», или Светлана выбросила все на помойку. Этот второй вариант я тоже не исключала. Тем более что на обратном пути из Константиновки ничего подобного в сумке «красавчика» не было. В этом я была уверена.

Квартира на этот раз произвела на меня очень приятное впечатление. Я переходила из комнаты в комнату и поймала себя на мысли, что примеряю ее на себя. А такое случается со мной только тогда, когда квартира мне действительно нравится. И отделка комнаты, и старая, со вкусом подобранная мебель, и большое количество книг повсюду заставляли предположить, что люди, создававшие этот интерьер, собирались прожить здесь долгую счастливую жизнь.

На стене в спальне висел большой и, по-моему, очень удачный портрет Светланы, который я не заметила в первый раз, а теперь разглядела как следует. На нем она была изображена в симпатичном желтом сарафане с букетом одуванчиков в руках. Ветерок слегка растрепал ее шикарные волосы и поднял в воздух целое облако пушинок. Казалось, еще немного — и одна из них вылетит за пределы рамы, и ты сможешь поймать ее рукой. А Светлана смотрела с портрета с таким выражением, словно приглашала зрителя принять участие в неведомой забавной игре. Не будучи искусствоведом, не берусь судить о художественных достоинствах полотна. Но одно могу сказать наверняка: кто бы ни писал этот портрет, делал он это с любовью к своей модели.

Были на стенах и другие картины, а на книжном шкафу стояла целая коллекция старинных подсвечников.

Это была совершенно благополучная квартира, в которую никак не вписывались ни наркотические вакханалии, ни тем более самоубийство.

Я не стала разыскивать что-нибудь наподобие дневника Светланы. Во-первых, не очень надеялась на такую удачу, а во-вторых потому, что при таком обилии книг в книжных шкафах поиски потребовали бы слишком много времени. Ночевать я здесь, конечно, не собиралась. И как раз собралась уже идти домой, когда раздался телефонный звонок. Вздрогнув от неожиданности, я подошла к аппарату. Это был дорогой современный телефон с памятью, определителем номера и автоответчиком, который сработал после нескольких гудков. Я услышала незнакомый голос, но сразу же поняла, кому он принадлежал.

Это был Хрусталев. Видимо, он уже протрезвел и спешил поделиться новостью. Говорил он грубо и нагло:

— Я знаю, что ты дома. Можешь, конечно, не брать трубку, но могу тебе сказать, что у тебя крупные неприятности — пропала наша кассета.

Помолчав с полминуты, он снова заговорил:

— Может быть, все-таки возьмешь трубку?.. Нет? Ну и х… с тобой.

Вот такое ласковое сообщение оставил он своей «возлюбленной». На всякий случай я забрала с собой и эту кассету, тем более что никаких других записей на ней не было.

Через пару минут я уже сидела в своей машине и размышляла, куда бы отправиться в столь поздний час. Домой ехать не хотелось, все мои друзья или уже спали, или находились «при исполнении», поэтому я решила просто покататься по ночному городу, поставив на магнитофон красивую музыку. Это мое традиционное развлечение, я люблю колесить по пустынным улицам чуть ли не до утра. А иногда и рассвет встречаю в машине. Но в этом случае я уезжаю за город, куда-нибудь на гору, чтобы не пропустить торжественного момента — появления первого солнечного луча. Таким образом я приобщаюсь к вечности.

Покатавшись немного по центральным улицам, я решила совместить приятное с полезным и еще раз побывать у дома Хрусталева. Этот человек не давал мне покоя, вся его жизнь представлялась мне каким-то зловещим кошмаром и интриговала своими тайнами.