Турецкий вздохнул, посмотрел на него своими голубыми глазами и, вынув из портфеля папку, молча раскрыл ее. Вытащил бланк ордера с печатью и начал заполнять его. — Что ордер? — прокомментировал Курбатов, слегка переиначив крылатую фразу графа Монте-Кристо. — У меня всегда с собой есть ордер! — А что вы еще умеете? — задал вопрос Поремский. — Все, — многозначительно произнес Турецкий. — Продаю индульгенции, отпускаю грехи прелюбодеяния, спаиваю жаждущих, только мертвых не берусь воскрешать… Рюрик, давай сюда аппарат. Я уже дал задание Грязнову. Для нас в пятнадцатиминутной готовности вертолет и группа захвата. Возьмешь все материалы по Волобуеву и попытайся выяснить, кто мог проявлять интерес к его работам. Володя, с утра давай в Шере—метьево. Выясни, как ушли те двое, нами задержанные, кто хлопотал и так далее. И еще один момент. Помнишь бумагомараку? А ведь он не в первый раз с ними встречался! Когда основные направления были определены, у Турецкого зазвонил телефон. — Саня, интересная для твоего дела информация поступила, — радостно оповестил Грязнов. — В Филатовскую доставили рыжего, мальчонку, покусанного крысенком. Парнишку раздуло словно бочку. А когда медики сделали анализ, у него обнаружилась аллергия на вещество, находящееся еще в стадии испытания в Институте медицинских и биологических препаратов имени Марасевича. Курировал испытания и разработку зверски убиенный низкорослым преступником профессор Волобуев! — Слава! Целую тебя в твою светлую тонзуру! — радостно вскричал Турецкий. Когда застолье подходило к концу, Курбатов вынул телефон и, выйдя из кабинета, произнес несколько слов. Попрощавшись с хозяевами ресторана, следователи, слегка пошатываясь, вышли. Оглядевшись, Курбатов быстро попрощался и пошел к дороге. Возле него резко затормозила сиреневая иномарка. Сидевшая за рулем девица приоткрыла дверцу. Александр сел и умчался. — Во дает! — восторженно произнес Рюрик. Турецкий за его спиной вынул из бумажника купюру и незаметно отдал подошедшему Ашурали. Играть они в эту игру стали еще в стародавние времена, когда хитрый узбек предложил существенную скидку взамен подпольной расплаты. Криминальные структуры, выяснив, что ресторанчик под «крышей» прокуратуры, рэкетом его обкладывать побоялись.

Утром следователи собрались в кабинете Турецкого. Несмотря на позднее завершение ужина, все выглядели, может, кроме Курбатова, как «огурчики». Сашок временами то давил зевок, то вдруг начинал загадочно улыбаться. — Борисович, надо что-то предпринимать, — произнес Поремский. — Мы можем сколько угодно долго прослушивать, как воркуют голубки, а дело с точки не сдвинется. — Что предлагаешь? — проведя рукой по лбу, спросил Турецкий. — Брать? В этот момент зазвонил телефон. Турецкий поднял трубку и произнес: — Да, я вас слушаю. — Александр Борисович? — громко прозвучало на всю комнату. — Да. — Это Ямпишев звонит. Я из госпиталя. — Здравствуй, Ямпишев. Как дела? — едва сдерживая саркастическую улыбку (все же с парнем случилось несчастье), спросил Турецкий. — Ничего. Вроде все нормально. Завтра провокация. Пивом поить, говорят, будут… — А что, если провокация, Борисыч? — предложил Рюрик. — Провокация? — переспросил Турецкий, поворачиваясь к Елагину. — Минуту! Давай лечись и спасибо за дело. — И бросил трубку. — Ну? — Да все элементарно просто. Из того, что Тур сидит безвылазно, а Чабанов продолжает выполнять указания, ясно, кто из них доминирует. Мало того, мы знаем, что Тура разыскивают. С другой стороны, Тур моложе, а это для секс-меньшинств очень важно. Предлагаю разыграть сцену измены Тура Чабанову. По идее, отвергнутый любовник должен потерять осторожность. — Ну, что скажешь? — обращаясь к Курбатову, произнес Турецкий. — Идея попахивает сумасшествием, а значит, может прокатить. — А что это вы так смотрите на меня? — вдруг возмутился Елагин. — Рюрик, разве ты не знаешь закона? Любая инициатива наказуема! — улыбнулся Турецкий. — Тебе поручается прошвырнуться по гей-клубам и подобрать «рокового красавчика», чтобы Туру никаких шансов не осталось. Александр! Не надо так улыбаться. Твоя задача — добровольное предоставление жильцами сверху своей квартиры на время операции… Курбатов был в замечательном настроении. Стояло свежее, нежное утро перед замечательным жарким днем. Он встретил удивительную женщину, страстно терзавшую его всю ночь. Ехать в сторону области с утра было сплошным наслаждением. А огромнейшая встречная пробка лишь служила лишним напоминанием того, как ему повезло с направлением движения. «Тойота» Курбатова резко затормозила у знакомого голубого фургона. Александр выскочил и машинально стукнул кулаком по двери. Затем сообразил, что погорячился, но было поздно. Дверь распахнулась. Вы—скочил всклокоченный Бочкин с красными глазами. — Тебя что, не предупреждали?! Аппаратура у нас тонкая! — Ладно, извини, случайно получилось, — примирительно произнес Курбатов. — Разговор есть. Выходи погуляем, а то задыхаться начинаю в вашей будке. Бочкин, на ходу протирая кулаками глаза, вылез. Дверь за ним немедленно захлопнулась. Потянувшись, вынул из кармана пачку сигарет. Одну из них сунул в рот. Похлопал себя по карманам и спросил Курбатова: — Куришь? — Нет. Тогда Бочкин подошел к фургону и начал долбить кулаком по стенке. — Аппаратура, — напомнил Курбатов. — Да ведь этих сурков хрен поднимешь иначе. Замок щелкнул. Дверь приоткрылась. Из нее высунулась рука с горящей зажигалкой. Бочкин прикурил. Рука исчезла. — У меня такой вопрос, — произнес Курбатов, — ваша суперсовременная аппаратура шарит только по квартире, на которую выписан ордер, или может прозондировать и соседние квартиры? — Я уже предполагал подобный вариант развития событий и прозондировал почву, — с удовольствием затягиваясь сигаретой, обрисовал ситуацию Бочкин. — Соседи слева и справа — обычные семьи. В квартире под профессором живет вредная подозрительная бабка. А над ним пьяница и дебошир местного значения, у которого постоянно собирается всяческий сброд. Каждый приносящий бутылку может поселиться, пока его не выгонят. — А взглянуть на это можно? — спросил Курбатов, влезая в душный фургон. Бочкин пощелкал тумблерами. Загорелся экран видеомонитора. Курбатов увидел окна квартиры Чабанова. Они приблизились. Оператор покрутил регулятор, и в какой-то момент изображение пропало, но за миг до этого мелькнула внутренняя обстановка квартиры. Оператор повозился еще немного и наконец поймал четкое изображение. Шторы на окнах стали прозрачными. Перед мольбертом с чистым холстом не шевелясь стоял человек. — А звука почему нет? — спросил, поеживаясь, Александр. — Так он же молчит. Курбатов, восторженно ругнувшись, покинул душный фургон. С наслаждением вдохнул свежий воздух. — Чем вы там только дышите? — Привычка. Но иногда такое кино показывают, обо всем на свете забываешь. Курбатов сел в свой автомобиль и поехал. Тормознув у подвижного поста дорожно-патрульной службы, выяснил месторасположение отделения милиции. — Добрый день. Следователь по особо важным делам Генпрокуратуры Курбатов, — войдя в типовое двух—этажное здание, представился он сидевшему с раскрытой засаленной книгой сержанту. — Мне бы участкового, за которым закреплен дом по адресу: улица Мира, восемьдесят семь! Сержант, перевернув, отложил в сторону рассыпающееся издание в мягкой обложке. «Менты против братвы», — прочитал название Курбатов, и по названию он решил, что книга на стороне закона. Изучив удостоверение и сделав запись в журнале, дежурный произнес: — Девятая комната. Это наверх. Курбатов поднялся на второй этаж. Вошел в помещение, видевшее капитальный ремонт еще при совет—ской власти. Вновь представился. — Чем можем помочь прокуратуре? — спросил мужчина лет сорока в джинсовом костюме. — Улица Мира, восемьдесят семь, к-квартира двадцать пять, — слегка заикаясь, спросил Курбатов, — некий Подметков Иван Степанович, ваша епархия? — А? Ну, это известная личность. У нас есть несколько постоянных маршрутов. Выезды в этот притон давно стали плановым мероприятием. По этому адресу уже зафиксировано два убийства и несколько телесных повреждений. Но хозяин чист. Гости шалят. Это раньше можно было посадить на годик и — на сто первый. А сейчас? Хата приватизирована. Он домовладелец. Кого хочет, того и пускает. Соседей жалко. Они лишь на одно надеются, что в психушку его скоро навсегда определят. — Что? Живет одинокий алкаш и его еще фиктивно не оженили? — Давно бы. Не могут. Он в группу риска входит. На учете в психдиспансере состоит. Без разрешения медкомиссии не распишут. А они его не дадут. Нас боятся. Мы же обязаны его оберегать от квартирных махинаторов. У него одна особенность: пьет, пьет, когда начинает чувствовать, что едет крыша, сам звонит в больницу. Его забирают и принудительно лечат с месяцок. Затем отпускают. Некоторое время живет тихо. Вскоре все повторяется. — Квартира уж больно большая для одного, — рассудил Курбатов. — Да. Я ее хорошо изучил. Раньше там жили мать, отец, два сына, дочь. Девка вышла замуж и уехала, навсегда забыв родственников. Старший брат, Петр, имел две ходки. Второй раз сидел за убийство. В зоне потерял ногу. Несколько лет тихо пил. Затем отца порубил топором. Старик не выжил. Петра посадили. Года три назад выпустили. Прошлой зимой сгорел на диване от окурка. Старушка умерла через год после деда. Остался один Иван. Он тоже сидел. За что, точно не помню. Можно уточнить статьи. Но, кажется, тоже убийство. Или я что-то путаю? Наконец догадались провести экспертизу. Обнаружился весь набор шизы. Когда трезвый, может сам прийти, поговорить. Вроде и не дурак. Главное — осознает, что есть проблема. Я же, говорит, слаб на голову. Психически неуравновешен. Поэтому никакой силы воли, тормозов у меня нет. Сам боюсь что-нибудь натворить. Так вы меня по первому звонку в обезьянник или психушку. Мы так и делаем. Его забираем. А всех гостей гоним из квартиры под тем предлогом, что находятся без письменного разрешения. А это можно расценивать как проникновение в жилище. — Ладно, спасибо. Все, что мне было нужно, я выяснил. — Если что, забегайте, — гостеприимно попрощался участковый. — Знаете, — на пороге обернулся Курбатов, — а кому вы обычно звоните в больнице? — Рядоулина Гузаль Рашидовна. Она хоть и молода, но дело знает прекрасно. Телефон знают все психи района: 581-66-66. — Обождите, — вынимая блокнот, пропыхтел Курбатов, — такие имена я обычно записываю. Отсюда далеко? — В сторону Пироговского водохранилища. Поселок Дубки. Раньше электричка бегала. А теперь не пойму, кому потребовалось снимать ее с направления. Так удобно было. Три остановки — и ты на пляже. Уже и рельсы дачники растащили. — Ничего, — успокоил его Курбатов. — Я на автомобиле. Спасибо. Курбатов спустился вниз. Дежурный сержант вновь отложил книгу и уставился на Александра, ожидая указаний. «Братва против ментов», — прочитал следователь. Немного задумавшись, наклонился к окошку и произнес: — Телефончиком московским можно воспользоваться? — Диктуйте номер, — произнес сержант, протягивая Курбатову трубку. После нескольких срывов наконец послышались длинные гудки. — Двенадцатое отделение. Слушаю вас, — прозвучал женский голос. — Девушка, а могу я пообщаться с Гузалью Рашидовной? — произнес Курбатов, оттопыривая нижнюю губу. — Она на обеде. — До к-которого времени она сегодня работает? — Сегодня она дежурит до утра, — прозвучал четкий ответ. — Вас еще что-нибудь интересует? — Да. Что у вас сегодня на обед? — Пельмени! — ответила трубка, прежде чем начала издавать короткие гудки. Курбатов почувствовал, как засосало в желудке. Его организм затребовал именно пельменей. Обычно для себя Александр варил килограммовую пачку, но сейчас устроила бы и стандартная порция. Он вернул трубку дежурному. — Слушай, друг, — кивнул он головой на книжку, — а когда я входил, ты эту книгу читал? — Нет, — повеселев, ответил дежурный, — эту! Неожиданно он вынул две потрепанные книжонки карманного формата: «Менты становятся братвой» и «Братва мстит за ментов». — Так есть еще один томик, — не сумев преодолеть соблазна, произнес Курбатов. — «Как менты с братвой всех поимели». Сержант принялся записывать. Курбатов покинул отделение милиции. Автомобиль помчался в сторону поселка Пирогово. Поворот на Дубки, не заметив, проскочил. Поэтому пришлось спрашивать у прохожих. Разворачиваться, возвращаться. Но это нисколько не испортило настроения. Курбатову приходилось бывать в подобных заведениях. Но то, что он увидел, на дурдом совсем не походило. Во-первых, цвет. То, что он может отличаться от желтого, настолько поразило, что не удивило отсутствие обязательного глухого забора. За невысокими металлическими прутьями спокойно разгуливали в больничных пижамах и халатах больные. Ржавые ворота были открыты нараспашку. Но никто через них не бежал. Подошедший к ограде мужчина долго смотрел на Курбатова. Затем наклонился. Поднял с земли шишку и поднес ее к лицу. Следователь почему-то решил, что сейчас он начнет ее грызть. Однако тот неожиданно резко ее кинул. Попал Александру в лоб. Курбатов выругался, но понял, что сам спровоцировал несчастного. Сумасшедшим, кошкам и собакам смотреть в глаза нельзя. Вернулся к автомобилю и решил оставить его где-нибудь подальше от заведения со свободными нравами. Невдалеке стояли пятиэтажки. Он припарковал «тойоту» на площадке перед жилым домом. Вылез и огляделся. Подошел к женщине, сидевшей на лавочке. Вздохнул и, сев рядом, спросил: — Как вам здесь обитатели вон того заведения, не мешают? — Да нет. Привыкли. В темноте других бояться надо. — Но ведь они же непредсказуемы, — продолжал допытываться сыщик. — Это когда мало общаешься. У них тоже есть логика. Но просто она непостижима. А так, что они могут? Ну подойдет и будет лупить железкой по мусорному контейнеру или машине какой-нибудь, пока санитары не спеленают. Ладно, мне пора. Опоздаю на обед. Поставят во вторую очередь. Женщина встала и скользнула мимо следователя глазами, полными мутной пустоты. Затем медленно заковыляла в сторону здания веселенького голубого цвета. Курбатову неожиданно стало не по себе, словно столкнулся со смертью близкого или долго смотрел в ночное небо, пытаясь разгадать вечность и бесконечность. Он вынул футлярчик с неприкосновенным запасом. Там находились две сигареты и зажигалка. Александр закурил. Передохнув, вошел в помещение больницы. Небольшие столовые были сделаны так, чтобы все хорошо просматривалось. За стеклянными стенами больные сидели и ели пельмени. Он быстро дошел до поста и узнал, где можно найти дежурного доктора. Послали на третий этаж. Взбежав, увидел такую же прозрачную перегородку и трех девушек в белых халатах за столом. Уверенно вошел и спросил, усаживаясь на свободный стул: — А для меня двойная порция найдется? — Больные у нас питаются этажом ниже, — прозвучал ответ. — Я что, произвожу впечатление ненормального? — Да. — Это окончательный диагноз? — поинтересовался Курбатов. — Нет. Предварительный. На самом деле весьма трудно с ходу различить параноидально-шизофренический психоз от маниакально-депрессивного, — произнесла одна из них. — Подойдите на раздачу. У нас самообслуживание, — смилостивилась вторая. Курбатов встал. Определить, кто же из них татарочка, он не смог. Явные черты отсутствовали у всех, а вторичные, наоборот, были присущи каждой. Он подошел к окошку и прокричал: — Есть кто? Нового доктора накормите! Выскочившая плотная женщина так обрадовалась, что наложила ему чуть не тройную порцию. Когда вернулся к столу, девушки прыснули. Он быстро проглотил несколько штук и продолжил беседу: — Вкусные! — Это наши больные лепят, — похвасталась сидевшая слева. — Зачем вы это сказали? — укоризненно глядя в глаза, спросил вмиг утративший аппетит Курбатов. — А чтобы не жадничали! — прозвучал ответ. — Жила девочка, — начал рассказ Курбатов печальным голосом. — И была она от рождения слепая, но страшно жадная! И вот положат ей родители на тарелку пельмени, а она руками потрогает их и говорит: «У, как мало вы мне положили!» Ей больше положат, а она опять то же самое: «У, как мало вы мне положили!» Пошли родители девочки к доктору за помощью. Тот говорит: «Сварите полное ведро пельменей, вывалите их на огромное блюдо и посмотрите, что будет!» Родители так и сделали. Сварили ведро пельменей, вывалили на огромное блюдо, посадили за стол девочку. Она уселась, запустила руки в кучу пельменей и говорит: «У, как много пельменей! Я представляю, сколько вы себе положили!» Двое женщин засмеялись, а одна сильно погрустнела. Курбатов спросил: — Что-то не так? Гузаль Рашидовна, мне бы пообщаться с вами наедине. Женщины многозначительно переглянулись. Одна спросила: — Вы меня знаете? — Нет. Просто я рассказал глупый анекдот, для того чтобы определить, кто из вас троих вы. — Вы изучали психиатрию? — Психологию. Я могу доказать, что Ахиллес никогда не догонит черепаху и что если лошадь белая, то это вовсе не лошадь. Однако здесь я по служебной необходимости. Курбатов протянул ей удостоверение. Она слегка прикоснулась к нему правой рукой. Безымянный палец был не окольцован. Внимательно прочитала и, встав, пригласила за собой. В кабинете уселась за стол, предложив ему удобное кресло. — Ну? Чем я могу помочь нашим доблестным органам? Курбатов слегка закашлялся. Она его откровенно провоцировала на пошлые шутки относительно органов. Поэтому решил не поддаваться и произнес: — Иван Подметков ваш клиент? — Пациент! Клиент он ваш. Да, есть такой. Ярко выраженный синдром Корсакова. Разновидность «делирум тременс». — Как в «Кавказской пленнице»? — Именно. Мания преследования под воздействием спиртного. Ему кажется, что некие темные личности плетут заговор с единственной целью: лишить его жилья. Ведь квартира для него — это источник и пропитания, и выпивки. Самое ужасное, у Подметкова настолько слабая психика, что тормоза практически отсутствуют. Он легко поддается лечению, но так же легко сходит с колеи. Если бы не наша клиника, давно был бы на том свете. А так две недели реабилитации позволяют с месяц воздерживаться, затем пару месяцев беспробудно пить. Еще он своеобразен тем, что, когда чувствует приступ, сам напрашивается на лечение. — Вы сейчас готовы его принять? — спросил Курбатов. — Мест свободных нет, — ответила Гузаль. — Давайте так. Завтра с утра прибудет бригада ремонтников и начнет к-красить ваш забор. — Присылайте вашего Подметкова, — неожиданно согласилась врач. — Только не надо маляров. У больных от запахов начинается обострение. Все пациенты будут ходить перепачканные краской. У некоторых пошатнется неустойчивая стабильность при обнаружении изменения среды обитания. — Хорошо, — обрадовался он. — Договорились. Когда мы встретимся? — Его примут в любое время. — Я имел в виду, вы и я, — уточнил, улыбаясь, следователь. — Знаете, возможно, даже раньше, чем вы сами предполагаете. У вас всегда так безвольно опускается нижняя губа? — Что вы хотите сказать? — насторожился Курбатов. — У вас в роду не было душевнобольных или великих математиков? — произнесла врач, привставая и внимательно вглядываясь в лицо Александра. — Ну все, прощайте! — воскликнул он, покидая уютный кабинет. — До свиданья! Курбатов вернулся в Мытищи на улицу Мира. Бросив автомобиль за два квартала, чтобы случайно не попался на глаза профессору, поднялся на третий этаж и нажал грязную кнопку. Звонка не услышал. Тогда толкнул дверь. Она отворилась. К подобным обиталищам он уже привык. Классическое место для совершения бытового преступления. Отличия бывают только в хламе, который обычно тащится с мусорников. У Подметкова обнаружился целый склад бэушных автозапчастей. Прогоревшие глушители, наполовину сточенные тормозные колодки, ржавые амортизаторы. Вокруг стола с низко отпиленными ножками располагалось несколько грязных драных сидений от автомобилей. На одном из них спал человек. Судя по остаткам закуски, употреблялась водка, хлеб, селедочка. Курбатов вынул бутылку водки. Молча откупорил ее. Достал два пластиковых стакана. Вынул из нагрудного кармана плоскую флягу. В один налил из нее воды. В другой водки. Хотел выбрать кресло почище, но показалось, что по нему ползает какая-то живность. Поэтому просто присел на корточки. Постучал костяшкой пальца по столу. Иван встрепенулся и открыл глаза. — Ты кто? — обдав перегаром, задал он привычный вопрос, но было понятно, что интересует его исключительно содержимое стакана. — Твой ангел-хранитель. — Водка? — Водка. — С нечистью не чокаюсь, — произнес Иван, поднося стакан ко рту. — С к-каких это пор ангелы перешли в разряд нечисти? — выпивая воду, поинтересовался Курбатов. — Еще задолго до падения. Тут заходил один знакомый бог. Рассказывал. Ангелы, оказывается, не импотенты. Они просто кастрированные с рождения. И любого можно совратить с пути истинного, стоит только предложить яйца взамен крыльев. И летают они, несчастные, и ищут. — Находят? — Хрен! Вот ты отдашь свои за крылья? — Нет. — Видишь, значит, наш, чертяка! Ну, давай еще по одной. — Знаешь, я тут недавно перечитывал письма Плиния Младшего… — начал втягиваться в разговор с философствующим алкоголиком Курбатов. Ему захотелось блеснуть университетскими познаниями. — Дерьмо. — Что именно? — попросил уточнить Александр. — Да все эти ваши философы, — объяснил Подметков. — Самодостаточный человек не нуждается ни в каких вливаниях извне, кроме вот этого. Нет ни одной мысли, до которой невозможно додуматься самому. — Например, давай определим, что здесь делаю я?